Владычица озера - Сапковский Анджей (список книг .TXT) 📗
— Поверю.
— Ему, — торжественно докончил Мэльфи, — ему лошади нужны были и форма военная. Он надумал где-нить тут стибрить. Потому как удумал в военной одеже на разбой идти.
— Чтоб его палач повесил!
— И побыстрее! — Бондарев сын слегка покачнулся, прислонился к стене и расстегнул штаны. — Жаль мне токмо, что Огребок с Мильтоном, дундуки, лбы деревенские, дали себя окрутить, пошли за Щуком. Так и их палач уже подвесить готов! Ну… в общем, накласть мне на них, лаптежников, понимаешь? А как у тебя-то, Ярре?
— В смысле?
— Ну, пристроили тебя куда-нить комиссары? — Мэльфи пустил струю на каменную стену. — Спрашиваю, потому как я уже записался. Мне надо за Мариборские Ворота, на южный край города. А тебе куда?
— Тоже на южный.
— Ха! — Бондарев сын несколько раз подпрыгнул, отряхнулся, застегнул ширинку. — Так, может, вместе воевать будем?
— Не думаю. — Ярре взглянул на него свысока. — Я получил назначение в соответствии с моей квалификацией. В бэ-эм-пэ.
— Знамо дело. — Мэльфи икнул и дыхнул на него убийственной смесью газов. — Ты ж ученый! Таких умников небось на важные дела берут, а не на мелочишку какую. Что делать! Но покамест маленько еще вместе походим. На южный край города все ж вместе нам дорога.
— Так получается.
— Ну, так пошли.
— Пошли.
— Пожалуй, здесь, — решил Ярре, глядя на окруженный палатками плац, на котором перемешивал пыль отряд оборванцев с длинными палками на плечах. У каждого оборванца, как заметил юноша, к правой ноге был привязан клок сена, а к левой — пучок соломы.
— Похоже, не туда мы попали, Мэльфи.
— Сено! Солома! — слышались на плацу крики командовавшего оборванцами ефрейтора. — Сено! Солома! Держи равнение, так-растак мать вашу!
— Над палатками штандарты развеваются, — сказал Мэльфи, — глянь сам, Ярре. Те самые лилии, о которых ты на большаке долбал. Штандарт есть? Есть. Армия есть? Есть. Стал-быть здесь. Верно попали.
— Ты, может, да. Я наверняка нет.
— А вона там, у забора, стоит какой-то чин. У него спросим.
Они пошли быстрее.
— Новенькие? — расставил ноги сержант. — С вербовки? Гони бумагу. Чего, мать вашу, стоишь будто столб? На месте шагом марш! Чего, говорю, стоите, курвы? Нале-во! Кру-гом! А, курва! И напра-во! Бегом марш! Кру-гом, курва! Слушай и запоминай! Допрежь всего, курва, к провиант-мастеру! Получить обмундирование. Кольчугу, накладки кожаные, пику, курва, шлем и корд! Потом на муштру! Быть готовыми к перекличке, курва, в сумерки! Маааарш!
— Минуточку. — Ярре неуверенно осмотрелся. — У меня, кажется, другое назначение.
— Чеееево?
— Простите, господин офицер, — покраснел Ярре. — Я только о том, чтобы избежать возможной ошибки… Поскольку господин комиссар четко… четко говорил о назначении в бэ-эм-пэ, вот я и…
— Ты на месте, парень, — фыркнул сержант, немного помягчавший от того, что его возвели в офицеры. — Тут как раз и есть твое назначение. Приветствую тебя в бэ-эм-пэ. Бригаде М… звонов Пехотинцев.
— А почему ж бы это, — повторил Рокко Хильдебранд, — и что это за мода такая — вашим милостям дань платить? Мы уже все, что следовало, уплатили.
— Эх-ма, гляньте-ка на нижушка-умника. — Рассевшийся в седле уворованного коня Щук залыбился дружкам. — Уплатил уже! И полагает, что вше. Ну прям как тот петух, что думал, будто в курятник попадет, а попал-то в ощип!
Окультих, Клапрот, Мильтон и Огребок согласно загоготали. Шутка была что надо. А забава обещала быть еще лучше.
Рокко заметил отвратительные липкие взгляды грабителей, оглянулся. На пороге халупы стояла Инкарвиллея Хильдебранд, его жена, а также Алоэ и Жасмина — дочери.
Щук со товарищи, паскудно усмехаясь, поглядывали на низушек. Да, несомненно, забава намечалась преотличнейшая.
К живой изгороди с другой стороны дороги приближалась племянница Хильдебранда, Импотьента Вандербек, ласково именуемая Импи. Это была действительно складная девушка. Усмешки бандюг стали еще плотояднее и отвратительнее.
— Ну, недомерок, — поторопил Щук. — Гони королевшкой армии денежки, гони жратву, гони лошадей, выводи коров из коровника. Мы не намерены ждешь штоять до ночи. Нам надобно ишшо нешколько деревень нонче наведать.
— А почему, собственно, мы обязаны платить и давать? — Голос Рокко Хильдебранда слегка дрожал, но в нем по-прежнему звучали настойчивость и упорство. — Вы говорите, мол, это на армию, мол, это для нашей же охраны. А от голода, спрашиваю я, кто нас охранит? Мы уже и зимние уплатили, и на довольствие, и душевые, и поземельные, и подымные, и огневые, и зерновые, и бог знает какие еще! Мало того, так четверо из этого поселка, в том числе и мой собственный сын, упряжками в военных обозах правят! И не кто иной, как шуряк мой. Мило Вандербек по прозвищу Русти-Рыжик, является полевым хирургом, важной персоной в армии… Стало быть, мы с избытком наш данный контингенс выполнили… Так чего ради нам платить? За что и на что? И почему?
Щук долго глядел на жену низушка, Инкарвиллею Хильдебранд из дома Бибервельт. На его пухленьких дочек, Алоэ и Жасмину. На красивенькую, как куколка, наряженную в зеленое платьице Импи Вандербек. На Сэма Хофмайера и его деда, старика Холофернеса. На бабку Петунью, яростно долбящую грядку мотыгой. На остальных низушков из поселка, побольше — на женщин и подростков, опасливо выглядывающих из домов и из-за заборов.
— Почему, шпрашиваешь? — зашипел он, наклоняясь в седле и заглядывая в изумленные глаза низушка. — Я те шкажу почему. Потому что ты — паршивый нижушек, чужак, приблуда. Кто тебя, нелюдя отвратного, обирает, тот богов радует. Кто тебя, нелюдя, допекает, тот ишполняет добрую и патеротичную обяжанношть. А такоже потому, что меня аж тошнит от желания твое гнездо нелюдшкое в дым обратить. Потому, что меня аж ошкома берет этих твоих недомерок оттрахать. И потому, что наш тут пятеро молодцев, а ваш — горшть недоделанных зашранцев. Теперь понимаешь почему?
— Теперь понимаю, — медленно проговорил Рокко Хильдебранд. — Идите отсюда вон, Большие Люди. Идите прочь, негодяи. Ничего мы вам не дадим.
Щук выпрямился, потянулся к висящему при седле корду.
— Бей! — рявкнул он. — Бей-убивай!
Движением быстрым, почти неуловимым, Рокко Хильдебранд наклонился к тачке, выхватил спрятанный под рогожей самострел, подкинул приклад к щеке и всадил Щуку бельт прямо в распахнутый для крика рот. Инкарвиллея Хильдебранд из дома Бибервельт размахнулась, и в воздухе закружился серп, точно и с разгону угодив в горло Мильтону. Кметов сын рыгнул кровью и дал козла через конский круп, комично размахивая ногами. Огребок взвыл и рухнул под копыта лошади, в его животе, вбитый по деревянную ручку, торчал секач деда Холофернеса. Дубина Клапрот замахнулся на старика палицей, но слетел с седла, нечеловечески визжа, получив прямо в глаз пикировочную иглу, запущенную Импи Вандербек. Окультих развернул коня и собрался драпать, но бабка Петунья подскочила и вцепилась зубьями мотыги ему в бедро. Окультих зарычал, свалился, нога застряла в стремени, испуганная лошадь потащила его через ограду, по острым колышкам. Грабитель рычал и выл, а вслед за ним, словно две волчицы, мчались бабка Петунья с мотыгой и Импи с кривым ножом для прививки деревьев. Дед Холофернес трубно высморкался.
Все событие — начиная с окрика Щука и кончая сморканием деда Холофернеса — заняло примерно столько времени, сколько требуется, чтобы произнести фразу: «Низушки невероятно прыткие и безошибочно метают всякого рода сельхозорудия».
Рокко присел на ступенях халупы. Рядом пристроилась его жена, Инкарвиллея Хильдебранд из дома Бибервельт. Их дочки, Алоэ и Жасмина, пошли подсобить Сэму Хофмайеру дорезать раненых и обдирать убитых.
Возвратилась Импи в зеленом платье с руками, окровавленными по локти. Бабка Петунья тоже возвращалась, она шла медленно, посапывая, постанывая, опираясь на испачканную мотыгу и держась за поясницу. «Эх, стареет наша бабка, стареет», — подумал Хильдебранд.
