Слепой боец - Горишняя Юлия (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
Был еще только вечер того дня, когда пристала к Кажвеле «змея», над которой кружила одинокая крачка. Был вечер, и Гэвину казалось, что мачта тарибна с пенькой, который привел Сколтис, видна отовсюду с острова, даже если повернуться к ней спиной. Ночью на Кажвелу пала стая куличков-побережников. Крошечные птицы, тройка которых поместятся на ладони, опускались на корабли, людям на плечи. «Пиит! Пиит!» — звенело в ушах, остров стал черен, а когда они улетели — бел от их помета. Потом прошел дождь и смыл все это в море, Кажвела промокла насквозь, шатры, отталкивая воду, блестели, как серебряные.
Рахт зашел к Гэвину в гости. Говорили о том, о сем, о чем достойно вести капитанам беседу между собой. Усмехаясь, Гэвин рассказал про лодки певкинийцев и то, что из этого вышло. Рахт в ответ — о плавании «Остроглазой», которая вернулась утром, ограбив чье-то поместье на берегу острова Кайяна. Поместье было богатое, вот разве только рабы такие, что — по словам Хилса — «только и оставалось махнуть рукой, пусть спокойно помирают». Впрочем, на лишайниковых плантациях никто ведь и не ожидает найти хороших рабов.
Лишайник дорогой товар, но умелых рук он не требует — соскребай, да и все, — а рабы дешевы. Хозяин лучше будет менять их каждые три месяца.
А дешевых рабов доставляют северяне. Так что, можно сказать, Гэвин чуть ли не сам добывал лишайник для знаменитой кайяны — краски из кайянского лишайника, которой алел его плащ.
Потом Рахт перешел к собственным делам. Пожаловался на раздоры своих людей с Кормайсовыми.
— Всякий раз ведь к источнику приходится через их лагерь ходить, — сказал он. — Обронено словечко, и начинается.
— Разбей кому-нибудь голову, — посоветовал Гэвин. — И пообещай, что и дальше так будет. Если, мол, кому-то не терпится стать наковальней, я ее сам из него сделаю, вперед Кормайсовых людей. А еще лучше, — добавил он — нет, не он, а Гэвин-с-Доброй-Удачей, — давай-ка я прямо у вас под ногами такую сладкую воду выкопаю — все уж к вам за водой ходить начнут.
— Не надо, — сказал Рахт только наполовину в шутку. — Все будут ходить затем, зачем мои к Кормайсу, — чтоб было с кем сцепиться…
Гэвин засмеялся. Он смеялся смешком долго для Гэвина-с-Доброй-Удачей, но так уж запутался в собственных поступках — куда ему было это заметить. Но родичи говорили не одни — нашлось кому примечать. Ведь шатер капитана — не для него одного, тут и сколько-то ближних дружинников ночует, и та полудюжина людей, с которой пришел в гости Рахт, тоже была здесь.
— Гэвин, — сказал он. — А может, вправду — отправимся уж домой? Неохота мне никому из своих разбивать головы, да и тебе, я думаю, неохота.
Гэвин продолжал смеяться. А Йиррин (конечно, он тоже был тут) сказал:
— Мы с ним об этом уже второй день говорим. То есть я говорю, а он молчит.
— А по-вашему, — сказал Гэвин, — отвечать нужно на такой вздор?
— Ты знаешь, — спросил тогда Рахт, потому что разговор, как он видел, пошел прямой, — что говорит один такой человек по имени Йолмер, которого я тоже рад бы не слушать?
— А как я могу не знать? — сказал Гэвин. — Докладывают.
Рахт запнулся.
Он думал, что начать этот разговор будет легче. Сейчас он почему-то очень ясно чувствовал, что — как ни смотри, — это его первая вода в заморском походе, а у Гэвина — восьмая…
— Чего ж вы теперь не начинаете охоту с трещотками? — насмешливо спросил Гэвин. — В Силтайн-Гате не дорешали — можно дорешать.
— Попозорились — хватит, — сказал Рахт. — С Кормайсом можно справиться. И с Йолмером можно справиться. Хотя… — Он вдруг закрутил головой.
Йиррин тоже хмыкнул.
— В первый раз в жизни человек наткнулся на слова, — заметил он, — из-за которых его слушают, как вроде он не Йолмер, а что-то такое, стоящее внимания. Он же всю жизнь только и хотел, чтоб на него посмотрел кто-нибудь. Он теперь от этих слов не отступится, помрет — и то привидением ходить будет, чтоб липший раз покрасоваться…
— Не в том дело, что он говорит, — сказал Рахт. — Дело в том, что повторяют, и повторяют — из-за того, что недовольны. Тобой недовольны, Гэвин.
— Кто мне это говорит, — сказал тот. — Певец, который давным-давно забыл, что он певец, — новых песен я от него с Силтайн-Гата не слышал. И мальчик, которого бабка еле-еле решилась отпустить от своей юбки…
Но Рахт недаром все-таки был внук Якко Мудрой — он сдержался.
— Вот и подумай, Гэвин, — сказал он, — как случилось, что говорим это тебе только мы двое. А те, с кем тебе, конечно, достойнее было бы совещаться, — те не приходят сюда.
— Это почему они достойней? — сразу сказал Гэвин. — Оттого, что пеньку щедро раздают?
— Лучше быть щедрым на пеньку, чем на насмешки! — заметил на это Йиррин, потому что даже у него терпение кончалось.
Потом эти слона стали пословицей, что означает — даже скупец лучше, чем насмешник. (Хотя Сколтиса-то ведь скупцом никто не мог назвать.) Самая первая книга, которую записали много-много зим спустя на Внешних Островах. — «Книга пословиц», и эта пословица там тоже есть.
А после этого Рахт очень удивился — потому что хозяин шатра вдруг опять захохотал, и дружинники обоих, те, что тоже были в этом шатре и сейчас просто-таки не знали, браться им за оружие или нет, — может быть, их капитаны вовсе и не ссорятся, ведь не могут же люди ссориться, когда у них такие глаза? — решили, что кровопролития здесь, пожалуй, не будет. Но, кроме Гэвина, не засмеялся никто, — а прежде у него такой всегда был смех, который и мертвому хотелось подхватить…
— Сколтису, сыну Сколтиса, — сказал наконец Гэвин, — лестно будет услышать эти слова.
Короче говоря, Рахт понял, что от Гэвина все равно не будет проку, даже если бы тот искренне старался хотя бы не улаживать чужие раздоры. Ему самому бы только поладить с теми, кому уже успел не понравиться; даже если бы искренне старался, все равно быне смог. А потому он качнул головой и повторил, что никто не будет против, потому что никто уже не верит, чтоб за оставшееся время чистой воды им что-нибудь перепало в добычу стоящее, — никто не будет против, если они уйдут на север прямо сейчас и покончат со всею путаницей разом. «Потому что, — добавил Рахт, — если нам даже начнет с сегодняшнего дня везти, как заговоренным, — в это теперь просто-таки никто не поверит».
— Уходите, коли охота, — сказал Гэвин, — сами. Я уйду домой тогда, когда собирался, не раньше и не позже.
Он уже забыл, как после Чьянвены ему все казалось безразличным, хоть прямо сразу плыть домой.
Йиррин, уже отойдя немного, сказал, что сам здесь никто не уйдет, тут остались не Борлайсы. Это люди из других округ, просто в море с Гэвином повстречались да поплыли вместе, а те корабли, что стоят нынче вДо-Кажвела, уходили вместе с «Дубовым Бортом» из Капищного Фьорда, и прощальную чашу их капитаны пили одну с Гэвином — не так легко им уйти. Ведь они знают, что такое честь.
— Не говори про всех, — хмыкнул Гэвин.
— Уйдут Кормайсы — нам же лучше, — сказал вдруг Рахт. Он был рассудительный человек и никогда не припоминал тропу возле Осыпного Склона. Но одно дело — не припоминать, а другое — забыть.
— Так чего ты хочешь, — сказал Гэвин, — чтоб они ушли или мы?
Вот этак оно и шло. Их было двое, а Гэвин один, но убедить они его так и не смогли. Невозможно ведь убедить человека, который даже не слушает. От Рахта он не мог отделываться молчанием — именитый человек как-никак, — поэтому отделывался язвительностью. Все, чего они тогда от Гэвина добились, — так это слов: «Чтоб Тьма забрала меня, если сверну на север раньше, чем в последний день Рыси!» — и это уже был конец. После таких слов не то что Гэвин — ни один капитан на свете решения менять не будет.
И после них Рахт, как ни странно, почувствовал даже почти облегчение. Тем более что уйти на север — тоже не лучший выход. Благоразумный — да. Но было в нем что-то такое…
И он еще подумал, что надо бы спросить у Йиррина, не почувствовал ли тот тоже облегчения. Они очень хорошо сошлись в это лето — Йиррин с Рахтом, — а особенно в те несколько дней на Кажвеле, пока чинились рядом. Не так сошлись, как друзья, а как люди, что знают — судьбы их проходят рядом, но порознь, и все-таки по сердцу друг другу. Рахт по уму и характеру был тогда старше своих лет, так что обычно с Йиррином он себя чувствовал на равных. В тогдашнем разговоре Гэвин заметил это впервые. В ту минуту его вовсе не волновало, что его побратим смеет принадлежать не целиком ему одному. Но только в ту минуту.
