Зеленоглазая гадюка едет в Хогвартс - Лу Психея (читать книги без TXT) 📗
– Иррационально, – шепчет Гермиона. – Иррационально и нелогично доверяет.
Начинается обычный утренний шум – проснулись Парвати, Лаванда и Салли, а она ни страницы не прочла. Гермиона вылезает из постели, одевается, идет в Большой Зал. Светловолосая макушка за соседним столом вызывает спазм в животе.
Что ей сделал Малфой?
Тогда, после того, как профессор Макгонагалл загнала их в спальни и заперла двери (Алохомора не помогала, Гермиона пробовала каждые полчаса, а потом все же уснула), Эри вернулась в половине седьмого утра. Кратко сказала: «со мной все в порядке, Грейнджер, не хочу с тобой разговаривать». Все.
Если она так рано вернулась – значит, то, что сделал Малфой, было слабее, чем та гадость с Невиллом, ведь он пробыл в больничном крыле почти весь день… или нет? Может быть – Гермиона задумывается, что могло вызвать ТАКУЮ реакцию – Малфой ее ударил? Нет, тогда Эри, злая, как мантикора, носилась бы по Хогвартсу и задирала его. А сейчас она тихая, на слизеринца даже не смотрит. Только на Снейпа. Невилл сказал, что она ночевала у него в кабинете, и он ей помог… «Больше ничего не стала говорить», – сказал он виновато, моргая карими глазами.
Что ей сделал Малфой?
Гермиона ненавидит его – она и не знала, что можно так относиться к человеку. За все. За то, что он как раз такой «прирожденный волшебник», каких она заранее боялась, штудируя летом книжки, и за то, что прекрасно это сознает. За то, что задирает их всех, не стесняясь бить подло, за гадость, которую он сделал с эриной сумкой – бедный Невилл! За фотографию эриных родителей (пусть считают, что все кончилось хорошо, но Гермиона считает, что позитивные последствия в данном случае не искупают ярко негативных намерений).
Но больше всего – за «грязнокровку».
Если вдуматься – смешное словечко, детское. Грязноручка-грязноножка-грязноносик, будто в стишке. Но Малфой произносит его так, что Гермиона действительно чувствует себя недочеловеком. Умом понимает, что она ничем не хуже его, просто знает меньше, чистокровность совсем не важна (это ей и Рон, и Невилл говорят – чистокровные волшебники), но все равно терзается. Вздрагивает каждый раз, когда слышит. Это слово у нее вызывает куда большее отвращение, чем многочисленные эрины «(нецензурно)!», когда та что-то роняет или проливает чернила на готовое эссе.
Теперь она больше не услышит этих ругательств. Эри замолкает в ее присутствии. Они общаются только на уроках – не настолько она сердита на Гермиону, чтобы из-за этого пренебречь учебой. Но разве «передай мне перо, пожалуйста» и «Грейнджер, кинь драконий коготь в зелье сама – это надо делать очень плавно, Нев не справится» – разве этого достаточно, по сравнению с тем широким потоком общения, который был раньше? С той рекой мыслей, переживаний, идей, которыми они делились?
Гермиона чувствует себя как в пустыне. Рон ее тоже ненавидит, ничего не говорит только потому, что Эри дергает его за рукав каждый раз, когда он собирается разразиться очередной речью на тему «тебе баллы дороже всего, и посмотри, что вышло!». С ней разговаривает Невилл, «работаю почтовой совой» – как он мягко шутит, в очередной раз отправляясь к Эри, чтобы узнать, собирается ли она прекращать этот бойкот… и что надо для этого делать.
Гермиона уже на все готова ради этого.
Глава 12. Философский камень.
…Сначала шорох ткани, потом треск, и мантия рвется по швам. Рывок – мгновение паники, нечем дышать – и вот галстук тоже падает на пол. Малфой укладывает ее на пол Астрономички, склоняется над ней. Светлые волосы кажутся серебряными в свете луны… или это все-таки не Малфой?
Потому что сейчас он на этом не останавливается.
Холодная рука сжимается на шее – «помни, что ты в моей власти» – а потом ползет ниже…
Эри проснулась от собственного крика.
Полежала минутку, слушая безумно колотящееся сердце. Тыльной стороной кисти смахнула с глаз слезы («я что, плачу во сне? какая гадость…»), рукавом ночной сорочки вытерла мокрый от пота лоб. Прислушалась к колебаниям магии – нет, заглушка не слетела. Надо же, как выросли ее способности – теперь этих чар хватает на всю ночь. Эри скорее съела бы флоббер-червя, чем позволила соседкам по спальне догадаться, что с ней творится – недавно выученные чары тишины были очень кстати. Уровень третьего курса, между прочим!
Впрочем, когда в кошмаре Малфой все-таки толкал ее вниз, Эри закричала так, что звук ее голоса пробил чары. Патил проснулась, сонно заворчала что-то, остальные, слава богу, нет.
Или это был Дадли, а не Малфой? Ее подсознание изощренно тасовало картинки прошлого, кошмары снились постоянно.
Эри нащупала под подушкой палочку и книгу, зажгла Люмос, уселась удобнее. Пусть Грейнджер читает исключительно учебники, Эри казалось, что стать «своей» в волшебном мире будет проще, если знать их беллетристику. Например, эту книжку дал ей Невилл. Сюжет… обычный. Пропала из музея великая историческая реликвия – посох Мерлина, и два брата – совсем маленькие, еще в Хоге не учатся – его ищут. Судя по всему, справятся с поисками лучше взрослых, и частного сыщика, и полиции… то есть, лучше мага-поисковика и авроров. Обычный детский детектив, только с поправками на магию, романтическая чушь. Зато становится понятно, откуда берутся такие, как Невилл, Рон и вообще весь Гриффиндор. Два «героя», даже без палочек, идут воевать с темным магом… а, захватили папину мантию-невидимку – мозги все-таки есть. Чуть-чуть. Не Гриффиндор, а Равенкло.
Эри захлопнула книжку, зевнула. Пора вставать и учиться. Какая глупость эти детские сказочки…
В ванной она столкнулась с Грейнджер – у той опять было то самое выражение лица, расстроенное и умоляющее. Эри прошла мимо. «Нет, не прощу. Не хочу и не буду».
Как странно – замерзая на Астрономичке до прихода Малфоя, она решила устроить Гермионе бойкот, а потом забыла об этом, не до того было. И теперешнее молчание – не педагогическая мера, вовсе нет. Вернувшись от Снейпа, выслушав отчет Полной Дамы («милочка, декан мне строго-настрого велела никого не выпускать, но твоя подружка так рвалась, почти до четырех часов ночи подходила..»), увидев Гермиону – встревоженную, испуганную – Эри поняла, что Грейнджер наказала сама себя. И что это наказание достаточно, тоже поняла. И ей на самом деле не хотелось говорить ни о чем, забыть – как страшный сон.
Но потом она увидела Малфоя. А ночью приснился первый кошмар.
И теперь ей просто хотелось сделать Грейнджер так плохо, как плохо было ей самой. Отомстить слизеринцу Эри не могла. Снейп объяснил, что велит крестнику молчать о происшествии, но снимет запрет, если она будет нарываться на новый скандал. Говорил что-то вроде «нельзя заводить смертельных врагов в таком возрасте, постарайся забыть»… Ни черта он не понимает.
Раз с Малфоем пока ничего не выйдет – пусть больно будет Грейнджер. Она ведь тоже виновата, пусть косвенно. Слизеринец подождет.
Эри подумала о будущей мести – и мрачно улыбнулась. Ее религиозное воспитание было поверхностно и обрывочно, но одна фраза из Ветхого Завета крепко сидела в памяти. «Око за око, зуб за зуб». Честно говоря, она была из тех людей, которые, если им выбьют зуб – выдернут противнику всю челюсть, причем без анестезии.
«Я с ним еще расправлюсь. И это будет страшно».
На завтраке она старалась не смотреть на Малфоя – боялась, что не выдержит, подлетит к нему и ударит. А за такое можно в самом деле вылететь из Хога.
«Спокойно, Поттер, спокойно. Будет и на нашей улице праздник».
Нет, незачем смотреть на него. Снейп запретил обсуждать «происшествие», и вообще не велел разговаривать со слизеринцем, поэтому Малфой в выигрышном положении. Это на язык Эри остра, а злорадные взгляды и пакостные ухмылки у Малфоя получаются намного качественнее. Значит, надо вообще его игнорировать.
«Глиста белобрысая. Слабак!» – презрительно подумала Эри; жаль, нельзя сказать это вслух.
Поттер, наконец, выяснила для себя, что такое Малфой. Да, он ужасно ее напугал, но, придя в себя, она поняла, что слизеринец – действительно слабак. И переместила его в другую колоночку в своем мысленном списке. Эри делила всех людей на три группы. Те, кто имеет «стержень» внутри, кто обходится без него, и те, с кем пока не ясно. У Рона, например, стержень есть, только спрятан очень глубоко. У Грейнджер и Лонгботтома – нет. Про себя она самодовольно думала, что ее стержень – из титановой стали, сверхпрочный. У Снейпа – этот стержень еще и в три ряда покрыт колючей проволокой. (И чуть-чуть цветов и листьев между торчащими колючками, – пришла ей в голову необычная, «девчачья» мысль). А с Малфоем долго не могла сообразить, даже после драки. Не знала, есть ли стержень. Он очень хорошо держался, переживая унижение – это тоже мужество.
