На грани миров (СИ) - Нарейко Оксана (читать полную версию книги .TXT) 📗
— Понял я, отсрочить никак нельзя? — спросил домовик и сразу устыдился. Какой отсрочить, что он, первый век живет, чтобы такие глупые вопросы задавать. Раз уж прислали гонца с точной датой, значит все так и будет. — Еще указания будут?
Тень не удостоила его ответом и помчалась дальше, нести свои скорбные вести.
— Вот оно, значит, как получается. Не будет у Анны Макаровны ни зимы, ни весны и столько картошки ей совершенно ни к чему.
Устав домовых очень четко разъяснял, что Мефодию надо делать дальше. Предупредить соседей–домовиков, узнать, кому домишко перейдет, да и подумать, как самому быть. Тут он уже волен был решать сам, никто ему указывать не смел.
Анна Макаровна, недавно разменявшая девятый десяток, жила в маленьком поселке на окраине пока еще не очень большого города. Так сложилась жизнь, что была она одинока, родня, совсем дальняя где–то имелась, но с ней она не общалась. Соседи ее любили и уважали: всегда выслушает, словом поможет и делом, сор из чужой избы не вынесет, где надо смолчит, где надо посоветует. Бывшая учительница, она ни о ком не сказала дурного слова и сердилась и кричала только в одном случае — если портили библиотечные книги. Читать она любила и читала много, в библиотеку собиралась, как на праздник, тщательно увязывала прочитанные книги в платок и степенно, не торопясь, шла за новыми. Так и текла ее жизнь последние годы — размеренно и скучно скажет кто–то, но им — Анне Макаровне и Мефодию она нравилась. Дом, огород, лес рядом, куры и козы, кошка и собака, свежий воздух и тишина. Что еще человеку и домовому для счастья надо? И вот, совсем скоро, 14 декабря, Макаровна должна была умереть и все счастье, вся жизнь, которую ей помогал выстраивать Мефодий, закончится. С посланниками спорить бесполезно, они только предупреждали о неизбежном, а у кого вымолить отсрочку Мефодий не знал, да и понимал, что человеческий век короток и все равно им придется расставаться.
Анна Макаровна умерла во сне, быстро, даже не поняв, что с ней случилось. Просто глубоко вздохнула, а выдохнула уже свою душу, еще крепко привязанную к телу и не понимающую, что случилось.
— Милая ты моя, — Мефодий гладил душе руки и плакал. — Столько лет вместе. Ну, ничего, может быть еще свидимся, ты не переживай, я обо всем позабочусь.
Похоронили ее за счет соседей, родня так и не объявилась. Живность тоже разобрали по поселку и толстый кот Васька звал Мефодия жить с собой, к новым хозяевам, да вот только домовик там уже был, а два домовых под одной крышей — это похуже двух хозяек на одной кухне будет, поэтому Мефодий отказался. Дом стоял заброшенный, с заколоченными окнами, нетопленный, поэтому он сильно обветшал за зиму и вот, дождавшись весны, Мефодий принял Решение. Позвал своего лучшего друга и соседа Нафаню и объявил:
— В спячку ложусь! Дождусь того дня, когда здесь снова будут жить люди. Это мой дом, не хочу отсюда никуда уходить.
— Ну что ж, решил, так решил. Только где заляжешь? В лесу? В доме нельзя, вдруг снесут?
— А вот здесь, во дворе. В корнях векового дуба норку выкопаю, лесовик местный сказал, что дуб еще несколько сотен лет стоять будет, а как время придет, проснусь.
Что такое «придет время» и как узнать, что оно пришло, они объяснить не смогли бы. Так медведь просыпается весной, зная, что выспался и оголодал и пора начинать новую жизнь.
— Ты присматривай за дубом и домом, ежели что случится, с собой меня забирай.
Мефодий и Нафаня обнялись и скрепили договор наливкой Макаровны, бутыль которой Мефодий так спрятал в погребе, что соседи ее проглядели.
Шли годы. Мефодий видел сны о прошлом, настоящее он не хотел видеть, зная, что если не просыпается, время еще не пришло, поэтому он вспоминал молодую и задорную Анну Макаровну, додельницу и умницу и время летело незаметно. А вокруг старого дуба мир менялся с пугающей быстротой. Соседний город разросся и поселок стал его пригородом, строились новые дома, дороги, магазины. Менялось все. Все, кроме людей, домовиков, кошек и собак.
И вот в один не прекрасный день….
Мефодия разбудило горе. Настолько сильное, что он подскочил в своей берлоге, ударился о корень дуба и сразу не сообразил, как ему выбраться. Горе затопляло все вокруг, пурпурными волнами убивая радость и свет. Домовик испуганно и нерешительно вылез из–под земли и увидел маленькую девочку, заплаканную и несчастную.
— Рокки, — всхлипывала она над свежей могилкой. Мужчина и женщина («мать и отец?», подумал Мефодий), стояли чуть в стороне и абсолютно не знали, как утешить дочь.
— Аня, я же говорил!
Сердце домового заколотилось. Анна, ее зовут Анна!
— Аня, я же говорил, не надо покупать ей хомяка, они мало живут. Давай купим ей щенка или котенка, как она и просила.
— Юра, ты подумай, а если с щенком или котенком что–то случится, что с Аринкой будет? Ты посмотри на нее, сердце разрывается и у нее и у нас! Все, никаких животных в доме!
Анна решительно подошла к дочери.
— Аринушка, солнышко, пойдем в дом.
— Уйдите от меня! Я хочу, чтобы он жил! Рокки, Рокки… — девочка села рядом с холмиком, гладила ладошкой землю и что–то тихо шептала.
— Эх, горе–то какое. — Мефодий видел крошечный пузырек хомячьей души, летающий вокруг девочки и пытающийся ее успокоить. — Лети уже, грызун, — домовой дунул на душу и та полетела ввысь. Мефодий сел рядом с девочкой и стал нашептывать ей на ушко слова утешения настолько древние и тайные, что передать их нашим языком нет никакой возможности. Арина потихоньку успокоилась. Слезы высыхали на ее мордашке, она еще всхлипывала, но дала матери увести себя в дом.
— Давайте посмотрим, что тут у нас, — Мефодий отправился следом, осматривая свое новое жилище. То, что оно его, он не сомневался ни разу, сердце подсказало. Ох и хороший дом поставили! Сруб двухэтажный, окна большие, воздуха, света много, комнаты чистые с половичками цветными («как у моей Макаровны были», удивился домовой), банька во дворе, да много всего такого, о чем Мефодий и не помышлял. Вот только печки не было.
— Как зимовать будем? — пригорюнился домовик. — Спрошу у Нафани совета.
Нафаня так и жил рядом. Его дом тоже перестроили, тоже хорош был. «Но мой–то получше!», подумал Мефодий. Нафаня ему обрадовался! По своему дому поводил, все рассказал, показал и добавил, что много нового появилось за это время, чтоб не пугался ничего.
И началась у домового новая интересная жизнь. Анна работала дома, рисовала что–то, Аринка в школу ходила, а хозяин — Юрий — работал в центре большого города и домой возвращался поздно. Со всеми Мефодий подружился, всем был доволен, только живности ему не хватало. Но тут взрослые на своем стояли — никого ни в доме, ни во дворе. Дочку жалели. Так прошло несколько месяцев, наступила зима. Настоящая, как в старину — снег, мороз, ребятишки крепости снежные строят, в снежки играют, возвращаются домой мокрые насквозь, матери греют их в горячих ваннах, укутывают пледами и сажают поближе к батареям (напрасно домовик боялся, что мерзнуть зимой будут))) Приближался Новый Год. Привезли большую елку и Анна с Аришкой стали ее наряжать. Юрий, как всегда, на работе задерживался. Мефодий помогал с елкой и вдруг почувствовал неладное. Что–то с Юрием нехорошо, а что, понять не может. «Ходит по краю», пришло на ум. Что же делать? Дом не оставишь, не может он из дома уйти.
— Юрий Михайлович, зайди ко мне, — тон шефа был нейтрален, но что ждать от этого упыря неизвестно. Юра был уверен, что никаких «косяков» в последнее время не натворил, но шут его знает.
— Заходи, садись. — Вроде бы шеф настроен мирно. Уже хорошо.
— Отчеты по продажам подготовил?
— Конечно, Михаил Борисович, они у Леночки, я ей передал.
— Отлично. Я, собственно, что тебя пригласил. А приезжайте–ка ко мне с Анькой Новый Год встречать! Да. Знаю, что скажешь, что семейный праздник, Аринка, ну так отправьте дочку к бабкам–дедкам, а сами к нам.
Тон у шефа был не приглашающий, а приказывающий. Юра с тоской подумал о красивой елке, о подарках, о том, как с соседями ходят кататься на горку сразу же после полуночи, о фейерверках, о веселье. Но это шеф. И от него зависит не просто много, а, практически, вся Юрина карьера, все, к чему он так стремился очень и очень долго.
