Клетка для мятежника - Якоби Кейт (версия книг txt) 📗
Все было в порядке, тишина не обманывала. Роберт осторожно направил коня на опушку. Оттуда был виден коттедж и небольшая конюшня — в ней поместилась бы пара коней и сено для них. Обхватив Эндрю, Роберт снял его с седла и отнес в конюшню, обойдя ее так, чтобы оставаться незамеченным из окон дома. Укладывая дрожащего мальчика на сено, Роберт подумал, что скоро тепло заставит мышцы заболеть, и боль приведет Эндрю в чувство. Роберту нужно было скрыться до этого момента.
У него оставалось совсем немного времени, но возникшая у него идея — может быть, глупая, может быть, обреченная на неудачу — наполнила его волнением.
Протянув руку, Роберт откинул волосы с бледного лба Эндрю и прижал к нему два пальца.
— Запомни меня, — прошептал он, сосредоточив всю колдовскую силу, чтобы подкрепить приказ. — Всегда узнавай мою ауру. Твою я не забуду. Слушай и учись. — Из коттеджа донесся какой-то шум. Роберту нужно было поспешить, чтобы его не обнаружили. — Запомни меня, Эндрю. Я непременно вернусь.
Несколько секунд — и он снова был в тени скрывших его деревьев. Крепко держа поводья коня, Роберт ждал, следя за дверью дома и чувствуя, как в нем вновь пробуждается надежда.
Дверь открылась, и из дома вышел человек. Это хмурое лицо Роберт знал лучше, чем свое собственное. Темно-рыжие кудри взметнулись, когда Мика резко повернул голову. Казалось, он что-то услышал и решил узнать, в чем дело. Какой-то инстинкт заставил Мику взглянуть на землю, туда, где в снегу перед воротами конюшни остались отпечатки ног Роберта. Мгновение — и Мика вбежал в конюшню. Еще мгновение — и Мика появился снова, неся мальчика на руках. Через поляну до Роберта донеслось его полное страха и беспокойства бормотание.
Потом Мика внес мальчика в дом. Теперь он будет в тепле — и в безопасности. Мейтленд, поместье, где жили его тетка и ее муж, где жил и сам Эндрю, было всего в десяти минутах езды. Мальчика там любили и оберегали.
И все же возбуждение не покидало Роберта; в нем росло чувство, которого он до сих пор никогда не испытывал. Поэтому он все еще оставался среди деревьев, в скрывающей его тени, когда Мика распахнул дверь и встал на пороге. Дальше он не пошел; он просто всматривался в деревья, а потом кивнул:
— Спасибо.
Роберт ничего не ответил, ничем себя не выдал. Подождав, пока Мика снова скроется в коттедже, он вскочил на коня, принадлежавшего Эндрю, и повернул его на восток. У него была ясная цель. Ему предстояло сделать очень много.
Глава 1
1370
В золотых лучах осеннего солнца поле переливалось яркими цветами роскошных тканей. Огромные шатры тянулись на север и на запад, слегка колыхаясь под полуденным ветерком: демонстрация вызывающего богатства и процветания и немалой дерзости. Разноцветные вымпелы струились и хлопали над полем; позади шатров не утихала суета: повара запекали целые бычьи туши, булочники растапливали сложенные из камня печи, а за ними ряд за рядом тянулись костры, над которыми жарили рыбу и дичь, насаженные на вертелы. К востоку, в тени небольшого лесочка, репетировали менестрели и жонглеры, готовясь к выступлениям.
У Осберта разболелась голова. Ноги ныли, спина болела от напряжения — слишком долго ему пришлось стоять. Не следовало соглашаться на то, чтобы проделать долгий путь из Марсэя за один день, раз возможности отдохнуть перед празднеством не предвиделось. А еще лучше было бы, если бы у него хватило смелости вообще остаться в столице.
Однако смелость никогда не была его главным достоинством.
По крайней мере Осберт страдал не в одиночестве. Присутствовала большая часть придворных: королевский совет, наместники, господа и дамы, священники, самые высокопоставленные из гильдийцев. Все они стояли здесь, на площадке между шатрами, созданными лучшими инженерами Гильдии за полгода неустанных трудов, окружая длинный стол, за которым сидел король, — все в роскошных нарядах, сверкая драгоценностями: король желал этим произвести впечатление на прибывшего из Майенны посла.
Однако попытка пустить пыль в глаза была такой жалкой и откровенной, что от участия в унизительном спектакле голова у Осберта разболелась еще сильнее, а желудок словно куда-то провалился; проктор знал, что на пиру, который должен был вскоре начаться, не сможет проглотить ни крошки.
— Не хотите ли вина, милорд?
Осберт не пожелал даже взглянуть на священника, говорившего шепотом, чтобы не привлечь к себе внимания. Они стояли не более чем в двадцати футах от Кенрика, погруженного в беседу с майеннским послом; все придворные ловили каждое слово, произнесенное собеседниками, и никак не годилось нарушить приличия в столь ответственный момент.
— Нет, — наконец прошептал Осберт, почти не шевеля губами. — Вина я не хочу. Чего я хотел бы, так это отправиться в постель, уснуть, и чтобы потом оказалось, что все это — неудачная шутка.
— Думаю, что король счел бы такой поступок весьма забавным, — ответил Годфри. — Он ведь известен своим тонким чувством юмора.
— Так же, как и вы, богобоязненный служитель церкви, — сухо заметил Осберт. Выбрав подходящий момент, он бросил взгляд на высокого архидьякона и заметил знакомое насмешливое выражение на лице, которое за последние годы стало ему слишком хорошо знакомо.
Присутствие на подобных церемониях было правом Осберта как проктора Гильдии; Годфри же заработал такую привилегию исключительно собственными стараниями. Епископ Бром часто жаловался на нездоровье, и Годфри все чаще приходилось заменять его. Что ж, не поспоришь: архидьякон справлялся с обязанностями главы церкви с большим достоинством, чем это когда-либо удавалось его начальнику.
Поджарый и сильный, Годфри со своим длинным лицом словно не чувствовал возраста; в его темных волосах, окружающих должным образом выбритую тонзуру, почти не было заметно седины. В отличие от придворных он носил самую скромную сутану; на фоне черной одежды выделялась лишь серебряная стола, ношения которой потребовал от него сам епископ.
В свои светлые дни Осберт признавал, что они с Годфри стали друзьями, пережив общие тяготы и испытания. В тяжелые же времена он мог лишь удивляться тому, какой странный союз они заключили, союз, условия которого никогда не обсуждались вслух.
Единственное, в чем он был уверен, — это что доверяет стоящему рядом человеку больше, чем кому-либо при дворе, хотя и подозревал, что к некоторым друзьям Годфри лучше особо не присматриваться.
С другой стороны, раз уж король открыто занимается колдовством, кто посмеет сказать, что друзья Годфри так уж плохи?
— Как вы думаете, долго ли они будут торговаться? — Годфри наклонился ближе, по-прежнему не повышая голоса.
Осберт помолчал, прежде чем ответить, прислушиваясь к обмену репликами между Кенриком и Ожье, обсуждавшими поставки зерна, полотна и шерсти. Даже на его взгляд запросы Майенны выглядели слишком высокими, что, конечно, вполне объясняло мрачное выражение лица молодого короля.
— Не знаю, — все так же тихо ответил Осберт. — Как я понимаю, Ожье не слишком одобряет этот брак. Кенрику нужно склонить его на свою сторону, прежде чем ему удастся получить согласие отца девушки.
— Тирон опасается Кенрика.
Осберт снова помолчал, взглянул на Годфри и шумно выдохнул воздух.
— Да, опасается. Так же, как и почти каждый житель этой страны. Однако Тирон — король Майенны, и за последние годы он потерял двоих из своих троих сыновей. Если он лишится и третьего, ему понадобится сильная поддержка со стороны Кенрика, иначе Майенна окажется завоевана, а чтобы получить такую поддержку, он должен согласиться на брак Кенрика и Оливии.
— Она же дитя, ей всего двенадцать! И они — двоюродные брат и сестра, — прошипел Годфри с плохо скрытым осуждением. — Брому не следовало бы благословлять...
Осберт подавил улыбку, вызванную горячностью архидьякона. Годфри добился высокого положения в церкви благодаря честности, верности убеждениям и несомненному интеллекту. Ему до сих пор удавалось уцелеть только потому, что он обладал сверхъестественной способностью держать свои часто небезопасные взгляды при себе. Но иногда случалось, что он не мог сдержаться...
