Башня Королевской Дочери - Бренчли Чез (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Нахмурившись, он покатал камень между ладоней. Мустар был всего лишь мальчиком, да к тому же верующим, не отрёкшимся от своей религии, несмотря на все опасности, — мог ли он поверить, что маленький камушек обратит человека из одной веры в другую? «На эту ночь, — сказал мальчик. — Когда они придут». Кто должен прийти, когда? «Это тебе поможет». Поможет в чём? Это не спасёт от Ордена, тут Маррон даже не сомневался. Если бы у него нашли эту вещь, если бы он показал её, отделаться поркой уже не удалось бы. Вначале его допросили бы, и его крики уже завтра разносились бы по кельям грешников, оглушая стражников. Мустар должен был знать об этом. Он пошёл на страшный риск, пронеся сюда эту вещь…
«Это тебе на эту ночь. Покажи это, когда они придут, и это тебе поможет».
Голубой камень, три голубых камня и голубая бусина… Маррон вновь вспомнил мальчика, вставшего на колени перед самодельным алтарём и возносящего молитвы. О чём может молиться маленький раб, оторванный от своего народа?
А вчера, когда они с Раделем проходили мимо, алтарь всё ещё стоял, но там оставался только один камень. Птицы, подумал Маррон, но ведь никакой дрозд не сможет схватить камень таких размеров и такого веса. Вот разве что ворона… или человек. Или мальчик. Любой последователь Господа просто расшвырял бы камни и разбил бы алтарь…
Человек с голубой бусиной, появившийся откуда-то с непонятной целью. Он пришёл с женой и с ребёнком, но не был похож на крестьянина. Да что там, и он, и его жена держались в седле как господа. Может, это были шарайцы? Фра Пиет назвал их шпионами — что, если он был прав?
«Это тебе на эту ночь. Покажи это, когда они придут, и это тебе поможет».
Три камня могли быть тайным знаком. Они могли означать «три дня», например, вчера, позавчера и сегодня. Шпион мог взять один камень, чтобы дать знак «мы готовы». А мальчик мог взять ещё один: «мы тоже готовы. Завтра». А сегодня тот же мальчик мог подобрать последили камень — «приходите сегодня», а потом мог отдать его другу как знак, чтобы тот остался цел и невредим…
Под влиянием темноты, холода, голода, страха и боли мозг может выделывать странные штуки и верить в любые небылицы. Маррон потряс головой и моргнул от боли; потом он спрятал камень и задумался, стараясь найти слабое звено в своих рассуждениях. Это все фантазии, глупые выдумки…
Но всё же там лежало вначале три камня, а потом один; а сейчас у него в руке был зажат такой же камень — редкий и опасный амулет. Сколько их могло быть всего?
«Это тебе на эту ночь. Покажи это, когда они придут, и это тебе поможет».
Маррон застонал про себя. Он несколько раз покатал камень между ладонями, и больная рука заныла; притронувшись к повязке, он почувствовал липкую влагу. Должно быть, опять кровь идёт. Ладно, не важно. Завтра он потеряет куда больше крови. Если, конечно, для него это завтра наступит, если он не воспользуется подарком сьера Антона, чтобы избежать его…
Нет. Этого не будет. Эти рыцарские штучки не годятся ни для оруженосца, ни для монаха. Возможно, они отвечают требованиям чести сьера Антона, но для Маррона это не выход.
Послышались мерные удары Брата Шептуна; наверное, уже полночь. Сейчас все, кроме стражи, стоят на молитве перед алтарем. Губы Маррона зашевелились и он, как настоящий кающийся грешник, беззвучно зашептал молитвы, но это были для него всего лишь слова. Нарушенные клятвы, преданная любовь, угасшая в этой жаре вера… Завтра его высекут и изгонят из Ордена; больше братья не будут иметь права на его верность или на его душу. Однако слова молитвы все равно лились, не переставая, и Маррон думал о человеке, который не станет молиться вместе с монахами. А в голове юноши звучал счёт: «Три камня, один камень, бусина на шее того человека, камень у меня, а весь гарнизон молится», — а все внутри дрожало, как не дрожало бы даже от самых диких фантазий. Он почти видел, что сейчас затевается какое-то дело против замка, и понимал, что он, единственный, кто об этом знает, должен что-то сделать. Сколько жизней он спасёт или погубит на этот раз?
И он встал даже раньше, чем принял такое решение. Он встал, и темнота вокруг заволновалась. Он схватился за пустоту и опёрся о камень, выжидая, пока не пройдёт слабость. Она так и не прошла. Тогда Маррон спрятал маленький нож в повязку на руке и сжал в другой руке камень, свой талисман: «Помоги, если можешь…»
Не спросив ни у кого разрешения, Маррон вышел из кельи в коридор — наверное, ещё ни один кающийся грешник не совершал такого преступления.
С одной стороны он увидел свет, тусклый и далёкий, но достаточно яркий для его изголодавшихся по свету глаз. Очевидно, это та самая комната, где горит в стенной нише лампа, где стоят на страже охранники. А может, вспыхнула надежда, может, и они молятся, стоя на коленях?..
Он развернулся и пошёл в противоположную сторону, медленно шагая и цепляясь за каменные стены. Вокруг были только запертые двери пустых келий, а самая последняя из них оказалась не только заперта, но ещё и заложена засовом. Наверное, камера для допросов, подумалось Маррону. Выхода не обнаружилось, хотя, честно говоря, юноша и не ожидал найти его, а пошёл так, наудачу.
Он повернул обратно к свету, бесшумно скользя мимо открытых дверей, зная, что даже в полной темноте его белая рубаха бросится в глаза первому же посмотревшему в его сторону грешнику. Однако ему повезло: одни кающиеся спали, другие молились, и никто из них не выглянул в коридор.
Юноша добрался до комнаты охранников, и тут ему снова повезло. Охранников было всего двое, как и прежде, но они, ничего не опасаясь — какой член Ордена, пусть даже самый заблудший, посмел бы презреть власть, отправившую его сюда? — молились так же истово, как и их подопечные, опустив на глаза капюшоны, встав на колени и повернувшись к свету.
Маррон наблюдал за ними из коридора, бесшумно дыша, пока стражники, согласно обряду, не склонили головы к земле и не запели негромкую молитву. Тогда юноша осторожно сделал шаг в комнату.
Босые ноги бесшумно ступали по полу, рубаха не зашуршала, запах страха не выдал его. Он добрался до лестницы, быстро повернулся к свету, благодарно поклонился ему и заскользил вверх по лестнице, осторожно ставя ноги и удвоив осторожность, когда лестница сделала поворот и Маррон снова ослеп.
В кухне было неожиданно тепло; на мгновение он остановился у хлебных печей, всем своим озябшим телом ловя исходившую от них волну жара.
Он миновал уборные; начинавшийся дальше коридор вёл к большому залу, где собирались братья, но Маррон благоразумно избрал другой путь. В самом деле, стоило ли вламываться к ним и кричать об опасности, не имея никакого другого доказательства, кроме голубого камня, который выдал бы и Мустара, и самого Маррона?
Подумав так, Маррон вылетел во двор, в воздух, почти такой же жаркий, как воздух у печей, и побежал вверх по ступенькам на окружавшую крепость стену. Хвала Господу, луна светила ярко и он ясно видел путь. Конечно, его могли заметить, но юноша знал, что стражники тоже молятся, и потому он находится в полной безопасности и может проверить свои подозрения.
Его внимание привлекло движение там, где никакого движения быть не могло. Он замер, присел и, задержав дыхание, смотрел на белые, освещённые лунным светом фигуры и другие фигуры, потемнее, перелезающие через стену.
Это и было доказательство, подтверждение. Он повернулся, намереваясь спуститься обратно во двор, — но тут перед ним возник человек в тёмной хламиде, и в руке его блеснул кинжал.
Маррон задохнулся, отчаянно взметнул руку — и человек задержал удар.
— Покажи, — прошептал он.
Маррон протянул ему раскрытую руку, и человек взял у него с ладони камень. Посмотрел на него и спрятал кинжал в ножны.
— Идём…
Человек слегка повернулся, и этого Маррону хватило, чтобы выхватить из повязки свой кинжальчик и пырнуть наобум; что-то хрустнуло, Маррон нажал сильнее. На него хлынуло что-то тёплое и мокрое, человек издал хлюпающий звук и тяжело упал. Мизерикорд остался в теле убитого.
