Заступа - Белов Иван Александрович (книги регистрация онлайн .txt, .fb2) 📗
Тварь замерла, словно прислушиваясь, схватила копаля и с противным всплеском утащила на дно, мелькнув рыхлым белесым подбрюшьем с гроздьями розоватых комков, оставив после себя расходящиеся круги и тухлую горячую вонь.
– А ну сюда! – заорал Бучила, понимая, что опоздал. Мужики крутились на месте, выставив сабли и топоры, а за их спинами трясина пошла буруном. Федор истошно завыл, медленно погружаясь в вязкую жижу. Рух опередил тварь на долю мгновения, бросившись наперерез. Мелькнуло стремительное черное тело, Бучила почувствовал сильный удар и едва не упал. Резанула слепящая, жгучая боль, он скосил глаза и увидел чудище, впившееся ему жвалами в левое бедро, загнутые клыки пронзили плоть и завязли в костях. Тварь извивалась, пытаясь освободиться, под прогнившей, кишащей паразитами шкурой надулись перекатывающиеся бугры. Бучила перехватил Чертов клинок двумя руками и с силой загнал кривое острие в основание дергающейся башки. Тварища свилась кольцом, шипастый хвост замолотил по протухшей воде.
– Постой, голуба, мы с тобой поворкуем ишшо. – Рух налег всем телом на рукоять, наслаждаясь сырым хрустом разрезаемого хребта. Чудище дернулось и обмякло, Рух охнул и повалился спиной в милосердно мягкую грязь. Голова стремительно наливалась тяжелой хмельной пеленой. Небо кружило серый дымчатый хоровод, увлекая в стремительный вихрь острые пики мертвых вершин. Голоса пришли откуда-то издали.
– Отбегался упырь.
– Помочь надобно.
– Себе помоги. Уходим, до берега рукою подать.
Сверху нависла размытая тень, лицо опалило горячее кислое дыхание.
– Прости, упырь, в нашем деле всякий сам за себя, в рот те ягоды.
Тень исчезла, захлюпали удаляющиеся шаги. Кто-то кричал, рассыпая проклятия, голос был знакомый, но Рух обмяк, провалившись в воняющее псиной и падалью чернильное небытие…
Тьма скрывалась во тьме, пропахшей кровью и тухлой водой, и из тьмы пришел далекий призрачный зов:
– Заступа. Заступа.
«Суки, отдыху не дают», – пришла в голову мысль. Опять кого-то спасать, в рот те ягоды… Ягоды? Какие на хер ягоды? Рух очнулся и вместо родного и уютного подземелья обнаружил себя лежащим в болоте. Ах вот что за ягоды… С ночного неба хищно щерился месяц, заливая трясины безжизненным светом. В клочьях тумана плыли редкие гнилые деревья и выворотни, похожие на раскинувших лапы чудовищ. Тело сводило болью и судорогой, яд убитой твари блуждал по жилам, силясь одолеть упыриную суть. Огромные жвала так и остались в бедре, а само чудовище потихоньку тонуло в зеленой воде.
– Заступа.
Бучила застонал и, повернувшись на бок, увидел в трех шагах от себя Федьку Шелоню, погрузившегося в болотину по самую грудь.
– А ты тут чего? – глупо удивился Рух.
– Утопаю поманеньку. – Федька шмыгнул носом. – Кричу, кричу тебя, думал помер совсем.
– Я, сука, бессмертный, – бодро соврал Рух и с усилием разжал капкан громадных клыков. Боль вспышкой рванула виски, и он снова едва не хлопнулся в обморок. Потоком хлынула гнойно-белесая упыриная кровь.
– Помоги, Заступа, – робко попросил Федька.
– Трофим с Анисимом где? – Рух пропустил мольбу мимо ушей.
– Бросили они нас, скоты! – Федька чуть не заплакал. Черная жижа подступила под горло.
– Ах уже нас, – присвистнул Бучила.
– Засту… хр… фр… – Федор хлебнул сгнившей бурды.
– Ты не дергайся, спокойно сиди, нечего перед смертью буянить, Бога гневить. – Рух подполз, волоча раненую ногу, ухватил за шкирку и, поднатужившись, вытянул парня на тропу.
– Сапог, сапог! – Федька, не успев оклематься, вырвался и едва не нырнул обратно. Правая нога хлюпала размотавшейся портянкой. – Сапожок!
– Хреножок. – Рух, взбешенный дурацкой выходкой, хлестнул парня по морде. – На хрена тебе сапожок, если я сейчас ноги тебе оторву?
– Он новый!
– А я тебя спас, не благодари.
– Сапог!
– Не благодари, говорю.
– С-спасибо, Заступа. – Федор пришел в себя и дрожал, прилязгивая зубами.
– Не на чем. – Рух с трудом встал, бедро пульсировало, кружилась голова. – Идти можешь?
– Вроде могу, – неуверенно отозвался Федька и встал рядом, покрытый грязью и тиной, не замечая вцепившихся в лицо и шею бледных извивающихся червей.
– За мной, душу мать, нога в ногу, – предупредил Бучила и захромал по тропе. На Тимофея обид не таил. Прав старый копаль – всяк сам за себя. Хомо хомини лупус эст, [17] а уж про упырей и вовсе нечего говорить. Не, никаких обид, но при встрече кое-кто лишится старой бородатой башки.
Они волоклись по ночному болоту, поддерживая друг друга, падая от усталости и натужно сопя. Проснувшаяся от дневной спячки трясина выла и стонала на разные голоса, киша склизкой отравленной жизнью. Далеко за спиной, на плесневелых развалинах древнего города, плясали и переливались мутные огоньки. Души сгинувшего народа манили вернуться и отдохнуть среди тлена и сгнивших костей. Трухлявые пни, погибшие деревья и россыпи дряблых грибов светились зеленым. Руху становилось все хуже, яд переваривал его изнутри. Перед глазами темнело, в затылке бухал набат.
Он первым заметил призрачную фигуру и остановился как вкопанный.
– Ты чего? – недовольно буркнул Федор. – Ох, епт…
Высокая, худенькая, очень красивая женщина с тонкими чертами лица стояла по пояс в трясине, в десятке саженей от них, увитая клочьями гнилого тумана. Черные волосы, перехваченные алой Федькиной лентой, роскошной гривой спускались на плечи и падали на крупную обнаженную грудь. Женщина ласково улыбнулась и пальцем поманила к себе.
– Не вздумай, – шикнул Бучила парню и повысил голос: – Ты бы прикрылась, тварина болотная, а то я с дитем.
Странная женщина повторила приглашающий жест.
– Может, надо помочь? – прошептал Федор. – Ведь зовет.
– Ты совсем, что ли, дурак? – умилился Рух. – Ах да, чего это я? Умные дома на печке сидят.
Женщина подвинулась ближе. Тяжелая грудь заманчиво колыхнулась. Болотная вода осталась спокойной.
– Эй, шалашовка трясинная, ты целиком покажись, – попросил Рух.
Голая красотка смущенно отвела взгляд и отрицательно покачала головой.
– Не хочешь? Ну и вали в жопу. – Бучила сплюнул и потащил засмотревшегося Федора прочь.
– Какая красивая! – Федька оглянулся через плечо. Женщина тянула руки, плаксиво корча лицо.
– Нет ничего опасней красивой бабы, – поделился житейской мудростью Рух. – Ну, кроме красивой бабы, встреченной ночью на проклятом болоте.
Женщина некоторое время преследовала их, а потом внезапно отстала. Бучила сначала обрадовался, не сразу догадавшись, что дело нечисто. По сторонам чуть слышно похлюпывало, несся стрекочущий шепоток, запахло тухлым мясом и мокрыми шкурами. Чертова баба уступила добычу охотникам покрупней. Между ободранных голых берез мелькали приземистые быстрые тени.
– Видел? – напрягся Федор.
– Жряки-трупоеды сели на хвост, – спокойно объяснил Рух, хотя внутри его колотило. – Поганые твари.
– Нападут? – испугался Федор.
– Дождутся, пока я ослабну, тогда жди беды, – подтвердил Бучила, спотыкаясь о влажные кочки.
Федька надрывно, с присвистом задышал. В обычное время жряки Руха бы нисколько не испугали. Трусливые костлявые выродки с отвисшими пузами и рыбьими зенками, питающиеся падалью и болотным гнильем. Ничего страшного, пока не навалились толпой.
Ломаные фигуры появились впереди и перекрыли тропу. Жряков было больше десятка. Они сидели на корточках, пялясь огромными пустыми глазами. Склизкие, покрытые язвами и наростами тела блестели в призрачном лунном свете. Сукины дети. Бучила неловко соскользнул в трясину, дно было вязким и мягким, жердь помогала найти дорогу, но долго продолжаться так не могло. В фосфорных всполохах гниющих лесин болото переливалось сине-зеленым. Бучила одолел шагов сто и чертыхнулся вполголоса, увидев покрытое ряской круглое озерцо. Воняло трупами. Грязная жижа булькала, выпуская на поверхность пузыри и множество тонких, извивающихся жгутов. Позади тревожно вопили жряки. В озере плавали раздувшиеся, напитанные влагой тела. Рух опознал пару трупоедов с характерно выпирающим позвоночником и широченными лапами, предназначенными скакать по болотам; похожую на вывернутую наизнанку жабу трясинную шушмору и невесть как угодившего сюда лося с громадой ветвистых рогов. Самое интересное, тут же нашлись Тимофей и Анисим. Копали́ неподвижно сидели в воде, уронив головы между колен, оплетенные склизкой паутиной тонких корней. Вот, значит, и свиделись…
