Легенда о Чудограде. Книга первая Властитель магии. Часть первая Рувир (СИ) - Шихматова Елена (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Улеп вскочил, отдав повелительный знак рукой, он дал прямой и четкий приказ.
— Арестовать его!
Стражники с двух сторон бросились к руководителю водоснабжения, но на пути им встала растущая живая стена, все люди поднимались на сцену.
— Если собираетесь арестовывать, — уточнил Дан, — то нас всех.
— Не сомневайся, Ингоев, ты будешь в числе первых! — зло ответил ему Улеп. — Тебя и так не арестовали еще только потому, что настоятель Храма пока не избран, и потому некому подписать приказ о твоей казни.
— О, — съязвил Дан, — если я такая известная личность для храма, зачем было тогда просить меня представляться?
— Надеялся на то, что тебе хватит смелости назвать свою настоящую фамилию, определяющую твою сущность.
Дан смутился и промолчал. Меж тем все вокруг галдели и требовали восстановления правил, освобождения мэра. Улеп не выдержал и обвинил их всех в ереси и демонстративно вышел из зала, но сначала твердо пообещав всем вернуться сюда с целым отрядом и выполнить то, что уже приказал: арестовать всех еретиков. Когда он, наконец, ушел Дан и Амалия попросили всех успокоиться и обсудить план действий, и первым делом они решили направить запрос в главное городское управление правопорядком, чтобы Юлиан Астеев, которого почему-то не было на совещании, прислал людей для защиты здания от посягательств храма. Ответ Юлиана, которого просто взбесили требования Каллины, не заставил себя долго ждать, очень скоро здание мэрии и прилегающую к нему площадь оцепили городские стражники. Когда Улеп с возглавляемым им внушительным отрядом из шестидесяти человек вернулся и встретил отказ на требование немедленно пропустить его, началось открытое противостояние местных религиозной и светской власти. Боясь что-то сделать не так, Улеп отступил и отправил гонца к Каллине, та уже рвала и метала после официального отказа Юлиана подчиниться приказу о передаче полномочий по управлению правопорядком в Рувире страже храма, к которому Юлиан прислал еще и требование передать мэра под власть светского суда.
Тем временем, как и предположила Амалия, все те, кто до этого плакал у ворот, прося пожалеть детей, все гости Рувира и все, кто просто боялся возможных военных действий, среди которых было немало некоренных жителей Рувира, воспитанных целиком и полностью на нравоучениях храма; они с ужасом представляли себе возможные бесчинства со стороны царя, не принимающего власть храма. Таким образом с одной стороны для сторонников возврата Рувира к Истмирре — а они, действительно, в большинстве своем решили остаться в городе — появилась свобода действий, но с другой стороны теперь храм переключил на них полностью все свое внимание, и утренний митинг закончился арестами и настоящим произволом со стороны стражей храма. Пока это были только побои, но долго ли сменить дубинку в руке на меч или арбалет? Никто уже не давал гарантий мирного исхода дела.
Когда все узнали, что утром городская стража окружила здание мэрии и прилегающую к ней площадь, народ опять потянулся в центр. Опасаясь того, что люди пойдут к храмам и начнут вновь требовать освобождения мэра и Горация Фана, Дан и Амалия распорядились пускать всех желающих на площадь, пусть лучше высказываются здесь, чем перед служителями и стражами храма, по пути сталкиваясь с теми, кто бежал из города.
— Что он имел в виду, когда говорил, что храм собирается арестовать тебя? Что ты такого успел натворить? — спрашивала Амалия, когда они вернулись в кабинет Лиана.
— Не знаю, разве что на службы не хожу, — ответил он и сразу перешел к более важной теме. — Сейчас меня больше волнует, как завтра провести голосование, начать-то мы начнем, но от Каллины, я так понял, можно ждать чего угодно.
Амалия покачала головой.
— Голосование само по себе — атрибут светского государства, — сказала она, — для нашей полоумной Каллины — это как кость в горле.
— Похоже, я сам виноват. Не напомни я об этом Улепу.
— Я тебя умоляю, о чем, о чем, а об этом он знал, наверняка он даже был в курсе того, что Гораций Фан просил именно тебя со стороны мэрии помочь народу в проведении голосования.
— Интересно, почему я узнаю об этом только сейчас?
— Так когда ты мог узнать? С утра эти письма, потом это совещание.
— Ну да, что ж, раз Гораций Фан на меня рассчитывал, значит, я его не подведу. Слушай, а что если направить к ней посла доброй воли?
— Которого она сразу арестует, как и Лиана. Бедный Лиан! Даже страшно подумать, каким пыткам его сейчас подвергают!
— Думаешь, Каллина сразу пошла на это? — тихо спросил Дан.
— Моя мать в свое время ушла служить в храм, — немного помолчав, сказала Амалия, — после чего я имела несчастье с ней неоднократно беседовать. Так вот она буквально горела мыслью очищения виновного физическими наказаниями.
Дан закусил губу.
— И я не могу утверждать наверняка, — продолжила Амалия, — но этого посла доброй воли очень даже могут арестовать, и нам останется только гадать, что с ним происходит за стенами храма.
— А если отправить к ней простого посыльного с просьбой встретиться где-нибудь на нейтральной территории? Каждый возьмет несколько человек стражников, встреча будет происходит в людном месте.
— Это идея, — согласилась Амалия. — Теперь надо подумать, зачем Каллине нужно голосование. Вряд ли ее устроит ответ: это для того, чтобы просто потянуть время до прихода войск царя Изяслава с одной стороны и войск из Тоймы с другой. Нет, надо найти такое объяснение, которое придется ей по вкусу.
— Ну, насчет потянуть время, это не самый плохой вариант, в конце концов это займет людей, призовет их порядку, причем обе стороны, потому что митинги устраивают и религиозные радетели тоже.
— Так, а мы, значит, — рассуждала Амалия, — хотим заставить людей думать над главным вопросом: что сейчас делать Рувиру? Тут сразу всплывают подводные камни. Каллина будет рассматривать вопрос — быть Рувиру с Истмиррой или Гриальшем, как — быть с Алиной или Алином. Значит, мы должны найти здесь что-то еще, с чем и она может согласиться. Сейчас городу угрожают военные действия, и, если люди решат остаться в составе Гриальша, то Изяслав начнет войну, как и обещал — если же люди решат перейти к Истмирре, то они могут так сказать только потому, что боятся войны, на которой могут пострадать их близкие, а забота о близких — это постулат одного из законов Алина.
— Да, с какой стороны смотреть на проблему.
— Что ж осталось составить письмо.
— Да, только…
В дверь постучали. Дан сидел в кресле практически у выхода, он потянулся и открыл дверь. В кабинет вошел стражник.
— Извините, если отвлекаю, но я подумал, что это может быть важно.
— Что такое? — уточнила Амалия.
— На площади сейчас выступают дети. Среди них сын мэра города, внучка госпожи Руяны, Гедовин, и племянница господина Вителлия, Анна. И еще один мальчик, тот самый, который приказал стражникам неподвижно стоять.
— И о чем же они говорят? — с нескрываемым удивлением спросил Дан.
— Они говорят о недостатках храма, обо всем, что нам не нравится, но о чем мы… боялись говорить.
— И что народ на площади? — спросил Дан.
— Люди их поддерживают, — ответил стражник, уверенно добавив, — потому что они правильно говорят!
— Пойдем посмотрим? — спросила Амалия.
— Конечно! — ответил Дан, уже встав.
К тому времени на площади перед мэрией собралось довольно много народа и еще больше людей за кольцом городской стражи. Опасаясь беспорядков, начальник отряда ограничил проход на площадь, решив, что успокоить обозримое количество людей более реально, чем толпу. Но с другой стороны стражники оказались зажаты между людьми, которых от решительных действий сдерживало только сомнительное сейчас здравомыслие. Когда на площадь пробрались дети, на них никто не обратил особого внимания, их и стражники-то пропустили в основном из-за их юного возраста, случись чего, они смогут найти здесь хоть какую-то защиту. Ребят было трое и, когда из воздуха появилась еще и девушка, то многие, кто это видел, восхищенно и с некоторым испугом взирали на них. Люди начали переговариваться меж собой, это привлекало все больше внимания к детям. Те же прямиком шли к сцене и, не встретив особого сопротивления, кроме само собой разумеющихся вопросов, возникающих по факту: «Эй, вы куда?», «Вам чего?», «Вы кого-то ищите?» Гедовин, Модест и Анна отвечали что-то невпопад, наконец, взошли на сцену, к счастью на тот момент там желающих выступить не было. Шаг вперед первой сделала Гедовин, отдав свой щит Анне. Многие люди обратили на них внимание, и, когда девочка начала говорить, все постепенно умолкали и слушали, что она говорит.
