Слово тролля. Дилогия - Плахотин Александр (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Осмотр окрестностей и ход размышлений прервал хороший пинок в бок. Как видно, гном уже потерял всякое терпение в надежде добиться моего внимания и перешел к более радикальным методам, а именно начал лупить меня своими кулачками в бочину.
– Лукка, отца твоего за ногу! Ты меня слышишь или ты уже переправился в другой мир?!
– А, что?.. Прости, Дож, задумался.
– О боги, он все-таки иногда думает! Парень, признайся, ты наконец задумался о побеге! Скажи, что это так, пролей бальзам.
– У меня с собой ничего нет… Гном покраснел и, похоже, даже задымился, но все же тихо и кротко произнес:
– Лукка, друг мой, конечно, прости меня, старого, великодушно, но не смог бы ты мне, ничтожному, – Дырявый Мешок вдруг сорвался на крик, – разъяснить, что сейчас здесь будет происходить, тупая твоя башка!!!
Я удивленно посмотрел на гнома.
– Честно говоря, не знаю. Но мне кажется, что весь этот народ собрался просто посмотреть на нас. Так сказать, полюбоваться нами… И я их за это не осуждаю, – гордо выпятил я грудь, – здесь есть на что посмотреть.
– Ты так думаешь?
– Ну, я не совсем в этом уверен. Папаша говорил мне, что обитатели больших городов имеют довольно, странные, порой просто необъяснимые повадки, в смысле привычки. И не дело порядочному троллю обсуждать, а тем более осуждать их.
– Хорошо, – фыркнул гном, – даже если это и так, как ты говоришь, то неужели тебе не претит, что весь этот разношерстный сброд будет смотреть на тебя как в зоопарке. А они будут так делать, поверь мне! Они будут смаковать каждое движение, наслаждаться твоей агонией…
– А что такое “зоопарк”?
– …в деталях рассматривать твое… ЧТО?! Что ты спросил?!
– Я спросил, что такое “зоопарк”, и хотел бы узнать, что такое “агония”. И по поводу “всякого сброда” хотел бы заметить, что вон там стоят несколько твоих соплеменников, которые, как ты сам сказал, “будут стоять и наслаждаться” происходящим.
– Роковое совпадение, – пробурчал гном, взглядом отыскивая своих. – О, эти будут! Поверь мне, Лукка, эти будут. И еще как!
Совершенно неучтиво наш разговор прервал рев труб.
Посреди площади находился помост с двумя балками-виселицами. А на другом конце площади, украшенная цветочками и гирляндами, прямо из стены торчала штука, как потом мне сказали, именуемая балконом.
Меня с гномом в сопровождении той самой стражи вывели на дощатый помост и оставили на попечение двух по пояс голых крепких мужиков в красных колпаках с дырками для глаз. Без особой суеты они связали нам руки за спиной, чем вызвали очередную вспышку ярости гнома, отозвавшегося вслух новым для меня ругательством “палачи”. Что до меня, так в этот знаменательный, полный событий день их действия не произвели на меня совершенно никакого впечатления. Все происходящее я воспринимал как обязательное условие представления, вроде того, что дают бродячие артисты, заглянувшие в нашу деревню в Вечной Долине. Не говоря уже о том, что те ниточки, которыми они связали мои лапы, я мог разорвать, если бы захотел, за один вздох.
На балконе появился старичок, который навещал нас в тюрьме. Все так же разодет, как праздничное дерево, весь в бантиках и кружевах. Его сопровождали двое перезрелых парней в черном и выдра с голыми плечами и в белом.
Почему выдра? Потому что мамуля называет таких девах выдрами.
Сама длинная, волосы белые, крашеные, гладко зализанные назад, не худая, но и не толстая – в теле девка. Я никогда не претендовал на роль впередсмотрящего, тем более что до цели было не более двадцати локтей, но скажу одно – это, как его… лицо той дамы… я даже и описать-то не могу! Короче – либо она рассолу опилась, либо, как прошипел гном, “презрение, презрение, брезгливость, и еще раз все по кругу”. Извините, но по-другому сказать о данном предмете не могу.
– Это кто, его дочь?
Гном, низко наклонив голову, ответил, еле шевеля губами:
– Жена.
– Нет, что, правда?!
– Что здесь такого, он может себе это позволить.
– Молодец, парень! У нас в деревне на молодой вдовице Кряж женился. И что ты думаешь, баба уже вторым брюхата, а ведь деду уже под сотню годков будет! А у этого, как его там, ну у… гупернатора ребятишки есть? Сколько?
Не знаю, что я такого сказал, но эти двое в капюшонах тихо заржали. Потом один из них шепотом окликнул нас:
– Ребят, вы там потише, а то точно повесят.
– Что, есть шанс? – встрепенулся Дож.
– Ну, случаи разные бывают.
– Интересно, с чего бы такая лояльность?
– Гном, что до вас обоих, то вы нам оба по барабану – нам уже заплатили.
Снова заревели трубы, и к нам на помост легко выскочил плотный, широкий книзу мужичок лет сорока пяти – пятидесяти.
– А это кто? – толкнул я гнома.
– Массовик-затейник, – процедил тот. – Прокурор, адвокат и судья в одной роже, в смысле лице.
– Судья Джошуа к вашим услугам, друзья мои, – повернулся этот тип к нам, широко улыбаясь.
– Отродье и все боги! – сплюнул гном. – Ушастый Джо собственной персоной. Ну, все, великан, можешь молиться, ибо теперь нам точно…
Улыбка Джошуа стала еще шире:
– Как спалось-ночевалось? Крепок ли был сон? Придумали ли последнее желание? Как прошла исповедь? Не отвечайте, ребята, уже наслышан. Во всех подробностях, хе-хе… А тебя, гном, я помню, помню. Как бишь тебя зовут? Имя такое дурацкое, его не помню, а вот прозвище запомнил, запомнил – Вшивые Лохмотья, по-моему, так, да?
– Дож – Дырявый Мешок, кретин! – рявкнул гном.
– О, как тебя жизнь скрутила! – Ушастый сделал невозможное – улыбнулся еще шире.
– Теперь твое прозвище стало еще длиннее, к нему надо добавлять еще и титул. А вот скажи: “кретин” – это что-то вроде графа или маркиза, да? Хе-хе-хе… Ну и ладушки! Извините, ребята, – работа, хе-хе!
– Встречались как-то, лет пять назад, – ответил на мой молчаливый вопрос гном, – растет жакхе, а ведь простым стукачом был.
Палачи, уже никого не стесняясь, ржали во все горло.
Ушастый, отвесив низкий поклон в сторону балкона, начал свою речь:
– Приветствую вас, господа и дамы! А также и вас, народ малый – лесной, степной и горный, к нам в гости зашедший! Позволю взять на себя смелость и поздравить вас всех с праздником. Ибо не каждый день наш город становится чище. А именно сегодня он станет чище, так как на ваш суд предстали два закоренелых преступника.
– Ты хотел сказать, три, – уточнил гном.
– Тяжесть их проступков велика и ужасна. Погрязшие в распутстве и пьянстве, жестокости и насилии, они, ведущие беззаботный образ жизни, и это в то время, когда народ не покладая рук трудится на благо нашего государства, устраивают беспорядки, подговаривают слабых на свержение законной власти…
– Дож, ты не знаешь, что я там вчера наплел спьяну?
– Мне-то откуда знать – меня там не было.
– Они осквернили наши идеалы, наш строй, – продолжал надрываться Ушастый, – они даже предприняли попытку покушения на жизнь самого Владыки нашей великой страны.
– А, твой ржавый молот! Помирать так подыхать, – прошептал гном и заорал во все горло: – Да простите вы нас, люди добрые, народ честной! Каемся мы в проступках своих, каемся в помыслах, по незнанию да недомыслию они. Признаем свою вину, каемся!
Правду сказал этот человек, всю правду выложил, как она есть, гад! Не солгал он, сказав о покушении на Величайшего. Лукка, друг мой, – вдруг обратился он ко мне – расскажи, как оно дело было.
– Дож, а чего рассказывать-то?
– Что в камере тогда было, ну, про Владыку, старичка этого.
– А-а… – дошло до меня, но искра сомнения закралась в грешную душу: – А это не будет, ну-у…
– Не будет, не будет! – заверил Дырявый Мешок. – Поверь мне, Лукка!
Я поверил. Собрался с мыслями. И, раздирая горло и легкие, честно и откровенно, со всеми подробностями и разъяснениями, как подобает настоящему троллю, все как есть рассказал…
Когда я закончил свое повествование, площадь окутала гробовая тишина. Владыка, красный как рак, попытался встать, но, видимо, ноги не послушались его, и он плюхнулся обратно. Уж как там получилось, сказать не могу, но это кресло выскочило из-под него, а сам Владыка рухнул на пол с таким грохотом, будто упала не куча старого мяса и костей, а лавина в горах.
