Полночь мира (=Пепел Сколена) - Буркин Павел Витальевич (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
И все-таки, скорее всего, жрец. Руки холеные - наверняка из старинного, богатого рода, в котором нет нужды ни трудиться, ни воевать.
- Почтенный Моррест ван Вейфель! - дружинник прямо-таки расплылся в улыбке, показав крепкие желтые зубы. - У меня есть две девчонки, все как вы просили. Одна - обыкновенная сколенка, маловата, правда, но уже пригодна для любой работы, главное - плетей не жалеть. Зато вторая - фодирская принцесса. С ней тоже надо построже, все-таки фодирка. Она, конечно, больше годится для постели, чем для кухни. Но все равно, самые подходящие рабыни для молодого, но уже мыслящего, как подобает служителю Богов, мужа.
- Благодарю, - кетадрин ответил так же церемонно. - Вы добыли подходящих девчонок, доблестный Беррад, я помолюсь за вас пред ликом великого Кетадра. Деньги я вам дал еще раньше, а теперь позвольте забрать рабынь. Ну, вы, скот двуногий, пошли!
Эвинна съежилась в ожидании удара, но вскрикнула от боли принцесса. Эвинна была лишь рабыней, в каком-то смысле жертвой обстоятельств. Принцесса Хидда - представительница народа злейших врагов, да еще дочь князя одного из племен. По сравнению с тем, что ее ждало в кетадринском рабстве, положение Эвинны можно назвать завидным.
Отгорело неяркое северное лето, отплакала дождями осень. Дни стали короткими, морозными, здесь, в долине, даже в полдень висел синеватый полумрак: зимнее солнце не поднималось выше резной кромки гор. Перевалы занесло снегом, почти до весны долина отрезана от мира.
После пережитого в Фаддаре и в пути Эвинна думала, что хуже и быть не может. И правда, хуже не стало. Иное дело, и лучше тоже. Кетадрины ничем не отличались от фодиров, а ужасы, которые по дороге рассказывала Хидда, не сбылись. Как те, так и другие относились к пленникам как к рабочему скоту - но никто не спешил их убивать. Алкам и балграм, фодирам и кетадринам, кенсам, браггарам, лирцам, крамцам, хорадонитам, обитателям далекого и таинственного острова Борэйн - всем одинаково нужны рабы. Невольники, смирившиеся со своей участью - это имущество. А кто станет портить свое, кровное? Конечно, стоило в чем-то провиниться или хотя бы серьезно заболеть, или покалечиться...
Хуже приходилось Хидде. В день, когда над ней надругались прямо на свадьбе, Хидда погибла для своего клана, превратилась в презренную рабыню. Даже вернись она на родину, ей бы никто не обрадовался. Скорее, ее предпочли бы казнить, как уронившую честь клана - разве что не стали бы особенно мучить.
Но для кетадринов она осталась знатной фодиркой, одной из тех, чьи родичи веками свирепо враждовали с их народом. Где бы не появлялась бывшая принцесса, женщины стремились отвесить ей пощечину, плюнуть в лицо, облить кипятком или помоями, ей поручали такую работу, от которой берегли даже других рабов. Любой проступок служил поводом для жестокого избиения - рубцы на теле бывшей принцессы никогда не заживали. Само собой, не находила она сострадания и у других пленников: наоборот, им доставляло особое удовольствие издеваться над бывшей рабыней. Ну и, конечно, мужчины клана не упускали возможности "использовать" молоденькую пленницу наравне с остальными. Особенно жесток к ней почему-то был молодой хозяин, Моррест ван Вейфель. Может, он не остался равнодушен к ее красоте и теперь пытался это скрыть?
Вот и в этот запредельно морозный зимний вечер, когда пар изо рта оседал ледяной пылью на щеках и убогой одежде невольников, среди набившихся в подвал невольников не было Хидды. Мужчины клана Вейфелей снова собрались на пир. Хидда там всегда была желанной гостьей - в смысле, над ней можно было вволю наиздеваться, а потом пустить по кругу и к утру, замученную до беспамятства, запереть в подвале.
Хидда не вернулась и под утро. Эвинна могла бы предположить, что ее наконец выкупили и отправили на родину - отходить от пережитого кошмара. Могла бы, если бы уже не узнала нравы Севера. Тревожась за новую подругу, Эвинна ворочалась с боку на бок, пытаясь поудобнее устроиться на грязном, ледяном каменном полу в тесном подвале. Завтра предстоит новый тяжелый день - а у невольницы северян они легкими и не бывают - но сон не шел. С улицы доносились вой вьюги, далекий лай собак, скрип снега под ногами часовых. Ближе к утру, приглушенный каменными стенами, с улицы донесся жуткий вой. Самое же страшное заключалось в том, что голос Эвинне был смутно знаком. Она не помнила, кто это и где она слышала голос - слишком исказило его страдание.
Похоже, на улице кого-то знакомого убивали - медленно и жутко. Может быть, не потому даже, что этот кто-то провинился. Просто так захотелось свободным кетадринам. Между прочим, вполне достаточный повод расправиться над рабом.
Эвинну разбудили до рассвета. Можно сказать, ласково - не вытянули плетью, а вполсилы пнули сапогом под ребра. Похоже, надсмотрщик, коренастый светлобородый крепыш, в хорошем настроении. С чего бы? Выпил? За пьянство на страже тут запросто можно умереть, да и не тянет от него перегаром... Значит, точно замыслил какую-то гадость.
- Тебя ждет хозяин, он в трапезной. Бегом!- щербато ухмыльнувшись, полюбопытствовал надсмотрщик.
Эвинна поежилась. Чтобы добраться в трапезную, предстояло выйти на заснеженную улицу, где без крайней нужды предпочитали не появляться и тепло одетые стражники. А уж в рваных башмаках, превратившейся в лохмотья юбочке, с непристойно непокрытой головой... Пройти придется немало: через несколько кварталов надо пересечь ледяной, незамерзающий в самые лютые морозы ручеек по хлипкому мостику. Наверное, три тысячи шагов. Ручеек протекает в узкой, но глубокой лощине, из него поднимается морозный туман, и холод кажется вдвое сильнее. Ручей - это уже почти на месте: останется пройти через широкое заснеженное поле и подняться на заросший кустами склон холма. Этого-то поля Эвинна боялась больше всего. Она ни разу не видела, но среди невольников ходили упорные слухи: именно там казнили провинившихся рабов.
- Бегом, я сказал! - точно раскаленный железный прут, хлестнул голос надсмотрщика. - А то вечером шкуру спущу!!!
Эвинна знала, что это не пустые угрозы. Хозяева не делали скидок на незнание языка. Незнакомых с кетадинским наречием не по разу пороли до обморока. Вот и сейчас плеть взвилась и пребольно вытянула ее по плечам. Как ошпаренная, девушка метнулась к двери - меньше всего на свете ей хотелось продолжения. Вослед несся издевательский смех надсмотрщика.
После душного, вонючего, но хоть теплого подвала у нее перехватило дыхание. Мороз был такой, что глаза сразу стали слезиться, в уши будто вцепился рой разъяренных ос. Натянув на голову курточку, Эвинна что есть сил помчалась по пустынной предрассветной улочке. Теперь ее подгонял не только страх, но и холод.Под башмаками негодующе скрипел снег, по краям расчищенной рабами тропы он громоздился почти вровень с ее грудью.
Вот и мост. На одном дыхании Эвинна проскочила по непрочному настилу, держась рукой за обледенелый канат. Вниз, где на ложе из обледенелых камней звенел бурный поток, она старалась не смотреть. Наконец ее башмаки ступили на твердую землю, облегченно вздохнув, девушка двинулась дальше. На пятьсот шагов впереди раскинулось поле, покрытое толстым слоем снега. За полем начинался поросший кустарником холм, на котором громоздились приземистые строения из замшелого камня, окруженные такой же массивной стеной. Ближайшее из зданий и было храмовой трапезной. Несколько чахлых деревцев, кусты вдоль дороги - все это Эвинна видела не раз.
Ее взгляд привлекло другое: впервые на ее памяти, прямо посреди заснеженного поля показался шатер. В таких, по четверо в каждом, ночевали воины, если требовалось идти в высокогорья на несколько дней . Тщательно обработанная кожа не протекала и в ливень, она не пропускала холодный ветер. Прочный ореховый каркас выдерживал любой буран - при условии, конечно, что его нормально закрепят. В жару в шатре было бы душно и вонюче, но жары в горах почти не бывает. А вот тепло он держит почти как настоящий дом. Вдобавок в крыше есть дымоход. Разложи внутри костер, устройся с краев, получше укутай спину теплым плащом - и можно спать в любой мороз. Если б не такие шатры, никогда бы не смогли кетадрины подниматься в горы зимой.
