Тревожный Саббат (СИ) - Воронина Алина (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Бывшая фаерщица лежала, вытянувшись на кровати. Казалось, болело все ее несчастное, измученное Асмодеем тело. Но на душе было на редкость спокойно. Девушка чувствовала, что поступила верно.
Вдруг она ощутила холод и легкое колебание воздуха. После Саббата Ким больше не надо было испытывать яркие эмоции, чтобы увидеть призраков. Теперь они были связаны одной нитью, полной ее боли и крови.
— Он не виноват, — тихо сказала Аглая, и Ким увидела, как в ее глазах мелькнула жалость.
— Да никто и ни в чем не виноват. Я теперь понимаю, зачем все было нужно, — девушка показала призракам руки, покрытые синяками и кровоподтеками. — И если восстановление усадьбы стоит этого.…То у меня нет никаких претензий.
— Ничего ты не понимаешь, смелая девочка Ким. Памятник архитектуры — нет, не стоит, — твердо проговорил Ницшеанец. — А место, которое изменит всемирную историю — стоит, еще как. И не только этих синяков, но и твоего здоровья, счастья, жизни.
— Повторяю, я никого не виню, — Ким едва заметно улыбнулась.
— Ты забудешь Асмодея, — проговорила Аглая. — Но помни одно: не он тебя мучил, а Саббат в нем. Предоставь Заратустру его судьбе. Обещаю, тебе будет легче. Поезжай в Китай и учись смеяться.
— В Китай? — удивилась Ким. — А что же не в Антарктиду? Или Австралию. Как это поможет дело восстановления усадьбы?
— Никак. Но Шанхай — лучший город для разбитого сердца. Кроме того, он настроит тебя на нужный деловой лад.
— Пусть будет так. Я очень благодарна Ингрид, Инне и Эле, но мне хочется побыть одной.
— Легкого пути, улыбайся и радуйся — прошептала Аглая. Она хотела рассмеяться. Но вырвавшийся из мертвого горла звук скорее напоминал свист.
— Постойте.…Еще вопрос. Неужели я так уникальна? Не верю, — усмехнулась Ким.
— Не уникальна, — покачал головой Ницшеанец. — Агриппина в 1929 году, Святослав — в 1951, Эльза — в 1970 и Георгий, Иннокентия и Сергей — в 1986, 87 и 89. О последних ты, вероятно, наслышана. Родители Инея и тренер Эли. Лучшие из лучших.
— Но почему они не справились? Не смогли возродить усадьбу?
— Ничего ты не понимаешь, девочка Ким, — повторил Ницшеанец, улыбнувшись одними губами — мало заново отстроить и отреставрировать усадьбу. Надо в нее жизнь вдохнуть. Жизнь! Воссоздать былой эгрегор. И все, кого мы выбирали, шли до конца. А Васильич, Кеша и Гоша вообще совершили немыслимое.
— И что же? — недобро усмехнулась Ким. — Одни родили Инну, которую никогда не любили и мучили равнодушием. Другой основал сектантский клуб, и капля за каплей морально убивал Элю.
— Ничего ты не понимаешь, девочка Ким! — воскликнул Ницшеанец. — Ничего! Без Васильича, Кеши и Гоши твои друзья Эля с Инеем не стали бы личностями такого масштаба.
— Они нашли свой Шаолинь! — согласилась Ким.
— Да не только в этом Шаолине дело! Пойми же, Иней и Эля уничтожили два мощнейших отрицательных эгрегора, которые мешали остальным избранным возродить усадьбу — закрытый город Краснокрестецк и затопленный Татуру.
— Они дали мне шансы, — У девушки пересохло в горле.
— Именно. И даже мы, Шаолиньские призраки, верим, что ты справишься.
Девушка со спутанными черными волосами и потухшими глазами буквально вбежала в палату. Глаза ее больше не были желтыми, скорее медовыми.
— Привет, Ингрид.
— Я пришла сказать…Я пришла сказать…
— Что же? Садись, — улыбнулась Ким.
— Что люблю тебя, — выдохнула Ингрид. — Ты не думай, я всегда к тебе так относилась. С самого детства. Меня всегда восхищала твоя сила духа. Так вот, я хочу быть твоим другом. И если Еретик стоит между нами, я оставлю его.
— Знаешь, до тебя тут бы Асмодей, — тихо сказала Ким. — И просил о равнодушии….Но это дар не для него. Я хочу быть равнодушной к тебе, Ингрид. Хотя, безусловно, испытываю глубокую благодарность. Видят боги, ты сотворила невозможное, чтобы спасти меня. И я хочу, чтоб ты нашла свой Шаолинь. Выходи замуж за Женька, будь счастлива. А мне позволь идти своим путем.
— Пожалуйста, дай мне твою руку, — попросила Ингрид.
Видно было, как нелегко дался Ким этот жест, но она, не задумываясь, протянула руку той, кем так восхищалась.
— Ничто не вечно в подлунном мире. Мы можем стать друзьями. Когда-нибудь, когда все забудется. Когда усадьба оживет, а я буду свободна от своих обещаний.
Вдруг в палату прокрался Еретик:
— Боги, какой прогресс. Ким пожимает руку Ингрид, — усмехнулся фаерщик. — Может, ты и меня поцелуешь? Я буду рад.
— Нет, к такому я пока не готова, — смутившись, ответила девушка. — Кстати, уже завтра меня выписывают. А скоро я улетаю в Китай.
Еретик присел на краешек кровати.
— Как ты себя чувствуешь?
— Жить буду, — Ким улыбнулась одними губами.
— У тебя хватит сил прийти в суд? Сама знаешь, твое присутствие необходимо, — извиняющимся тоном сообщил Еретик. — Как же мне жаль тебя. Такие усилия ради одной улыбки. Улыбки Заратустры. Но он получит по заслугам.
Ким кивнула. Несколько минут они молчали. Затем девушка проговорила, медленно выталкивая слова:
— Прости меня.
— За что? — удивился Еретик.
— За то, что на целых тринадцать лет сделала тебя инвалидом. За то, что лишила многих радостей жизни. За то, что была эгоистичной сукой. Но прежде всего — за презрение, граничившее с ненавистью.
Еретик взглянул на Ким. Его карие глаза стали почти черными.
— Мои слова сейчас ничего не изменят, — продолжила девушка. — Даже если я миллион раз повторю «прости». Но надо же с чего-то начинать.
— И ты прости, — хрипло выговорил Еретик. — За то, что не смог отогреть тебя. За мой эгоизм и собственничество. За то, что мучил и бил тебя в постели. И за то, что никогда не любил тебя, но жил с тобой, как собака на сене.
— Прощаю, — улыбнулась Ким. — И, конечно, не мое дело, но Ингрид прекрасно тебе подходит.
— Ты придешь на нашу свадьбу?
— Я собираюсь пожить в Китае…
— Мы подождем.
— Сколько вы можете меня ждать?
— Столько, сколько надо, — твердо сказала Ингрид. — Не нужен мне твой дар, это равнодушие…Я другом хочу быть.
— Да что же вы за люди такие, — простонала Ким. — Вас отталкиваешь, а вы липнете. Ладно, будем друзьями. И уеду я только после вашей свадьбы.
Иней забегала к Ким каждый день. Они болтали обо всем на свете — о любимых книгах, об играх, в которые играли в детстве, о деревне и близнецах, о Еретике и Ингрид.
«Иногда любовь хуже ненависти. Пусть они будут вместе, а я пойду своей дорогой».
Но однажды Иней вдруг с грустью подумала, что ей нечего сказать Ким.
— Обещай, что вернешься. И спасибо, что была в моей жизни. Думаю, мы могли бы стать друзьями.
Ким улыбнулась. Улыбнулась неумело, как будто очень редко это делала. Но в глазах ее была невиданная сила.
— Однажды я вернусь. Вернусь в метель, когда мой Шаолинь завалит снегом до самых окошек. Ведь у меня столько дел! Надо поступить на философский факультет! Набраться смелости и сказать «прости» одному человеку. Отрастить волосы. А еще есть девочка, которая хочет, чтобы я стала ей сестрой. И мужчина, который любит меня. Так сильно любит, что боится прикоснуться. Прощай, Иней! И не бойся за меня.
Эля пришла к Ким в больницу самой последней. Молча выложила домашнюю еду, присела на краешек кровати.
Больная благодарно улыбнулась:
— Как я счастлива, что у меня есть все вы. Может быть, я и не нашла Шаолиня. Но друзей — точно.
— Главное, восстанавливай силы.
— Я так привыкла считать себя особенной, — усмехнулась Ким. — Этакой несгибаемой роботеткой. А на деле я просто испуганная девчонка, которая в Страшный Саббат заблудилась в лесу. В лесу своей души. Знаешь, мне Асмодей однажды посоветовал поговорить с тобой о страхе. Сказал, что ты как бывший рукопашник, знаешь о нем все.
— Это так. Спрашивай.
— Так чего ты боялась?
