Барон-дракон (СИ) - Огнева Вера Евгеньевна (чтение книг .txt) 📗
Фирма-то развивалась! Скоро они начнут по настоящему зарабатывать. Тогда
Стас со всеми и рассчитается. Но Вадим его просто-напросто обманул. Вместо непритязательного интеллигента, хотя бы и слегка пьющего, Стасик увидел микст из ума злости и боли. Но хуже всего был взгляд. Боссу показалось, что Ангарский прошил его тем взглядом насквозь, сразу ухватив суть невинных, в общем-то,
Стасовых хитростей. И ведь не сбросишь с рук. Бывшие одноклассники и однокурсники, которых Стас кропотливо переманивал к себе в фирму, в большинстве своем знали и помнили Ангарского. Как-то они посмотрят на шефа, бросившего друга в беде?
Не бросил и даже приложил максимум усилий к поправлению Вадимова здоровья, рассудив в конце концов - привыкнет к обстановке - обтешется. Стас даже свозил товарища в больницу и показал знакомой докторше. Большая, суровая, похожая на каменную скифскую бабу дама в белом халате, потыкала в похмельного Ангарского пальцем, повертела перед близорукими глазами снимки, кликнула носатого травматолога и приговорила: фигня. Перелом поперечного отростка. Три недели постельного режима, тепловые процедуры, покой, уход.
Само срастется. Это ей фигня - она каждый день людей режет. А Стасику каково?
Помаялся сомнениями, посоветовался с вечно сонной женой Лялькой и определил
Вадима в офис, сбросив с рук на попечение секретарши и бухгалтерши.
Те восприняли явление, заросшего щетиной, неприветливого субъекта в их законной комнате отдыха, как посягательство, и по началу ощетинились. Но по мере того как боль уходила, и прояснялся Вадимов взгляд, баб начало забирать. И не просто забирать - закручивать и затягивать в омут, в смертоносную воронку его темных, непонятного цвета глаз.
Кончилось плохо. Вадим-то поправился и даже приступил к работе. А вот обеих дам пришлось увольнять - подрались в офисе среди бела дня на глазах у клиентов. Дошло до вырывания волос. Физиономии у них к концу побоища, - разнимать пришлось, разумеется, Стасику, Ангарский сидел в сторонке, будто не по нем звон, - были разлинованы, как детские тетрадки. Не останови их начальник, и глаза бы друг дружке повыдирали.
Обоих Стасик знал давно и хорошо, даже слишком хорошо. Такого надругательства над честью фирмы и своей собственной он снести не мог. Обе женщины вылетели с работы в тот же день. Стасику никто не попенял. Друзья сотрудники покосились на безразличного Ангарского, покачали головами, припомнили его прежние похождения и решили: Стас сам виноват - пустил козла в огород.
С выдворением влюбленных дур, и приходом на их место совершенно посторонних и потому, шугающихся всех и вся, секретарши и бухгалтера, работа на фирме прям-таки закипела. Вадим, конечно, пил, на что начальник ему несколько раз категорически указывал. Вадим, кроме того, как выяснилось, никуда не собирался из офиса съезжать, но… и работал он качественно. Стас в тайне от соратников придирчиво вникал во все детали, пытаясь уловить товарища на какой-нибудь крамоле. Видел же, чуял, что тот работает не в полную силу, а, как бы, спустя рукава, как бы, в полусне. Не болит у него душа за их общее дело, за процветание фирмы. Однако так ничего и не накопал. От сих, до сих
Ангарский выполнял свою работу блестяще. И пойди, придерись, попеняй, что, дескать, без огонька трудишься, а тот тебе в лоб и принародно: на какие деньги ты себе особняк строишь? Еще зарплату припомнит, которая в последнее время больше напоминала фиговый лист. Так ведь Стас, по большому счету, тут был ни при чем. Он им всем в самом начале предложил внедрять, разрабатывать, осуществлять… и т.д. Не его вина, что они ленятся лишний час на себя поработать.
Станислав Петрович остановился и мысленно прикусил язык. Одно дело митинговать на междусобойчиках: давайте, мол, ребята, действуйте под моей крышей, я прикрою. Другое - честно признаться самому себе: не даст он им развернуться. Хуже - быстренько избавится от излишне активного сотрудника.
Что, кстати, однажды уже и случилось. Но - тихо, мирно, без скандала.
Замотанные кризисом, безденежьем, маленькими детьми и безработными женами, бывшие однокашники тогда ничего не понял. Они и сейчас еще не врубались, а этот - будто рентген. Стас не раз ловил его проницающий, внешне безразличный взгляд. В принципе, решение в голове генерального директора уже давно созрело, не хватало прецедента.
Вадим валялся на продавленном диване, уставившись в экран старого престарого, черно-белого телевизора. Там бухтели и клубились вперемешку со стрельбой. Силиконовые дамы обмахивали крылышками прокладок перхоть со своих кавалеров, а те в отместку прыскали в них дезодорантами, так что девушек сметал удушливо-аллергический вал.
Остохренело. То есть - охренело на сто процентов. И они, в ящике все охренели. И он от них. А встать выключить - лень. Не хотелось двигаться, не хотелось даже дышать. Ничего практически не хотелось. Приговор привели в исполнение. Лишение Силы там обернулось в этом мире параличом воли. Он не сразу догадался. Когда допер, пытался даже бороться с собой. Пытался что-то делать. Иногда получалось. Но он не радовался, сознавая, что все его потуги - пустая суета. А потом и суетиться перестал. О приобретении какого-либо материального благополучия и речи не было. Не престало дракону, спешить к навозной куче, дабы не оставили без горячего. Лень заполонила все его существо.
Давно надо было встать и уйти из тесной комнатушки, куда Стас, для уплотнения жильца, велел составить старую офисную мебель, рухлядь, коей место исключительно в печке.
Еще в начале, в период какой-никакой активности, приходила мысль, перебраться в соседний городок к Пашке. Тот стал крупным нефтяным начальником, у него народились детки, и жил он припеваючи, периодически позванивая Ангарскому в офис.
А зачем? От себя можно бегать только во внутреннем пространстве. Во внешнем бесполезно.
Только женщины несколько примиряли Вадима с его нынешним состоянием.
Тем более, Высокий Совет одним из испытаний определил разработку женской линии. Вадим привычно перебирал бабами как харчами. Андраг присматривался.
Но отклика в душе не нашла ни одна. Он их понимал, он их чувствовал, как виртуоз чувствует свой инструмент, он их жалел. Он получал настоящее удовольствие от обладания их телами. Его душа оставалась слепоглухонемой.
Если у дракона есть душа. Если у увечного драконочеловека сохранилась душа.
Сначала он ухнул в тягостные сомнения по этому поводу, а потом просто перестал о ней размышлять, как перестал размышлять о Боге, вычеркнув эти темы из списка насущных.
В телевизоре тем временем упитанный небритый субъект, оседлав стул, начал обличать, посверкивая на миллионную аудиторию, навернувшейся слезой. Вадим выключил звук. Информации все равно с гулькин нос и та - сплошное вранье, зато видна актерская работа, отрепетированность, так сказать, боли сердца.
Полюбовавшись еще некоторое время на обличителя, Ангарский закрыл глаза.
Так - совсем хорошо. Почти что умер. Ни желаний, ни планов, ни обязанностей.
И извне никто не пробьется. Те, кто ему был нужен и дорог либо далеко, либо вообще умерли. Сколько умерло! Иногда ему казалось, соберись ушедшие сейчас вокруг него, пристыди, накати гневом на аморфную массу, в которую превратился их друг, да, просто, скорбно постой рядом - он поднимется и найдет в себе силы стряхнуть страшное безразличие.
Телефон затрещал на расстоянии вытянутой руки. А Вадим, оказывается, задремал. В промытые сном глаза, рухнула с экрана картина взрыва. Из черно серого клубящегося облака на зрителя летели ошметки и обрывки. Телефон поддержал апокалептическую картину очередным хриплым треском, будто рвалось вокруг пространство.
Тьфу! Вашу же мамашу! Достали. Ангарский вместо того чтобы мирно нажать на клавишу, вырубил телевизор ударом кулака по корпусу. Тот крякнул и свернул картинку. Осталось, повторить то же самое с телефоном. Однако пыл уже был растрачен. Зачем? Завтра набежит Стасик, развоется. Лучше не брать трубку вообще. Вадим уставился на аппарат - кто кого переупрямит. Тот потрещал и стих, но через десять секунд опять вякнул. Звонарь на том конце, похоже, знал, что Ангарский на месте и добивался контакта.
