Вершители Эпох (СИ) - Евдокимов Георгий (электронные книги бесплатно txt) 📗
Зачем она шла за ним? Был ли это секундный порыв или осознанное решение, разложенное по полочкам воспоминаний — она не знала, но что-то внутри настойчиво и невнятно шептало о правильности. Что было на её плечах — наследие Макри или наследие тех полулюдей, передавших её свои мысли? Наверное, ничего из этого: в ней было нечто своё, созданное из разного, но уникальное, и это давало ей силы двигаться. Двигаться… Вайесс села, скрестив ноги как Он, и попробовала помедитировать, в это же время строя в голове логические цепочки. Ей пришло в голову, что даже такое, казалось бы, простое решение, нужно как следует обдумать.
Простое… Почему оно кажется простым? Потому что Бог спас её? Но, с другой стороны, он же и вогнал её в этот бесконечный круговорот иллюзий, и всё ради чего — чтобы… помочь? Помочь ей найти себя, может, избавиться от призраков прошлого и от сомнений относительно будущего. Значит, несмотря на всю отрешённость и жестокость, всё, что он делал, было ради неё, ради её же блага, но зачем — этот секрет он держал при себе. Посмотреть с другой стороны — чему Он может научить её?
— Быть сильной, — ответила она сама себе полушёпотом, — Быть не такой как все. Не бояться терять и уметь сохранять в сердце, что любишь. Расти и улучшать себя.
Вайесс протянула руку и подняла перед глазами яблоко — изумрудное, даже немного зеркальное, оно манило неприкосновенностью и ощущением вкуса, и она надкусила его, почувствовав, как хрустит спелая кожура, а по зубам льётся кисло-сладкий сок, вызывая приятную оскомину. Перед ней был запретный плод — но кто, ей подумалось, запретил его сорвать — может быть, люди сами решили, что он недосягаем, и перестали пытаться? Поэтому люди и не могут научить, как его присвоить. А Он — совсем не человек, или, по крайней мере, не обычный. В Городе единственное, что она слышала и читала в газетах о Нём, была его невозможность. В таких газетах была какая-то житейская мудрость, спрятанная между погорелых строчек, устроившаяся фоном описанных событий, будто все они были о чем-то одном и ни о чем одновременно, будто эта мудрость впитывала в себя самые маленькие доли смысла, заложенного рядовым писакой в элегантно пропечатанные строчки. Ей не нужно было существовать, чтобы довольствоваться собой и грацией своих принципов, ее задачей было проявляться всплесками, взрывами ощущений, перемешанных с односторонним знанием о мире и собственным эго. Такие газеты жгли в подвалах и на площадях, разбрасывали под офисными ботинками и снежно-грязными башмаками, давили и рвали, и все же — они оставались в строчках, написанных в темноте и аккуратно сложенных в конверт, оставались в осторожно, потом все громче и громче сказанных словах, оставались в будущем. Клочки бумаги, словно вездесущая, навязчивая идея, заражали умы разнообразием. Возможно, от отрицания внешнего мира, возможно, от отрицания самих себя, но люди настолько свыклись со слабостью, что поверили в то, будто это единственный образ жизни. Силой, которую они так жаждали, ища себе надуманных врагов, было их собственное страдание, другими словами, их личная слабость, их заскорузлое, трепетно оберегаемое несчастье. Замыкаясь не только за стенами, но и в себе, они ограждали себя от стресса, от возможности верить и являться, от способности принимать невозможное. Катализатором было — увидеть собственными глазами, и может быть, о таких людях Он говорил, упоминая, что она "не первая"? Вайесс усмехнулась, в воображении меряя шагами комнату, и в недоумении подняла глаза. Интересная штука получалась — Бога нет, но он существует. Тогда, возникал самый последний и закономерный вопрос — верила ли она ему?
— Да, верю, — Вайесс опустила голову и улыбнулась тому, что она так долго не могла принять. — Он может научить меня жить так, как я хочу.
***
Место, где она оказалась, не было большим — всего тридцать-сорок небольших домиков, похожих на её, ещё колодец и, в самом центре, арена для битв, всю неделю простаивавшая и убиравшаяся раз в день ребятами лет десяти, сбегавшимися со всей округи. Люди не слишком замечали её, редко выходившую из своего убежища, разве только чтобы купить еды в местном магазине, отличавшемся от остального пейзажа светящейся вывеской, или сходить к импровизированной электростанции, тянущей провод куда-то в глубину чёрных песков. Вайесс немного разбиралась в технологиях, прожив жизнь в Арденне, поэтому на третий день немного помогла жителям с починкой раздатчика, с тех пор каждый вечер приходя на проверку оборудования и установку дополнений. Иногда те самые детишки окружали её, разглядывая незнакомые очертания лица и слушая незнакомую речь, бормоча что-то на своём наречии, немного похожем на Арденнское, но, скорее всего, больше смешанном со старыми языками, ещё сохранившимися в этой глуши.
Чтобы что-то узнать, приходилось объяснять на пальцах, но даже так, хоть и неохотно, но ей рассказывали многое из уважения к принёсшему её человеку, или, может, по Его просьбе — Вайесс не знала. Знала, что его здесь почитают как некоего провидца или что-то вроде того — объяснила торговка — и иногда преподносят ему дары в виде еды или редких камней, от которых он обычно отказывается. Ещё знала, что как раз таки большинство отступников живут не здесь, а в большом городе между песков, куда и тянутся линии электропередач, либо странствуют ближе к Аванпостам, иногда перехватывая патрули и довольствуясь пайками и водой солдат — выживают, в общем, как могут. Вайесс не сказала бы, что к ней относятся враждебно, но всё-таки посматривают с опаской, скосив глаза и ускоряя шаг при встрече. И всё же её никто не трогал — эти смуглокожие, улыбчивые люди продолжали жить так же, как раньше, по возможности избегая изменений или не допуская их совсем. В целом они действительно ничем не отличались, кроме того, что смеялись немного чаще, да и жизнь их была поразмеренней и поспокойней.
Охраняли деревню мужчины — Вайесс ни разу не встречалась с солдатами, но говорили, что как раз сейчас они ушли в главный город за новыми материалами и желающими перебраться сюда. Как она поняла, из города сейчас сбегали, потому что на пятый день пришла истощённая вереница людей — человек десять — и они что-то говорили, судя по реакции и паре слов, которые Вайесс успела выучить, про пески и чью-то гибель. С первого дня она пыталась тренироваться, измождая себя до неунимаемой дрожи в руках и ногах — всё самое простое: отжимания, приседания, пресс, но с самого первого начала протестовало так сильно, что больше пяти раз за подход сделать так и не получилось.
— Твоя боль должна стать не меньше боли Пустоши, её ненависть должна стать твоей ненавистью, её страдание — твоим страданием, — Бог вошёл так же незаметно, как и всегда, прикрыв за собой дверь и застав Вайесс мокрой от пота в попытках простоять в планке хотя бы на пару секунд дольше. Он вывел её из равновесия и она упала на пол, подложив обе руки под голову и тяжело дыша. — Не волнуйся, это всё пройдёт. Как только научишься удерживать свои мысли и воспоминания, силы будет гораздо больше.
— И когда это? — усмехнулась она, безуспешно пытаясь подняться на костлявых локтях.
— Твоя жизнь — это ответственность. Прими на себя Пустошь, и тогда она поможет. Но если возьмёшь боль слишком рано — погибнешь.
— С какой стати, — Вайесс с усилием перевернулась на спину и задышала ещё прерывистее, — Вы мне всё это рассказываете? Я разве согласилась?
— Я понимаю твои намерения так же ясно, как и то, что сейчас эти твои попытки не просто бессмысленны, они ещё и вредят тебе. — Он подошёл и подставил ей плечо, она неуклюже оперлась, будто согласившись с его словами. — Пока прекрати эти глупые выходки, есть способ гораздо быстрее и надёжнее.
— Сдохнуть? — на её лице появилось подобие саркастической улыбки, но Он не поддержал, и Вайесс смутилась, поняв, что шутка была неуместной.
— Сила — это не боевые навыки и не скорость удара. Сила — это знание. Ты должна приобрести знание о мире, знание о судьбе, потому что, если хочешь спасти людей, пойми одну вещь, — он аккуратно усадил её к стенке и движением руки смахнул со лба прилипшую прядь, — спасти человека может только он сам.
