Отыгрывать эльфа не просто. Дилогия (СИ) - Кондратьев Леонид Владимирович (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Так! Ганс, наша машина уже вернулась?
— Так точно, герр доктор.
— Это хорошо!
Ход мыслей доктора, промелькнувших в его голове при первом поверхностном взгляде на доставшихся ему раненых, можно охарактеризовать следующей тирадой: «Да эти русские что, уже совсем в дикарей превратились? Ни одно, повторяю, ни одно цивилизованное государство не применяет в войне стрелы — только эти восточные варвары сподобились…»
Взяв ножницы и осторожно разрезав одежду солдата на животе, доктор внимательно рассмотрел место проникновения стрелы и принюхался к ране. Посмотрев на белое от боли лицо бойца и расширенные, ничего не видящие зрачки, приподнял его руку и нащупал пульс. После этого обратился к санитару:
— Когда он был ранен?
— Семь часов назад. Болеутоляющее ему кололи дважды.
Внимательно посмотрев в глаза санитара, доктор убедился, что тот понял невысказанную мысль.
— Ганс, этому болеутоляющее. Сейчас я с другими разберусь.
Вошедшие по крику Ганса солдаты осторожно подхватили носилки и аккуратно уложили их в кузов стоящего у порога старого, полуразбитого на русских дорогах грузовичка «мерседес».
Переключившись на другого раненого, доктор попросил его приподняться и пересесть на деревянный табурет, как и все у русских, сделанный предельно топорно. Аккуратно поддерживая раненого за правую руку, врач усадил его и принялся за осмотр. Стрела, выполненная из какого-то материала, напоминающего высушенный толстый стебель травы, была длиной около метра и обладала металлическим наконечником и оперением черного цвета. Наконечник и кусок древка, высовывающийся из выходной раны на спине, были почти полностью покрыты кровью.
Поманив к себе вернувшегося с улицы Ганса, доктор приказал ему ввести раненому болеутоляющее. При осторожном обследовании стрелы было выяснено, что материал древка довольно непрочный и легко поддается ампутационной пиле, движения которой вызвали у раненого страшные гримасы боли, несмотря на уже начинающий действовать морфин. Немного подумав, врач еще выстриг ножницами остатки пропитанной кровью и грязью гимнастерки вокруг обеих ран. Отпилив хвостовую часть стрелы вместе с оперением на расстоянии трех сантиметров от кожи на груди пациента, доктор попросил Ганса и еще двух санитаров зафиксировать раненого — и резким движением вытащил стрелу сзади. Громкий крик и брызнувшая из раны струйка крови явились результатом сего действа.
Прислонивши голову к спине солдата, доктор прислушался и попросил пару раз глубоко вздохнуть. Потом кивнул сам себе и, обращаясь к раненому, произнес:
— Вот и все! Извлекли. Сейчас тебя до госпиталя доставят, там быстренько прооперируют, вытащат остатки, и все. Через месяц бегать будешь.
После этих слов искаженное болью лицо солдата разгладилось, и он смог улыбнуться и прошептать:
— Спасибо, герр доктор.
Тем временем санитар осторожно обработал входное и выходное отверстия, закрыл их тампонами, закрепил и в завершение залил особым дезинфицирующим и герметизирующим составом из целлюлозы. Сделав дополнительный болеутоляющий и противостолбнячный укол, раненого плотно укутали на носилках одеялом и аккуратно погрузили в санитарную машину. Во время погрузки доктор залихватским движением вытащил из-за уха химический карандаш и крупными, чуть кривоватыми буквами заполнил карточку ранения. В ней значилось: «Проникающее ранение верхней части левого легкого, необходимо рассечение и извлечение инородных тел. Примечание: ранение не огнестрельное, остатки извлеченной стрелы прилагаются».
ГЛАВА 29
И тут подрывники суетятся!..
Заложили килограммов по пятьсот тола и тротила… его знает!
Михаил Жванецкий,
«Рассказ подрывника»
15.07.1941
Ссешес Риллинтар
Три гуманоида быстро перебирают ногами по ночному лесу, пронизанному слабым лунным светом. Перебежка идет практически беззвучно, и только тяжелое дыхание двоих последних и периодические шелесты лесной подстилки вздымают полог тишины. На каждом из бегущих навьючен плотно набитый вещмешок, выпирающий в некоторых местах чем-то прямоугольным…
Бег по ночному лесу. Как же я его полюбил, по-моему, нет ничего более увлекательного, чем нестись в полной тишине и уклоняться от еловых лап, протискиваться под низкими сучьями и перепрыгивать гигантскими прыжками подлесок. Бег в составе боевой тройки еще более впечатляющее и завораживающее зрелище. Бег… контроль фронтального сектора… определение маршрута следования… осознание того, что бегущие чуть сзади и по бокам воины беспрекословно подчиняются выбранному тобой направлению и контролируют каждый свой сектор… Бег боевой тройки дроу…
15.07.1941
Рядовой Железко Юрий
Ну и мерзость эта магическая микстура! Прополис, разведенный бабкиным самогоном, настоянным на курином помете, и то приятнее на вкус. Уже больше трех часов по лесу бежим, и все равно во рту мерзостный привкус. Но действует на удивление — вроде ночь, да и с вечера тучи подтянуло, а все равно все видно. Конечно, не так, как днем, все в каком-то сером свете, но деревья отчетливо видно. И вот по лесу бежим, не спотыкаемся. Командир, правда, перед отправлением объяснил, чтобы не сильно напрягались при беге — вроде его микстура нам сил прибавлять будет, и бежать мы сможем гораздо дольше обычного человека. Ну, может, действительно чуть меньше устал. Кстати, командир сегодня довольно подробно все описал. Обычно он такого не делал, а теперь собрал, объяснил, что, куда и кому. И тон приказов изменился.
Чувствуется, он нас теплее, что ли, воспринимать начал, причем совсем недавно. И общается теперь так, как нормальный командир должен — ровно и доходчиво.
Вот, например, бежим мы сейчас по лесу — он впереди, справа я, слева капитан. Ссешес дорогу выбирает, беззвучно командует, куда заворачивать. Сперва-то мы не догадывались, что эти легкие движения руками — это команды, но после парочки недоумевающих взглядов примерно разобрались. И, кстати, очень удобно оказалось. Особенно если принимать во внимание, что бежим мы в полной темноте. Со стороны нормальному человеку только звуки наших шагов слышны, а так как нам практически все видно, дорогу командир выбирает так, чтобы шуметь поменьше — завалы сушняка обходим и стараемся в густой подлесок не лезть. Если бы еще не наши сапоги, то вообще бы бесшумно бежали. Вот у Ссешеса обувка — загляденье. Я к его сапогам уже дня четыре присматриваюсь. Выглядят как кожаные чулки с тонкой подошвой. Он в них по лесу даже не идет — стелется. И с портянками у него проблем нет. То ли ноги не потеют, то ли магией какой пользуется. Когда он их у костра снимает на просушку — характерного запаха нет. Завидно до невозможности. А вот мы когда портянки-то у костра развесим — от запаха даже комары исчезают. Правда, позавчера командир какой-то травки притащил и в приказном порядке после просушки заставил портянки на ночь переложить. И действительно, помогло — вонять стало поменьше и между пальцами зуд почти прошел.
Ну вот, пока я тут о командирских сапогах мечтал, справа в кустах что-то зашуршало. И резко рвануло в сторону, прямо через кусты. Замираю, перехватываю винтовку и осторожно так раздвигаю стволом кусты. И тут сзади к правому плечу кто-то прикоснулся. Резко разворачиваю голову, а там командир что-то знаками показывает и вопросительно смотрит. Да как эти знаки понять-то — нет, я, конечно, понимаю, что он свой беззвучный язык разумеет, но я-то в нем ни бум-бум. Он еще раз повторяет последовательность жестов и вопросительно смотрит. Пытаюсь выражением лица показать, что не понимаю ничего. В ответ раздается шепот на его непонятном языке. Пожимаю плечами и шепчу в ответ:
— Что-то зашуршало и убежало вон в том направлении.
— Почему не подал знак о возможной опасности из твоего сектора ответственности? — как всегда, заумным языком спросил командир, не переставая оглядывать окрестности.
