Без души (СИ) - Болдырева Ольга Михайловна (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
Возможно, в этот раз надежда сбудется. Запланированные дела красиво вплетутся в узор судьбы — ровный и правильный. Но люди не умеют довольствоваться полученным. Неважно, сколько пройдёт времени, чтобы радость успокоилась, а эйфория погасла под грузом новых забот и проблем. И человек снова начинает строить планы. На день, неделю, годы. Всё выглядит логичным и точным. Надо лишь хотеть, верить, стараться — и всё получится.
Сначала возникают мелкие неточности, но человек не обращает на них внимания. Зачем? Ведь всё уже спланировано, просчитано. Потом появляются проблемы. Их можно обойти, решить, постараться избежать встречи с ними. Но только до определённой поры.
Жизнь чаще всего ломает уверенных людей — она не принимает их. Да — смелых, да — несколько безрассудных. Но уверенность порождает слабость. Слабость — страх. За ними приходит отчаянье. А время не любит спешки. Тихий размеренный бой часов, лениво ползущая по циферблату стрелка — равнодушие к тому, что было, что происходит, что случится — ведь это ничто по сравнению с вечностью. Ему неприятны крики потерявшихся людей, пытающихся вырваться на свободу из липкой паутины минут.
Для кого‑то самый верный шаг — довериться течению времени. И человек, убаюканный мерным плеском волн, не заметит, как тихий ручей его жизни вольётся в тёмные воды Стикса, даруя покой и забвение.
Наверное, покой — это именно то, к чему мы стремимся. Проходя через жизнь, полную споров, громких новостей и шума машин, мы в конце понимаем, что просто стремились к тишине. И шепот волн становится лучшей наградой за дела и ошибки.
А новые люди, заняв опустевшие места, снова начнут строить иллюзии на мечтах и желаниях. И так же, как другие, будут принимать желаемое за действительное, стараясь перекричать соседа или занять лучшее место в жизни. И горько плакать, не дотянув до такой близкой и реальной цели…"
— Эй! Ты ещё пишешь? — голос Ирэн донёсся откуда‑то с улицы. Звонкий, счастливый, — иди сюда! Такой закат грех пропустить.
— Да, родная, конечно. Я как раз поставил точку, — в который раз пожалев, что никто кроме меня никогда не сможет прочитать эти строки, я захлопнул крошечную книжечку, которую чудом выпросил у старосты. — Уже иду.
Я одним глотком допил остывший отвар, который для меня готовила старая лекарка — он хоть и слабо, но всё‑таки спасал от приступов и видений. Иногда мне даже казалось, что они начинают блекнуть.
Встав из‑за стола, я посмотрел, всё ли в порядке с дочкой. Малышка спокойно спала, сжимая в кулачке небольшую куклу, которую я сделал для неё сам. Возможно, всё не так уж и плохо, и даже на осколках прошлых надежд можно построить что‑то хорошее. Мысль была тёплой и грела сердце, позволяя полагать, что жизнь начала налаживаться. Может быть, все ещё будет хорошо.
Будущее показало, что падать на осколки прошлого оказалось намного больнее…
Сейчас:
Девеан успел вовремя укрыться иллюзией тени, чтобы прошедшая в свою комнату предательница не заметила его. Сейчас от молодой женщины отчетливо пахло смертью. Словно Ларин уже одной ногой была в могиле. Надзиратель несколько шагов прошёл за ней по коридору, пытаясь почувствовать её будущее, но нет — тоненькая ниточка, отливающая серебром, тянулась вдоль дороги, по которой им предстояло проехать через несколько дней, потом делала странную петлю и, завязываясь узлом, терялась в наплывающем тумане неопределённости. Но интереснее всего было то, что Ларин, похоже, знала об этом, и сейчас, обняв подушку, тихо заплакала, ненавидя себя за то, что стала верной служительницей слепой госпожи и во всем полагалась на неё, говоря — выведет, укажет. Нет, не указала, не помогла её любимому выбрать правильный путь.
А значит, что основы этого мира вот — вот дрогнут, искривляя его время и пространство, и уже ничего не будет так, как было.
Но стоит ли говорить об этом Сергею? Или же…
В задумчивости Девеан прошел в конец коридора, не зная, какой же выход выбрать уже ему. И тут раздавшаяся из‑за неплотно прикрытой двери песня заставила его замереть, не дыша. Сердце пропустило удар, и снова забилось глухо — глухо.
Горький ветер обид обжигает лицо,
И взведен уж курок, и намечены цели.
Он был друг, он был враг, а теперь все равно —
Эту новую жизнь мы узнать не успели.
Лед в глазах обожжет, мрамор кожи пленит;
Кто любил, тот поймет и, быть может, простит.
Ты ведь тоже любил. Впрочем, мне не понять —
Как по крови идти, как опять умирать…
Сознание отказывалось воспринимать песню — её смысл — всё время, стараясь зацепиться за незамысловатый мотив, и заставить тело сделать два небольших шага, чтобы добраться лестницы и спуститься на первый этаж.
Песня продолжалась. Тонкий, никем не поставленный голос срывался на высоких нотах, но продолжал отдавать свою боль, вкладывая её в простую мелодию.
Догорает закат, взгляд уносится вдаль,
И зачем говорить, если ты не услышишь?
Я накину на плечи уставшие шаль,
Ты уже не живешь, хоть пока что и дышишь…
— Создатель Единый! — Девеан схватился за голову, не успев сразу отключить обострившиеся чувства, после попытки узнать будущее Ларин, и теперь каждая клетка его тела пропиталась чужой болью.
Он стоял посреди зала в родном замке мальчишкой, которому было тесно в маленьком и смешном мире. И пытался объяснить семье, что не бросает их, что ему просто хочется посмотреть множественную вселенную и научиться. Что он их очень любит. Нет. Они не слушали, для них Девеан стал предателем. Продался за крохи запретных знаний, которые так долго оберегал отец. В ушах звенели обвинения брата и оскорбления сестры. Память хранила слезы в глазах матери, а еще то, как она отвернулась, закрыв свое прекрасное лицо дрожащими руками. И тихую фразу отца, которого он первый раз в жизни видел по — настоящему серьёзным: "Я недооценил свою проклятую кровь". Кровь была не причем. Девеана всего лишь тянуло к знаниям. Вот и закончилась сказка в беззаботном маленьком мире. А уже потом по глупости он дал клятву Алевтине, которая весьма обрадовалась, заполучив такую игрушку и понимая, какую боль доставит его родителям знание, что их сын превратился в послушного слугу творца.
Что он хотел доказать? И кому? Себе… Тщетные стремления. Теперь всё, что от них осталось — разорвать цепь договора. Может, поэтому с каждым днём его настрой против наглого эгоистичного мальчишки истончался, превращаясь в понимание?
Но как же плетельщица все запутала. Сколько нитей завязала в один узел. А теперь вот отыскалась еще одна душа, обреченная жить прошлым.
— Будь ты проклята, Алив, — прошептал мужчина, пытаясь восстановить щиты и заточить память в глубинах сознания, — хотя бы за то, что можешь влиять на время…
Дверь тихо скрипнула. На пороге комнаты замерла Ирэн, тускло блеснул янтарный кулон.
— Ты хорошо умеешь притворяться, — заметил Девеан.
— Может быть, потому что у меня было время научиться играть и лгать? — слабо улыбнулась девочка. — Я помню все. Но больше ничего нет: ни навыков, умений. Итак многое отдала за возможность помнить. Хотя бы душа осталась. Поможешь?
— Хочешь быть с ним?
— Да.
— Даже, несмотря на то, во что он превратился?
Ирэн неопределенно повела головой, словно показывая, что такой вопрос можно было бы не задавать. Девеан поймал себя на мысли, что хочет провести рукой по рыжим волосам, обнять, успокоить. Какая глупость! Это не поможет склеить разбитой судьбы. Сколько же сил у этой женщины, заточенная в теле ребёнка, что она пошла за любимым в другую жизнь, вопреки всему, что ей пришлось вынести?
— Больно видеть его таким… — призналась она.
— Надеешься спасти? Удержать?
— Может быть. Но скорее последовать за ним… вниз, чтобы ему больше никогда не было одиноко. Это мой долг, — теперь улыбка горчила. — Все куда проще — это падение будет очень долгим.
