Трудно быть феей. Адская крёстная (СИ) - Россо Ея (читаемые книги читать .txt) 📗
Самым сложным оказалась ткань, как ни странно. Все одежду, что Ждан из шкафа доставал, Яга браковала. Наконец, государь догадался заглянуть в отделение, где рубахи тончайшего полотна висели изо льна, хлопка, шелка нежнейшего, что сквозь игольное ушко проходили легко. Царевна поблагодарила за щедрость, но попросила платок чистый: много материи её не радовалось.
Раздобыв все необходимое, Ягиня подошла к мышу, напряженно на подлокотнике восседавшему. Домовой встревоженно подрагивал усами и смешно морщил нос. Царевна погладила грызуна по спинке и опустилась подле него на колени. Сириус тотчас подскочил и, стащив с дивана подушку, заботливо подал ведуне. Яга улыбнулась, стала на неё коленями и застыла, глаза прикрыв. Мужчины дышать перестали, боясь помешать. Тишина зазвенела суками железа а окном и гомоном людским со двора: дворцовый люд налаживал быт после снежной бури.
Голос женский полился ручейком весенним над головой мыша. Руки птицами вспорхнули и погрузили Кузьмича в транс, не дав упасть. Так и стоял домовой столбиком на подставке, глаза в никуда вытаращив, с хвостом в струнку вытянутым. Ягиня же близко-близко к нему наклонилась и, не переставая приговаривать, поднесла щипчики к загривку, что-то высматривая.
«Ты вода моя живая,
Лента силы голубая,
Порчу изнутри прими,
Домовому помоги.
Нитку черную найди,
Своей волей облеки,
Чары зла разрушь сбой,
Разуму окно открой,
Навья оберни скорей
Тем, кем был до черных дней.
Мышеловку отвори,
Душу с телом помири.
Порчу же тому верни,
Кто завязан на крови
С темным колдовством чужим,
Пусть развеется, как дым,
Дедушко вернёт живым.
Узелок я развяжу,
Вытащу назад иглу,
Разрушаю чары злые,
Отвожу слова лихие.
Возвращаясь, стань былым,
Старым добрым домовым!»
Ждан нетерпеливо подался вперед, не сводя глаз с мыша, все еще столбиком на подлокотнике стоящем. Сириус боялся выдохнуть, чтобы не разрушить невзначай магию. И оба ждали чего-то необычного. Но грызун без громов и молний вдруг качнулся и на пол упал. Ягиня едва успела подхватить маленькое тельце. А в следующую секунду серая тушка начала стремительно расти, теряя клочья шерсти. Ягиня охнула и руки разжала. Бабай Кузьмич собственной дородной персоной с глухим стуком рухнул на ковер и замер бездыханным телом.
Ждан вскочил на ноги и кинулся другу верному, но Сириус успел его перехватить, звериным чутьем понимая, что мешать Ягине не стоит и снятие порчи еще не закончено. Друг, как ни странно, быстро ошибку свою осознал и вырываться перестал. Так и затихли мужчины за спиной царевны, плечом к плечу в молчание.
Тем временем Яга, в одной руке держа иголку чёрную, другой платок аккуратно развернула и осторожно накрыла им голову и шею домового. Затем ладошкой провела над тканью и что-то едва прошептала: «Прими в себя тьму ядовитую, иглу перевитую, порчу смертную, сохрани для огня, для навьего алтаря». Едва шёпот закончился, как хлынула из раны кровь тёмная, булавка в руках ведуньи живым черыём задергалась, пытаясь вырваться. Но царевна крепко держала поперек туловища, еще и рану рукой зажала.
Мужчины дёрнулись было на поиски тряпицы другой, увидев, как кровушка толчками выходит, но, сделав шагу в разные стороны, удивлялись и остановились: платок тьмой насыщался, не капли на пол не уронив, на тело домового не пролив. И вновь в оглушающую тишину, накрывшую комнату, ворвались уличные звуки глотком свежего воздуха. Сириус и Ждан глаз с Ягини не сводили, время от времени приглядываясь: задышал домовой или нет.
Кузьмич оживать не торопился, нервируя и без того злого царя. Государь, видя, как гибнет друг старинный что ему за второго отца был, начал закипать, гнев в себе вызывая. Кулаки сжались и мысленно молодой муж уже дважды жену свою ненаглядную выпорол, а Февронию на кол посадил. Откуда в нем столько кровожадности, Ждан и сам не понимал. Но желание действовать и невозможность вмешаться в процесс и повернуть время вспять, породили в душе мысли тёмные.
— Не корми силу тёмную чувствами своими недобрыми, — прошелестел тихий голос Ягини. — Иначе долго провозимся.
Сириус не дал царю н ответить, не возразить, схватил за рукав и за дверь вытащил. Там друзья и остались, напряженно вслушиваясь с стуки и шорохи за стеной. Сколько времени прошло с мометаЮ как вышли и до возгласа царевны, разрешающего войти, никто из них ответить не сумел бы. Минуты казались вечностью, пропитанной страхом: Ждан за Кузьмича молитву Роду возносил мысленно, волк — за царевну своего бога просил, чтобы сил достало Яге, и чтобы не пострадала она, тьмой не отравилась.
Но все когда-нибудь заканчивается и, столкнувшись в дверях плечами широкими, мужчины ворвались в кабинет царский, приготовившись к худшему.
Домовой все также ничком на ковре лежал, не шевелился. А вот Ягиня сидела, тяжело привалившись к креслу, с которого мышь недавно свалился. Не раздумывая, кинулся Сириус к царевне, рухнул перед ней на колени, осторожно за руку взял, и только услышав, как жилка бьётся по кожей, выдохнул, дышать начал.
Глубоко опечаленный Ждан опустился на пол рядом с Бабаем Кузьмичём, едва слёзы сдерживая. Пока волк с ведуньей возился, царь решил друга старинного на спину перевернуть: негоже отцу названному, соратнику верному, хранителю дворцовых тайн и порядка лицом вниз лежать. Не достойно.
Государь на ноги поднялся, наклонился, одной рукой за плечо домового прихватил, дугой за пояс взялся и чуть не рухнул на кряжистое тело когда «труп» Кузьмича закашлялся, закряхтел, заворочался на полу.
— Кузьмич! Родненький! — обрадовался Ждан и стал помогать на ноги подниматься, но от радости только мешал больше.
В конце концов хранитель с трудом великим, но сумел перевернуться и рядом с Ягиней уселся, на кресло облокотившись. Сама же ведунья к тому моменту в себя почти пришла и, полулёжа на груди волчьей, чему-то светло улыбалась. Сириус же, придерживая царевну, дышать боялся, чтобы счастье своё не спугнуть. Лишь изредка глаза прикрывал и вдыхал тонкий аромат трав лесных, коими волосы девичьи пахли.
— Х-р-зыр-ло-мы-кра-и-и-х-р-ры! — раздалось в комнате. — З-р-к-о-ра-и-ы-и-ы! — в голосе домового прорезались сердитые нотки.
Царевна встрепенулась и встревожено приподнялась, вглядываясь в лиц Бабая Кузьмича.
— Что, миленкий? Что?
— Хы-р — р-р-ы-ы-ы! Украли! — громко рявкнул Кузьмич на весь кабинет и захохотал облегченно: показалось старому, что речь у него пропала — вместе с мышиным писком ушла.
— Жив-здоров! И речь вернулась! — радостно вымолвила Ягиня, на секунду малую к волку вновь прижимаясь.
Затем девушка решительно поднялась, велев домового в кресло усадить. Осмотрела его со спины, довольно хмыкнула. Только теперь мужчины заметили: ни платка, ни иглы, ни крови чёрной в руках у спасительницы не наблюдалось. Спрашивать, куда вещи делись, не стали, решив захочет царевна — сама расскажет, что тут без них творилось.
Сириус подтащил стул со спинкой поближе к Ягине. Ждан воды домовому принёс. Кузьмич зубами о край стакана клацнул, смутился от собственной неловкости: пальцы как-то удивительно быстро отвыкли от к человеческих размеров и не хотели восстанавливаться. Но гордый хранитель отказался от помощи и теперь, держа кружку обеими руками, медленно пил. Трое спасателей деликатно отвернулись, чтобы не смущать Бабая Кузьмича. И обернулись одновременно, когда услышали хриплое:
— Это мы с коргорушей зеркало умыкнули-то. У нас оно, Ягиня Берендеевна.
Ответить Яга не успела. Во дворе завыло, засвистало, заскрежетало. Вихрь снежный в окна ударил, створки ставен с корнями из стен вырывая. Бешено мельтешащие снежинки завертелись еще сильнее, в образ складываясь. Белый женский лик с пустыми глазницами завис над дворцом. Темные провалы очей, без зрачков и радужки, обвели людей равнодушным взглядом, дрогнули уста белые и молвило чудовище.
