Семь минут до весны (СИ) - Демина Карина (читать полную версию книги txt) 📗
Гости.
Гостей он тихо ненавидел с детства. За тесные костюмчики, в которые его засовывала нянька, за необходимость вести себя соответствующим образом, чтобы матушку не огорчить, за собственную неспособность к этому самому образу… впрочем, в этом гости не виноваты.
— Они меня заперли, представляешь? — Нат сел на ковер. — Усыпили и заперли… в той комнате… альва выпустила. Представляешь? Мы думали, что там выхода нет, а он есть! В стене! Я запомнил, где именно, но не уверен, что получится… она как-то по-своему все сделала.
Нат потер кулаком подбородок.
— Я ее на чердак отправил… ну так, на всякий случай… а то пришли… натоптали… и Дайна их впустила. Дайна меня накачала, я точно знаю.
Не только его.
Дайна готовила тот треклятый чай, подавала, убирала… именно, убирала… Райдо не обратил внимания, а меж тем из кабинета исчез и поднос, и чашки, и чайник… вот же… бабы…
— Может, — с надеждой произнес Нат, — мы ее все-таки уволим? Она все равно ничего не делает! Я и сам со всем справлюсь.
Райдо кивнул.
Уволит.
Вот обернется и сразу уволит… если обернется. Тварь внутри очнулась и сейчас распускала тенета щупалец, пробуя это его огромное тело на прочность. С ним она провозится долго, а вот человеческое слабо… и его тварь разорвет за часы.
— Ниру увезли… она тоже спала… наверное, она проснется и подумает, что я подумаю, что это она меня усыпила… а я так не думаю. Она пахнет вкусно. И дома ей плохо. Давай мы ее заберем? У нас ведь много места…
Райдо вздохнул. Он очень сомневался, что после сегодняшней беседы семейство Арманди согласится подписать договор.
И Нат тоже понял и тоже вздохнул:
— А если украсть?
Бестолочь.
— Райдо… а ты так и будешь… ну, лежать?
Будет.
Настолько, насколько сил хватит. А у него не так, чтобы много осталось. И конечно, детское это глупое поведение… надо встать, обернуться, добраться до кровати или треклятого диванчика, который здесь вот, в двух шагах.
Лечь.
Хлебануть виски… или не хлебануть, а по старой привычке бутылки две принять, тогда, глядишь, и отпустит. А если нет, то и смерть во хмелю всяк веселей.
Но Райдо упрямится.
Матушку его упрямство огорчало. Она позволяла себе вздыхать и неодобрительно качала головой, а когда Райдо делал что-то вовсе уж неприемлемое, матушка мягко произносило:
— Ты меня разочаровываешь…
Почему-то сейчас Райдо услышал ее голос.
И запах учуял, нежный, зефирно-розовый. И испугался, что леди Сольвейг решила нанести неурочный визит, а потом сам рассмеялся от этакого предположения. Матушка, конечно, его любит и беспокоится, но ее беспокойство — не то, чем можно оправдать столь вопиющее нарушение правил.
Он обернется.
Сейчас.
Вот только полежит еще немного, у него почти получается дышать, а слюна… это от зелья… знать бы, чем именно его накачали… но ведь наглость же…
— Я… — Нат поднялся. — Тогда оденусь, ладно? Я скоро приду и…
Райдо щелкнул хвостом.
Нат отсутствовал недолго. Впрочем, сейчас Райдо воспринимал время как-то странно, он был вовне его. Часы тикали. Тень ползла по полу, добралась до лапы и замерла, не решаясь коснуться чешуи. Было почти хорошо.
Почти не больно.
Почти получалось дышать.
— Райдо, — Нат сел рядом. — Ты уже час почти… тебе нельзя… сил много уйдет и… и потом не останется.
Его правда.
Жила далеко. Но как вернуться, если там, в человеческом обличье, он не справится.
— Пожалуйста, — попросил Нат. — Я… я за тебя волнуюсь. Очень.
Как есть бестолочь, только… нельзя умирать.
Райдо ведь письмо младшенькому не написал. Нет, писал и постоянно, но не про Ната. Мальчишке податься некуда. Отец его вернет Сурьмяным, а те вряд ли забудут про побег… и Нат снова сбежит, только куда ему деваться?
На дороги.
Прибьется уже не к отряду, к банде какой-нибудь… одичает…
Нельзя.
Райдо обязан был позаботиться, а он… сам бестолочь… и альва опять же с малышкой… они вовсе чужие в новом мире… кажется сильной, но слабая… затравят.
Живое железо схлынуло.
Отлив, который сдирает шкуру, и мясо, и обгладывает Райдо до костей, сами эти кости меняя. И наверное, он закричал бы от боли, потому что эта боль не похожа на прежнюю, которая сопровождает любое превращение. Эта красная.
Острая.
Перец… точно, братец как-то подсунул конфету с перцем… мерзкая вещь… правда, теперь горит не пасть, а все тело, но ничего.
— Пей, — Нат придерживает голову и льет в нее воду, остается глотать, но и это слишком сложно, и вода стекает по щекам, по шее, по груди. — Отдыхать, да? Встанешь? Я помогу… давай же…
Встанет.
Уже встает. На четвереньки… и дальше, наверное, не получится… но Райдо попробует. Ему надо до дивана добраться и вообще выжить.
Ради Ната.
И альвы тоже… если позвать… попросить… она поможет. Помогла ведь раньше, пусть и говорила, что ненавидит, но слова — пустое… слова лгут…
— Давай… и еще шаг… — голос Ната предательски дрожал. И кажется, мальчишка вот-вот разревется от бессилия… а все из-за людей… и сам виноват Райдо, заигрался. Но диван близко, доползет, отлежится и будет как новенький…
Не дополз
Лег на пол, прижал ладони ко вспухшему животу.
— Нат…
— Я сейчас… — Нат отступал к двери.
— Погоди… ты должен… в город, — тварь внутри расползалась, она пробиралась к коже, выпячивая ее пузырями. Шевелилась. Смотреть и то мерзко, а того и гляди кожу прорвет, выплеснет гноем, кровью. — Младшего моего брата… Кейрен… найдешь… скажешь, что я послал… ты его знаешь… он позаботится…
Нат покачал головой и губы поджал.
Упертый осел.
— Я… я скоро!
— Стой! — рявкнул Райдо и кашлем собственным едва не захлебнулся.
Мерзко.
И слабость эта… он ведь почти готов сдаться. Но надо Нату сказать, пусть альву с собой возьмет, ей нельзя в городе, нельзя в доме. А Кейрен и ее примет. В нем нет ненависти…
Райдо погладил тварь, уговаривая ее подождать еще немного.
Нат вернется.
Он не оставит Райдо умирать одного, а значит, скоро появится. С вискарем. С опиумом. С чем-нибудь, что по мнению Ната, способно облегчить страдания.
Нат привел альву.
Пес умирал.
И сам знал, что умирает.
Он уставился на Ийлэ кровянистыми глазами, беспомощный, жалкий даже… и наверное, ей следовало бы радоваться, она ведь хотела, чтобы кто-то из них мучился, чтобы задыхался от боли, чтобы боялся. А он не боялся, но задыхался, потому и дышал через раз.
На губах пузырилась слюна. И пес дернулся было, чтобы вытереть ее.
— Лежи, — Ийлэ вытащила из-под свитера отродье, которое сунула Нату. — Есть хочет. Покормишь.
Тот кивнул.
Кажется, он и вправду готов был сделать все, лишь бы его обожаемый хозяин прожил чуть дольше.
— Нож. Таз. Резать буду.
Она села рядом с псом.
Райдо.
— Райдо, — имя это соскользнуло с языка легко. — Будет больно.
— Да уж… д-думаю…
— Больнее, чем сейчас.
Разрыв-цветок разворачивал сеть побегов, спеша опутать все тело. Он помнил, что это тело некогда почти принадлежало ему, а потом он уснул.
Проснулся.
И убаюкать вновь не выйдет, разве что…
— Опиум нельзя, — предупредила Ийлэ.
Она осторожно коснулась тугих семянок, которые натянули кожу. Поверхность их, пока плотная, изменялась, прорастая толстыми иглами. Вот-вот треснут.
— А виски? — пес морщился, но терпел.
Если бы он кричал от боли… катался по полу… умолял… наверное, его не было бы жаль.
Его и сейчас не жаль.
Ийлэ не о нем собирается позаботиться, но о себе с дочерью.
— Виски… можно, пожалуй, — согласилась Ийлэ.
Разрыв-цветок отозвался, он был голоден и испуган, обожжен живым железом, и теперь норовил не столько зарастить раны, сколько выплеснуть в кровоток пуховые легкие семена.
— Ты чудо… — Райдо попытался улыбнуться, но закашлялся.
…если бы тот, другой, вот также выплевывал горлом легкие, Ийлэ порадовалась бы. Она бы взяла стул и подвинула его поближе, как делал он сам. И села бы. Она бы вспомнила про осанку и про то, что юной леди пристала сдержанность.
