Кладезь бездны - Медведевич Ксения Павловна (книги без регистрации TXT) 📗
Так продолжалось довольно долго.
Наконец, последнего из пленных отволокли от края башенной площадки, и карматский красавец проорал:
– Мы их всех убьем! Кого раньше, кого позже! Но если вы, жалкие неверные черви, желаете получить их назад, то мы – так и быть! – готовы меняться! Двадцать наших воинов в обмен на ваших трусов! Вернете наших храбрых проповедников – и мы даже не откромсаем этим жалким людишкам мужское достоинство! Богиня призывает обратно своих верных слуг!
– Ну, давай договаривай… – пробормотал за спиной Сумамы каид.
– Присылайте к нам своего человека на переговоры! Я – копье Богини, я делаю все по воле Богини! Присылайте человека, я сказал! Не сумеречника! Пусть ваш человек выйдет на середину тропы! Слышите, вы, жалкие трусы!..
Вокруг разом заорали, словно вторя карматам на вершине башни. Те тоже вопили, потрясая оружием. Пленников тычками погнали с площадки прочь.
Сумама обернулся – и вовремя. Работая локтями, Марваз пер прямо к халифской лошади. Кайсит почесал за ухом и вклинился в толпу вслед за ним.
Протолкавшись к самым золотым поводьям аль-Мамуновой кобылы, каид поцеловал правую ладонь и громко сказал:
– О мой халиф! Я пойду! Я пойду выручать моих братьев!
Аль-Мамун долго смотрел на Марваза, потом обернулся к нахохленному, мокрому Тарику. Нерегиль поддал каблуками в бока сиглави, и тот недовольно шагнул вперед. С мундштука текли длинные вязкие слюни.
– Иди, Марваз, – кивнул, наконец, командующий.
Ашшарит кивнул в ответ и потащил через голову перевязь с мечом. Оглянулся, кому бы отдать. Сумама с поклоном принял оружие мученика.
– Джамбию оставлю, – враз охрипшим голосом сказал Марваз. – Хоть за рукоять, если что, подержусь.
Ну, да. Какая там джамбия, если в тебя со стен целятся. Действительно, разве чтоб под пальцами чего привычное было…
Тарик криво улыбнулся:
– Оставь джамбию. На такие беседы мы тоже ходили с ножом у пояса…
Видать, нерегилю такие переговоры были не впервой. Сумама где-то слышал, что до того, как появиться в аш-Шарийа, главнокомандующий долго воевал на Западе.
– Нет силы, кроме как у Всевышнего, – четко проговорил над гомоном толпы халиф. – Пусть Он пошлет тебе удачу, о дитя ашшаритов. Он милостивый, прощающий…
Марваз снова кивнул. Тарик резко нагнулся с седла:
– Если будут бить?..
– Не сопротивляться, – буркнул в ответ каид. – Я знаю. Не сопротивляться.
Нерегиль медленно распрямился, все так же глядя каиду в глаза. И вдруг добавил:
– Они поведут тебя в крепость, Марваз. Иди с ними. Но подай нам условный знак. Если почувствуешь, что все, конец – сложи руки за спиной. А если решишь, что есть надежда выйти живым – заложишь руки за голову.
Каид мрачно кивнул.
– Не перепутай, о Марваз, – вдруг улыбнулся Тарик.
И оба, сумеречник и человек, невесело рассмеялись и хлопнули друг друга ладонь в ладонь.
Первый раз Марваза ударили, как ни странно, довольно не скоро. Уже даже смеркаться начало, когда они дали ему древком копья по почкам. Каид повалился в грязь у самого края обрыва. В сумеречном влажном воздухе его бело-красную куфию и длинную рубаху было издалека видать. Карматы, по своему обыкновению, щеголяли двойными длинными кольчугами и здоровенными зелеными чалмами. У воинов поганой богини, видать, денег было несчитано. На локти и локти зеленого шелка хватало.
Каиду дали еще сапогом в бок – ну, так, для порядку, – и вздернули на ноги. И тычком копейного древка направили вверх по тропе – к замку.
Марваз повернул голову к стоявшим у подножия холма. Его еще раз пихнули в спину. Каид медленно поднял руки и сложил их за головой.
Расстелив прямо в грязи молитвенный коврик, Сумама молился. Совершая ракат за ракатом, он не думал ни о чем, кроме молитвы. Большего он все равно сделать не мог.
– Эй, брат, – негромко позвал кто-то.
Это был Рафик.
– Помолюсь-ка и я, – сказал друг, расстилая рядом свой коврик.
И кивнул вверх.
Ворота Саара приоткрылись, пропуская в узкую щель фигурку в когда-то белой, а теперь грязной рубахе. Куфии на Марвазе уже не было. Со стены смотрели карматы. Многие при снаряженных луках.
Спустился каид не очень быстро – сильно хромал при ходьбе.
Доплетясь до своих, Марваз медленно сел на освобожденный для него молитвенный коврик. И, показав свежую щербину в зубах, улыбнулся:
– Щас, посижу немного. А потом пойдем. Ведите, ведите меня к повелителю верующих, воистину у меня есть новости для него.
– …А где их держат, ты узнал, о Марваз? – озабоченно нахмурился аль-Мамун.
И затеребил кончик узкой бородки.
Тарик, напротив, сидел на подушках совершенно неподвижно и даже не мигая.
– Воистину, да, о мой халиф, – покивал каид.
Прихлебнул чаю и сморщился: видно, челюсть не на шутку саднила.
– Во имя Милостивого! Это стоило мне зуба с правой стороны, – трогая разбитую губу, добавил Марваз. – Сначала они не хотели показывать.
Все понимающе покивали, переглядываясь.
– А я уперся: хочу, мол, удостовериться, что все живы, во имя Всевышнего, милостивого, милосердного…
Марваз сделал еще один мучительный, но согревающий глоток и сказал:
– Там же, под башней, и держат. Воистину, то подземелье подобно аду из рассказов Благословенного…
Все снова закивали. Тарик все так же продолжил смотреть в одну точку, не мигая.
– К какому же соглашению вы пришли? – степенно откидываясь на подушки, спросил халиф.
– Я принял их условия. Мы договорились, что освобождаем даыев – ну, тех, что взяли под Марагой…
Аль-Мамун утвердительно наклонил голову в простой черно-белой куфии Умейядов. Лишь уточнил:
– Скольких?
– Четверых, вроде.
– Четверых, – покивал халиф.
– Ну и шестнадцать пленных. Они поставили условием, что обмен состоится завтра, точно в полдень. У подножия холма. Я согласился.
Все еще раз покивали.
Аль-Мамун поднял правую руку:
– Клянусь Всевышним, твой подвиг найдет свою награду, о Марваз. Доживешь до конца войны, считай, доходное поместье в аль-Ахвазе – твое.
И эмир верующих кивнул катибу:
– Выпиши этому храброму воину дарственную.
Писарь тут же заскрипел каламом.
Каид благодарно поклонился.
Тут Тарик вышел из оцепенения, хлопнул ладонями по коленям и, оглядев собрание, сказал:
– Ну что, я так понял, план на завтра всем ясен? Да, Абдаллах?
Халиф лишь пожал плечами: ну да, ясен. Все остальные тоже согласно наклонили головы.
Тогда аль-Мамун улыбнулся и поднял руки:
– Отлично. Итак, завтра на рассвете мы идем на штурм. Всем – готовиться. По местам, почтеннейшие.
Все закивали и принялись расходиться.
Полдень следующего дня
Саар горел так сильно, что неба не было видно за дымом. А может, просто тучи такие висели. Но и горело знатно, ничего не скажешь – нафта, она уж если горит, так горит, пуская жирные черные клубы дыма.
В бою Сумаме не сильно повезло: секанули мечом под колено, хорошо, что кость не рассажена и коленная чашечка цела. Но выволакивали его на плечах братья по вере, Рафик с Хамзатом.
Сейчас Сумама лежал на подстилке под хлопающей на ветру парусиной навеса. Походный лазарет разбили рядом с проклятым замком – чтоб раненых далеко не таскать. Перебирая четки и морщась от дергающей боли в ране, кайсит удовлетворенно поглядывал на горящую крепость. Так им, порождениям иблиса…
Обрадованные исходом переговоров карматы не сильно смотрели вниз, а ночь – дождливая, ветреная – выдалась очень и очень темной. Ханьцы и сумеречники исхитрились к утру собрать под холмом две метательные машины-аррада – ну, чтобы горшки с сырой нефтью пулять в город.
Рассказывали, что аль-самийа ночью видят не хуже кошки. Как с ночным зрением у ханьцев, Сумама не знал, но рассвет выдался знатный. Красивый выдался рассвет: кайсит аж залюбовался, как полетел по огненной дуге первый горшок с нафтой. Огонь в замке занялся сразу, а за пожаром начался переполох. Первыми в крепость пошли джунгары и сумеречники из Движущейся гвардии – не зря они считались лучшими разведчиками. Говорили, что им только скажи, кто и что где находится, а они все и всех вытащат: хоть человека, хоть кувшин с джинном, хоть горшок с золотом. Ну или документ секретный, к примеру. Сумеречники-то и открыли ворота изнутри.
