Связующие нити (СИ) - Татьмянина Ксения (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
— Ты голоден?
— Наведи мне чаю.
Он сел за стол, привалившись спиной к стене, и закрыл глаза.
— Конечно…
Чайник кипел недавно, и заварка была свежая. Я навела чашку крепкого и сладкого чая, поставила перед Трисом, но он даже не шевельнулся.
— Спишь? — я наклонилась над ним.
— Нет.
— Что случилось, Тристан?
— Ничего.
— Вот твой чай.
Он открыл глаза, а я отошла к плите варить спагетти.
— Ты не подумай ничего плохого, Гретт… не обижайся на меня… — зря я налила ему такую полную чашку, — он её приподнял и плеснул на стол — …мне бывает порой так паршиво. Неизвестно от чего. Просто чувство, что я остался один. Паршивое чувство… я такой идиот, я жду всю жизнь чего‑то… даже наш "Сожжённый мост" — это не то. Если бы я знал, чего мне нужно, я бы всё сделал…
Тристан прервался и, помолчав, продолжил:
— Всем нужно, чтобы кто‑то сотворил для них чудо. Все люди этого хотят. Каждый в агентстве втайне мечтаем об этом… кроме Нила… А, может, и кроме тебя…
— Почему?
Трис снова сомкнул веки, и слегка шевельнул плечом:
— У тебя последнее время такие глаза… сияющие. Ты вырвалась куда‑то. Мне кажется, что что‑то чудесное в твоей жизни уже свершилось… да? Я так завидую, что мне тяжело на тебя смотреть.
— Тебе так кажется, Трис?
— Ты про зависть или про чудесное?
— Про чудесное.
— Да, кажется… уверен. И теперь я остался один.
Я ничего не ответила. Смотрела в кастрюлю и мешала ещё твердый пучок макаронин, который уже начинал потихоньку плавиться и загибаться на кончиках по ходу движения.
— Что со мной не так, Гретт? Почему я чувствую, что иду не по той дороге, хотя всё кажется нормальным? Почему у меня чувство, что я заблудился? Почему ты, мой самый близкий на всей земле человек, со мной, а я один? Почему я работаю в Здании, восстанавливаю мосты, соединяю людей, а сказки нет? Почему я восхищаюсь прекрасной женщиной, а из сердца не уходит пустота? Почему мне так плохо, когда, куда ни кинь, — всё хорошо?
Когда Трис замолчал, я на него посмотрела. Он сидел с закрытыми глазами, прислонившись к кухонной стене и спиной и затылком. Он словно устремил лицо к чему‑то высокому и далёкому, нездешнему, в поисках ответа на все эти свои "почему". И меня качнуло. Как горячим резким приливом от сердца — поцеловать его подставленные пространству губы. Сделать один шаг, обхватить его голову ладонями и поцеловать.
Но меня только качнуло. Я спохватилась, не сделав этого шага, и весь этот внезапный порыв, не найдя воплощения, ударил мне в лицо и я почувствовала, как покраснела. Стало горячо и шее и щекам. Я устыдилась своего желания, и была одновременно раздосадована своей трусостью.
Нет, я захотела его поцеловать не потому, что он жаловался на своё одиночество, не потому, что был таким потерянным и опустошенным сейчас. Это желание возникло не из чувства жалости, не из протеста его словам, не из доказательства, что его любят и он не одинок, а потому…
Потому что так совпало. Это во мне шла какая‑то борьба между прежней целомудренной любовью к нему и новой любовью с ещё робкими искушениями. Да, Трис был совершенно не в своей роли, как говорится, — начиная с этой позы, с которой он сидел, и заканчивая этой неимоверной усталостью, заковавшей его лицо. Я видела его прежде всяким — и бурно энергичным и изможденным до крайности, но эта усталость была не физической, а душевной. Тристан устал ждать, устал искать, устал надеяться. Так почти умирают, отпуская всё от себя. Но я была уверенна, что завтра Трис будет прежний. Его глаза скажут: "Это была минутная слабость. Теперь я готов ждать и надеяться следующие двадцать лет!".
Но в эту минуту, именно в эту минуту он предстал передо мной другим. И я, тоже сейчас другая, словно увидела незнакомца, с которым не связывает никакой шлейф принятых когда‑то отношений. Мой барьер рухнул, и меня потянуло к нему и к его губам. Но я его не поцеловала.
— С тобой всё так, Тристан… — Сказать ему, что нужно ждать и надеяться дальше, было бы жутко банально, хоть и искренне. — …я знаю это лучше тебя самого.
А дальше… да, Тристан уже назавтра привел себя самого в полный порядок. И опять пошло — поехало прежнее наше несовпадение во времени, — когда я дома, его нет, когда он бывает — я отсутствую. Виделись мы только в агентстве, где каждую ночь скучали по настоящей работе, а ни одного посетителя не было. Вельтон и Зарина сходились на том, что это и хорошо — значит, не так много на свете разлучившихся друг с другом, а Пуля и Нил спорили, что таких людей всегда достаточно, а нет их потому, что дорогу найти не могут сюда, к нам. Я не спорила ни о чём. Мне было то грустно, то весело. Иногда я ловила на себе взгляды Нила, как будто что‑то понимающие и сочувствующие, но никогда и ни о чём особенном мы с ним не разговаривали. Тристан и он частенько выходили "подышать свежим воздухом" на лестничную площадку, но мне больше не довелось подслушать ни одного их разговора. Да мне и не хотелось. Пуля с Зариной немного отдалились друг от друга, — я несколько ночей подряд не видела, чтобы они вместе просматривали журналы в одном кресле, как раньше, или шушукались втихаря, засев на диване для посетителей. Я даже спросила Вельтона — не поссорились ли они? Но он был уверен, что это время сейчас такое. Последний случай, совершенно не вписывающийся ни в какие ворота, возобновившиеся слухи из разных источников о сносе Здания…
— Что‑то бродит — колобродит в наших сердцах, — завернул Вельтон, резюмируя всю свою речь о времени.
— И в твоём?
— Не — е-ет, — протянул он, — я тут один пока держусь, как самый крепкий из всех, — а вот с вами со всеми что‑то не то. Ну, может быть Нил ещё в порядке, только он не попал под общую заразу благодаря своей лёгкой отстранённости от земли. Он здешним воздухом не дышит, он в облаках летает.
За Тристаном я наблюдала со своего места украдкой, — он много брал работы на ночь в агентство, наверное, не выдерживал и засыпал на основной работе. Где он спал и сколько — неизвестно, но выглядел он на удивление хорошо: свежий, бледный, словно обданный морозным воздухом, весь пружинистый в движениях, и в то же время грациозно — спокойный. Просто северный воин. Но Трис, Трис… я ли не знала своего Тристана? Я ли не чувствовала, что за этим всем скрывается?
У него это было открывшееся второе дыхание. После той исповеди на кухне, он сделался ещё сильнее и, казалось, ещё мужественнее. Отринул эмоции, собрался, упорно двинулся к какой‑то цели с новым вдохновением, забыв про все свои "почему" как про мальчишеские глупости. Тристан — совершенство. Никогда прежде я не видела его в таком пике привлекательности, царственности, хладнокровности и силы. Уверена, что его идеальная женщина Моника близка к капитуляции, потому что Трис даже среди нас порой посмеивался именно так, как когда‑то говорил Нилу: не в голос, а слегка похмыкивая, не свободно и непринуждённо, а с выдержкой, не позволяющей так "вульгарно" выражать эмоции.
Только это второе дыхание — было из последних сил. Я чувствовала это. Это было нечто отчаянное, как если бы он несколько минут стоял на жизненной дороге, остановившись в сомнениях и страхах, что идёт не туда. А потом, поняв, что и назад не повернуть, и других дорог не видно — ринулся вперёд. Что выбрал, то выбрал, — говорил его взгляд, — значит, нужно идти до конца, значит, нужно выложиться до донышка, а не ныть и топтаться на месте. Вперёд! Как в атаку — настоящим героем.
Вот это всё читалось в Тристане, с какой бы стороны я на него не взглянула.
Так прошло чуть меньше двух недель. Я пропадала в мастерской, рисуя подарок, Тристан пропадал где‑то, скорее всего осуществляя план покорения идеальной женщины. Даже в выходной день мы теперь не виделись абсолютно, — и каждый готовил себе сам, на себя одного и что сочтёт нужным. В воскресенье утром, накануне моего последнего урока в университете, дома раздался звонок.
