Сага о бескрылых (СИ) - Валин Юрий Павлович (книги TXT, FB2) 📗
Осла и Грушееда спрятали в соседнем дворе, Укс спустился в жреческий подвал. Здесь было сыро, тихо и даже по-своему уютно. Десятник разрыл землю — драгоценные бочонки никуда не делись. Укс вытащил прохладную тяжесть, поднял наверх.
— Э, хозяин, ты не тяни, — сказала сидящая в дверях оборотниха. — Позадохнемся.
— Терпите.
Пока перетаскивали бочонки через забор, прятали в мешки с рухлядью, да вьючили на осла, Укс и сам начал задыхаться. Кашляя и ругаясь, выбежали на улицу. Уже занялась угловая лавка на Проездной. Кое-как проскочили под летящими искрами и углями — осел там задерживаться не думал, но в относительно спокойном проулке, встал как вкопанный. Пришлось вразумлять.
Шпионы двигались в обход горящего квартала, идти пришлось через места боев: мертвецы лежали густо.
— Лучше б их в огонь покидали, — рекомендовала оборотниха, зажимая ладонью нос и рот.
— Не гунди. Нам какое дело? Покидают. Если будет кому.
— Ослу доверим. До лодки нас проводит, дальше ему все равно делать нечего.
Ушастый поглядывал на трупы — видимо, не особо жаждал в благородное погребальное дело впрягаться.
Промелькнули в дымном тумане ушлые люди с мешками, потом протарахтела груженая тележка. Мародеры шпионов, наверняка, видели, но драться желания не имели. Слабел Хиссис.
— Лоуд, ты мне бабой больше нравишься, но сейчас крепкий боец предпочтительнее.
— Ах, и затейник у меня хозяин, — оборотень приняла облик героя-полусотенника, подняла с мертвеца копье. — Про щит даже не говори — тяжесть переть не стану.
— Тебе что щит, что корзина прачки, все одно, пользоваться не умеешь, — пробормотал Укс.
— Не возводи понапраслину, десятник. Что в стирке хитрого?
Наконец, выбрались к порту. Дыма здесь тоже хватало, но с воды свежесть пробивалась.
— Теперь дело пойдет, — радостно заметила Лоуд. — На море всегда легче.
— Это если мы лодку найдем. Или сразу корабль подыскивать?
— Про груз вызнают. Может, и отобьемся, но бочечки…
— Да, тут Логос-созидатель велит усердно поразмыслить.
Сгоревшие пристани и мощеная мостовая остались позади, под ногами заскрипела береговая галька и песок. Сквозь дымную пелену проглянули волны бухты. Прибой мягко покачивал доски обгоревшей корабельной обшивки и тела моряков. Вдоль скалистого обрыва лепились рыбацкие хижины, но колья, к которым обычно привязывали лодки, были пусты. Впереди слышались смутные голоса, удары топора.
— Отыщется корыто, — заверила оборотниха. — Но нам бы передохнуть, хозяин. Выбор корабля — дело важное, свежего ума и твердой руки требующее.
Огня не разжигали, поужинали на ощупь. Лоуд нашла в рыбацком горшке колодезную воду, запивали черствые лепешки и рассыпающийся сыр.
— Прямо как в родной Храм вернулись, — вздохнула оборотень, принимая вторую мерку нэка.
— Там ослов было куда побольше, — проворчал Укс.
У здешнего копытастого осла громко бурчало в брюхе — жевал что-то относительно съедобное в углу хижины.
Оборотниха кинула плащ на низкий лежак у очага. Десятник ощупью лег, вытянулся — подраненная нога ныла, но нэк уже шел по жилам, нес покой и облегчение. Скрипнули жерди лежака, Лоуд легко коснулась напарника:
— Не желаешь? В море хорошо, но тесновато.
Возражать не хотелось — Укс лишь сдержал вздох, когда плоть на первую нежную гадость среагировала…
Было хорошо: чуть слышный плеск волн, голова пустая, нэк в крови: боль ушла, сладость осталась. Покой и хрумканье ослиное.
Выгибаясь навстречу умелой ласке, не выдержал, за голову ту игрунью схватил. Не хотелось гадать какая она сейчас — оказалось, встрепанная, но обстриженная. И, видят боги, хорошо, что такая…
…Отдуваясь, прошептал:
— Самой-то? Нужно что для тела?
Засмеялась чуть слышно:
— Брось об этом думать, хозяин. Иное мне интересно. В глаза человеку глянуть. Или розы вспомнить.
— А с телом многоликим мне, значит, не управиться?
— Не смеши. Расскажу когда-нибудь, вместе повеселимся, — невидимая Лоуд села. — Э, Грушеед, отдохнул? Выводи собрата.
В углу зашевелились.
Укс сел, нашарил новые сапоги — вроде по ноге, но на вспухшую ступню налезает с трудом.
— Слышишь, пустоголовая, ты бы меня перестала хозяином звать. Не так уж и смешно.
— Выдумаю шутку получше, эту брошу. Пошли, уж заполночь луна взлетела.
На берегу горел костер, сидели бойцы — судя по сплошь драной одежде — храмовые. На звук шагов вяло взялись за оружие.
— Слава Слову, я без дурных мыслишек, — поздоровался десятник.
— И тебе, — один из моряков всмотрелся. — С «Фоса», что ли?
— С него. Не видали кого из моих?
— Там ищи? — моряк ткнул пальцем в набежавшую волну. — Все там. Нэк продаешь или меняешь?
— Сам бы купил, — Укс присел к огню.
Молча смотрели на огонь.
— В лагере нэк есть, и у маячных, — тоскливо сказал один из бывших храмовых, болтая ложкой в котле с недоеденным рыбным варевом. — Отбить бы.
Опять молчали, потом узколицый гребец прошептал:
— Может, еще ничего. В городе кое-кто третьи сутки без нэка. Живы еще. Может и в своем уме останутся.
— Их все равно хиссийцы дорежут, — равнодушно предсказал моряк с замотанной рукой.
— От города уходить нужно. В скалах или на берегу отсидеться, переболеть, — продолжал узкомордый оптимист.
— Да как тут уйдешь, — вздохнул раненый.
Понятно, что от близкого нэка, пусть и чужого, уйти невозможно.
Моряки смотрели на бухту. Еще светил Хиссийский маяк, виднелись костры тамошнего отрядного лагеря.
— Я все ж рискну переболеть, — сказал Укс. — Лодку-то найти можно?
— Отчего ж. Сыщешь. Здесь-то только развалюхи остались — даже из бухты на таких щелястых не выгребешь. Но днем сторговать лодку можно. Горожане предлагали, но уж цену гнули… — моряк замолчал, вглядываясь в огни на той стороне бухты. — Гляньте, чего это маячные зашевелились?
Из темноты слышались далекие крики.
— Барка! Гляньте! Неужто течением занесло⁈
Берег зашевелился, откуда-то появлялись измученные, трясущиеся моряки, вглядывались в темноту.
— Неужто та⁈
— Она, потерявшаяся!
— Слава Слову! Спасемся!
Спешно отгребал от берега унир маячных…
Осла и мальчишку оставили в знакомой хижине. Оборотень бежала рядом с Уксом, перепрыгивали через тела у обугленной пристани, смотрели в бухту: маячный унир уже успел подойти к барке, собрался брать на буксир. Мелькали факела на берегу…
— Э, Укс, не может этого быть. Ни течением, ни ветром…
— Согласен. Но ты глянь: она же?
— Вроде она. Корма приметная. Но не может этого быть!
— Да, Логос-созидатель нынче крепко задумается. Там сколько нэка-то было?
— Лучше спроси, сколько храмовых мордосов пойла жаждут…
Левее сгоревшей пристани скопилось неожиданно много народа: и храмовые, спешащие в сторону маяка, и горожане, даже бабы полуголые откуда-то повылезали. Кричали, размахивали факелами.
— Нэк везут!
— На год хватит, пополам мне развалиться!
— С Сюмболо подкрепление идет!
Визжал кто-то истошно, метался по кромке берега, разбрызгивая пену прибоя:
— Не ведите! Не ведите ее сюда! Сгинем все! Боги гневаются! Что творите, скоты безумные⁈
— Э, хозяин? — Лоуд сбилась с шага.
Укс тоже остановился, узнав визгливого оратора.
Карлик Ссандр забежав по пояс в воду, вглядываясь в подходящий унир, волокущий барку.
— Уведите ее! Уберите! Гибель нас ждет!
Люди бежали по берегу, не обращая внимания на визг спятившего коротышки.
Волна чуть не опрокинула карлика, тот схватился за голову и, рыдая, прокричал:
— Проклят Хиссис! Нет мне прощенья!
Пена залепила морщинистую физиономию, накрыла рыдающего крикуна с головой.
— Чего это он такое выл? — озадаченно спросил Укс.
— Ну, пора крысиного хитреца порасспросить, — оборотниха схватилась за нож.
