Клетка для мятежника - Якоби Кейт (версия книг txt) 📗
— На месте Брома разве вы отказали бы Кенрику в разрешении на брак с близкой родственницей? — снисходительно поинтересовался Осберт.
Годфри ничего не ответил, позволив Осберту снова сосредоточить внимание на дивном алузийском ковре и стоящем на нем длинном столе. Ожье сидел на одном его конце; за его спиной толпились секретари и адъютанты. Да, Ожье — несомненно, тот человек, которому по плечу полученное от Тирона задание. Люсара и Майенна враждовали больше четверти века. Требовалось изрядное мужество, чтобы явиться в столь откровенно враждебную страну и встретиться с королем, отец которого однажды пытался его убить. Однако Ожье был сподвижником Тирона, верным до конца. Его умение добиваться своего на переговорах было известно всему северному континенту; Кенрик уже обнаружил, как нелегко иметь дело с этим человеком.
В свои двадцать два года Кенрик был копией своего отца в молодости: высоким, светловолосым, широкоплечим. Никто не знал происхождения уродливого шрама на его левой щеке. Молодой король был хитроумен, целеустремлен и абсолютно эгоистичен. Люсарой он правил с жестокостью, очень походившей на мстительную ненависть, никому ничего не давая и все забирая себе. Всеми своими поступками он заставлял своего отца, безжалостного завоевателя, казаться мягким и снисходительным по сравнению с сыном, — удивительное обстоятельство для всех, кто знал Селара. Кенрик добивался своих целей, явно ничуть не заботясь о том, какими глазами смотрят на него люди и в Люсаре, и в Майенне.
Его совет был развращен корыстолюбием, придворные дрожали от ужаса перед королем, и единственный человек, на кого Кенрик полностью полагался, был тот, одно упоминание имени которого вызывало у Осберта ночные кошмары.
И вот теперь Кенрик ведет переговоры о браке с двенадцатилетней дочерью благородного и могущественного короля ради удовлетворения амбиций именно этого человека.
Осберт постарался скрыть охватившую его дрожь.
Неожиданно Кенрик ударил рукой по столу и вскочил на ноги. Он сгреб лежавшие перед ним бумага и отодвинул их в сторону Осберта, который и поспешил собрать документы, стараясь не замечать блеска в глазах короля и залившей лицо того краски.
— Вы дали нам много оснований для размышлений, — обратился Кенрик одновременно и к Ожье, и к столпившимся вокруг придворным. Его голос был резким и отрывистым и выдавал, наверное, больше чувства, чем Кенрику хотелось бы. — Позвольте мне предложить вам подкрепиться и отдохнуть, пока я рассмотрю ваши... предложения. Благородный проктор позаботится о ваших удобствах.
Осберт заметил, как сверкнули глаза молодого короля; потом Кенрик повернулся и двинулся к своему шатру, тесно окруженный телохранителями.
Осберт был не единственным из собравшихся, кто вздохнул с облегчением.
Кенрик, оказавшись в своем шатре, на несколько мгновении застыл в неподвижности. До него доносились голоса придворных, теперь, когда он удалился, торопившихся наговориться после вынужденного молчания во время переговоров. О боги, что за шум подняли слуги, готовя пир, на котором ему придется появиться!
Ему необходимо избавиться от этого, не видеть больше довольного блеска в глазах Ожье, не слышать самодовольного превосходства в голосе старика...
Не надо было встречаться с Ожье лицом к лицу. Следовало послать к Тирону собственных послов, управителей, священников... может быть, даже самого Осберта. Пусть бы все дела совершались на расстоянии, лишь бы не видеть этого взгляда!
Благодарение богам, всем заметен лишь один шрам — тот, что у него на щеке...
Но что ему делать, если переговоры о бракосочетании увенчаются успехом? Как сможет он разделить ложе с новобрачной... когда его тело... Разве можно позволить ей увидеть...
Только согласятся ли Ожье и его повелитель Тирон на эту свадьбу? Судя по тем требованиям, которые содержатся в брачном контракте, они едва ли смотрят на его предложение серьезно.
Шуточки? Но ведь он король! Как смеют они смотреть на него с таким пренебрежением!
Громко позвав стражу, Кенрик вышел из шатра через другую дверь. Там его уже ждал эскорт, конь для него был оседлан. Кенрик вскочил в седло, схватил поводья и вонзил шпоры в бока жеребца, даже не усевшись еще как следует.
Покидая собравшихся на празднестве, Кенрик не оглянулся. Ему не было нужды видеть осуждение в глазах Ожье, чтобы почувствовать его.
Он был рад оказаться в этом безлюдье. Древние скалы проглядывали сквозь пожухлую траву и сухой вереск. Растения казались мягким кружевным покрывалом, хотя Кенрик и знал, что на самом деле они жесткие и колючие. Кое-где покрытые мхом камни вздымались, как башни, в других местах рассыпались по склонам холмов, как раскиданные ребенком игрушки. В долинах между холмами озерками скопилась стоячая вода, непригодная для питья, но все же поддерживающая какую-то скудную жизнь.
Замок Рансем нарушал эту унылую равнину угрюмым камнем своих стен цвета увядшей красной розы. Кенрику не раз казалось, что замок не создан руками строителей, а сам собой поднялся из болот, целый и завершенный, хотя и изначально пораженный гнилью изнутри.
Кенрик ненавидел поездки сюда. Ненавидел то, что должен их совершать.
Ворота для него были уже открыты, слуги появились словно ниоткуда, чтобы взять у него коня и разместить его эскорт. Кенрика окружали высокие и толстые стены, образующие квадрат, на каждом углу которого высилась круглая башня. Как только ворота закрылись, мир за пределами замка перестал существовать для Кенрика, и знакомые страхи ожили в его душе. Именно страх дал ему силы подняться по ступеням, войти в зал, двери которого распахнулись перед ним.
Под высоким опирающимся на балки потолком царим сумрак, узкие окна давали мало света; обитателю замка лучше было бы вообще существовать во тьме. С тех пор как Кенрик был здесь в последний раз, ничего не изменилось: по-прежнему топились камины в обоих концах помещения, делая его более жарким, чем нравилось Кенрику. Кресла вокруг стола в одном углу комнаты создавали впечатление уюта и гостеприимства.
Сэмдон Нэш был мастером иллюзий.
Кенрик еще не успел сделать шаг от дверей, как на него обрушилось зловоние.
Удивительно, как запах этого места всегда забывался, стоило Кенрику его покинуть, — словно память не хотела хранить нечто столь омерзительное.
— Добрый день, сир.
Кенрик повернулся и взглянул на склонившегося перед ним человека. Теймар, один из многих, кого Нэш привязал к себе Узами, — ради того, чтобы они выполняли любой его приказ, чтобы хранили преданность ему одному, чтобы были готовы умереть за него по первому слову. Воля этих людей была заменена рабской покорностью. Одного взгляда в эти тусклые глаза было достаточно, чтобы Кенрик ощутил тошноту.
— Где он?
Теймар показал в дальний конец комнаты, на кресло у камина, высокая спинка которого была обращена к двери. Стол рядом с креслом был завален бумагами, освещенными тремя толстыми свечами.
Раб Нэша возвестил:
— Хозяин, к вам явился король.
В камине медленно колыхались языки пламени, словно боясь слишком быстро охватить поленья. Кенрик не сводил с них глаз, предпочитая наблюдать это извращение природного явления, лишь бы не смотреть на сидящего рядом с ним человека, рассеянно перебирающего свои бумаги.
— Как я понимаю, вы не можете сообщить мне о полном успехе.
— Тирон запрашивает слишком много.
— Несомненно.
— Он требует того, чего я дать ему не могу. Он делает это намеренно.
— Да.
— Он не желает торговаться. Я пытался.
— Надеюсь, вы не пытались заодно припугнуть Ожье? Кенрик вздохнул, сдерживая раздражение. Они ведь многократно обсуждали, что он может и чего не может говорить на переговорах.
