Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его (СИ) - Смирнов Владимир (читать книги без сокращений txt) 📗
— Я иду, — тряхнул головой Вторак. — Ждите.
Ёрш покачал мечём:
— Вот как ты собирался сбежать? При всех?
— Да помолчи ты! — Мечислав был готов зарубить друга, но подозрение уже укоренилось. — Я тоже иду. Если что, сам его зарублю.
— Дозволь и мне с вами, — буркнул Тихомир.
— Чтобы наше войско совсем без верха осталось?
— Эб — молодец. Толковый обер. Ещё райус есть…
Вторак смотрел на перепалку, улыбался, словно папка на детей.
— Без Мечислава ваш обер с райусом передерутся. Оставайся, Тихомир. И ты, князь, оставайся. Не такой дурак хакан, чтобы без умысла раджинское войско вперёд выдвинуть. Я иду один.
И, чтобы всем хоть чуть угодить, спешился, махнул рукой Ершу:
— Ты ведь походный князь, верно? Вот и пошли со мной! Возьми с собой арбалетчика с крепкой печёнкой. Пусть мне в затылок целится.
***
Переговорщики, как и положено, встретились на середине поля. Волхв с арбалетчиком за спиной — слева от Ерша. Лиц тех, кто вышел им навстречу, Мечислав не видел. Один — точно расфуфыренный раджинец, другой — явно степняк. И ещё один, позади, с каким-то кулем через седло. Три-на-три, всё честно.
Сдержанно поклонились друг другу. Хоть руки не жмут, и на том спасибо.
— Степняки не жмут рук, — буркнул Тихомир и Мечислав догадался, что произнёс свои мысли. Не часто у него это бывало: в минуты волнения. Пытаясь рассмотреть подробности, вглядывался сквозь степную пыль и марево. Солнце уже поднялось довольно высоко, от земли начал подниматься жар. Не лучшая подмога в драке: люди, с непривычки, выдохнутся раньше обычного. Наверное, верблюжников и сабельщиков надо поставить в резерв, как самых стойких к жаре. Да разделить надвое, устроить засадные полки. Сам над собой посмеялся: какие к Змею засады в Степи? Или манёвром? Обмануть бегством?
Вторак опирался на свой посох, оказавшийся гигантским луком немыслимой мощности, слушал раджинца. Степной мурза и Ёрш отошли в сторонку, видимо, не понимали ни слова. Мурза жестикулировал, втолковывал что-то. Ох, зря однорукий пошёл, зря: с его характером надо в сечу, а не на переговоры. Нет, стоит, слушает. Что же там происходит такое? От беспокойства даже спина зачесалась, запахи Степи стали невыносимыми.
Наконец, мурза махнул второму степняку, раджинец закивал, и слуга стащил с лошади чёрный куль. Вторак, Ёрш и арбалетчик подошли. Опираясь на посох, волхв опустился на одно колено, раскрыл. Несколько мгновений все трое молча смотрели на содержимое, потом арбалетчик отбежал в сторонку, упал на колени и затрясся.
— Блюёт, что ли?
— Блюёт, — подтвердил Тихомир.
— А волхв с Ершом держатся.
— И не такое видали.
— Ёрш, не видел, — усмехнулся Эб, глядя, как тысячник отошёл в сторонку.
— Думаешь, мы выдержим? — вступился за друга Мечислав.
— Посмотрим. Грузят.
Вторак завернул куль, степняк-слуга помог перекинуть его на степную лошадку. Опроставшиеся, шатаясь, подошли, взяли под узцы. Так в поводу и возвращались. В воздухе запахло горелым тухлым мясом. Нет, этим наших не испугать.
— Не пойму, почему те не уходят — Эб почесал затылок, как урождённый кряжинец.
Тихомир поцокал языком, как урождённый меттлерштадец.
— Чего там не понять… ждут нашего решения.
Переговорщики остановились в десятке шагов от войска, Вторак скинул куль, посмотрел на воевод.
— Эй, кто покрепче желудком? Айда сюда!
Глава четвёртая
Раджинцы были рады: попутный ветер вывел их к берегам раньше, чем планировалось. Не дожидаясь подхода сводного войска, решили высадиться и всю победу забрать себе. Но степняки оказались не совсем уж неразумны. Ну, ещё — удача.
Опасаясь голода, хакан отправил прибывших кочевников на восток от Тмути: земли там бедные, каменистые, да деваться некуда — от пограничья на три дня галопа хозяйничали отряды бродичей. Их, конечно, надо наказать, но это потом. Сначала — сохранить народ.
Разведчики дошли до моря и обнаружили на виднокрае огромный флот. Промедление грозило смертью, хакан отдал из своих запасов всю горючую воду и велел вылить в море. Не сразу, в день приближения раджинскогй армады. Вспомнил урок, преподанный ему князем Бродским. Еле успели подвезти. А вот поджечь — поспешили.
Горючая вода охватила лишь половину раджинских кораблей, остальные успели на вёслах отойти от страшного пожара. Ещё три дня боялись подойти к берегу. Знали бы они, что чёрную воду так трудно собирать, может быть, решились.
— А потом, — закончил мурза, — к берегу начало прибивать трупы.
Мечислав взял волосы в горсть.
— Получается, Змеевы люди хотели первыми сойти на берег?
— Нет. Уцелевший раджинский мурза нам рассказал — всех укачало в пути. Первыми хотели высадиться на берег главные. А Змеевы люди были у них на кораблях.
Гонцы загоняли лошадей, спеша в Тмуть — надо показать хакану, что прибило к берегу. Хакан лично выехал к морю и отправил к раджинскому мурзе гонца на лодке. Тот боялся, клялся кроме нежной Назым отдать хакану всех своих дочерей. Пришлось посадить его на вёсла, за спиной поставить палача, а в ноги бросить труп Змеева человека. Гонец вернулся живым и хакан приказал наполнить его лодку серебром и сделал мурзой.
Вторак, чуть было не задремавший от рассказа — он всё это уже слышал, очнулся, вздрогнул:
— Не называй Змеевых тварей людьми. Это — не люди.
— Кто же? — хмуро спросил Тихомир.
— Не знаю. Я такого не видел никогда. Не люди — точно. Нелюди.
Мечислав ещё раз посмотрел на вонючий куль. По всему — человек. Руки-ноги-голова. Местами — обгорелые до костей. Да только плащ — не плащ. Сейчас видно: сильно изорванное кожистое полотно, словно у летучей мыши, прикреплённое к плечам хрящями. Теперь понятно, почему они никогда не снимали плащей — это невозможно. И резные обрубки, что все принимали за рукояти мечей, оказались культями. На правой руке сохранилась ещё одна культя, в обычное время прятавшаяся в рукаве, с приклёпанным к ней коротким клинком. После осмотра Вторак сказал, что это обрубок мизинца. В бою культя разворачивалась и служила существу мечом. В скорости битвы никто не замечал подмены, а кто замечал — погибал. И бляха сотника, скреплявшая лже-плащ на ключицах.
То, что раньше принимали за панцирный доспех, оказалось крепчайшей чешуёй — даже в огне не очень пострадала, ноги покрыты такой же, только помельче. И шлем оказался лишь роговым наростом на всю голову. По облупившимся остаткам краски, стало понятно, что их чернили. Из-под нароста торчали пучки не до конца сгоревших волос. Оказывается, они вообще росли лишь тонким ободком.
— Змеево племя, — задумчиво проговорил Тихомир, в который раз обходя вокруг трупа. — Не зря они себя так называли.
— И главный у них — Отец, — встрял Вторак. — И зовут его — Гром. Получается, он не прилетал на Змее? Он сам — Змей? Но он — чёрен, как ночь. Почему же у них лица белые?
Мурза прислушался, удивлённо вскинул брови:
— Лица белые? Это точно?
— Точно. А вы их не видели?
— Нет. У нас на земле их не было. Зато была Мать!
— Какая Мать?
— Мать Степи! Мы ей даже жертвы у камня приносили. Белаяснег.
— Белоснежная, — машинально поправил Ёрш. — Что делать будем, Мечислав?
— Мурза. Что ещё хотел сказать хакан?
Мурза вытянулся, стал строже.
— Хакан сам тебе скажет. Он в нашем стане. Зовёт в юрту посеред. Не только тебя зовёт. Всех твоих высоких мурз зовёт.
Степняки заканчивали накрывать войлоком шатёр между войсками. Мечислав закусил губу, скосил глаза на обера. Тот стоял бледный, вытянутый, словно позвонки срослись. Он-то из наёмников. Можно ли ему верить? В озёрском и блотинском начальниках князь почему-то не сомневался. Да и Ёрш, походный князь Кряжича, за доверие к себе отдал руку. Мурза по-своему расценил сомнение Мечислава, заговорил быстро, убеждающе:
— Вас много мурз, хакан с раждинским мурзой будет в юрте вдвоём. Захотите — убьёте, захотите — отпустите. Хакан говорит — не в тех врага ищем.
