Золотой ключ. Том 1 - Эллиот Кейт (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
Глава 19
Сааведра стояла перед отворенной дверью в тесную комнатушку, столько лет служившую ей ателиерро. Здесь она усваивала знания, развивала воображение, вдохновлялась. Здесь она училась и служила семье. Здесь прошла почти вся ее жизнь.
Пустая комната… эйха, не совсем. Остались кровать, верстачок у окна, таз, кувшин, ночной горшок за ширмой. Это имущество семьи, оно достанется тому, кто поселится в этой комнате. А у Сааведры будут другие вещи. Получше, покрасивее, но все же недостаточно роскошные для такой знатной, влиятельной дамы. Зато жилье теперь что надо – просторные комнаты, высоченные потолки, окна пропускают сколько угодно света. Наверное, кое-кто считает это расточительством, ведь ей никогда не стать иллюстратором – но возражать не посмеет. Все понимают, что расположение наследника, ее покровителя, превыше всего. Впервые за три поколения Грихальва одна из них “держит за ухо” до'Верраду.
– Кое-кто скажет, что не только за ухо, – сердито пробормотала Сааведра. И ухмыльнулась.
Действительно, впервые за три поколения до'Веррада покровительствует кому-то из рода Грихальва. Вот только… дело тут вовсе не в живописи.
– Дело во мне. – Это было сказано негромко, но по комнате раскатилось эхо. В душе Сааведры поднималась радость – сначала робко, затем все смелее, и вот она уже на грани восторга. – Дело во мне. – Прежде Сааведра боялась себе в этом признаться, боялась отравить радость. А сейчас – точно гора с плеч. Она рассмеялась, и снова комната ответила эхом.
– Алехандро до'Веррада… И Сааведра Грихальва. Вот так. Наконец-то это сказано. Провозглашено. Она предполагала… Какое там предполагала, она нисколько не сомневалась, что в городе, в домах Серрано, ее честят последними словами. Называют шлюхой. Грязной чи'патро. Придворные ее тоже не жалуют, впрочем, не потому, что она любовница наследника, а из-за дурной славы ее рода. Бальтран своих фавориток ни от кого не прятал, на такие вещи, как любовные связи на стороне, двор смотрит сквозь пальцы. Гитанна Серрано семь лет провела в постели герцога и пользовалась всеобщим уважением. И к Алисии до'Альва знать относится неплохо.
– Но я – Грихальва.
И за это ее будут поносить. Обзывать чи'патро. Сокрушаться о плохом вкусе бедного Алехандро. Екклезия превратится в растревоженный улей, санктос и санктас будут на себе волосы рвать.
Вновь Сааведра рассмеялась. Она нисколечко не боится, что вызовет бурю. Эйха! Буря уже грянула, задолго до того, как они с Алехандро поклялись друг другу быть мужем и женой. Они стойко выдержали ее, и никто не заговорил об отсрочке или отмене свадьбы.
И вот это случилось. И теперь все ее существо дрожит от восторга.
"Алехандро любит меня”.
И вслух – несмелое, но радостное признание самой себе:
– Алехандро любит меня!
И пусть не было официальной церемонии, пусть вступление в брак не скреплено ничем, кроме клятв, данных ими друг другу. В роду Грихальва, где дети – высшая ценность, даже недолгая связь мужчины и женщины почти священна. Бывали даже случаи, когда Одаренные мужчины женились на здоровых женщинах. Стерильность считалась не проклятием, а признаком Одаренности, а детей было вовсе не обязательно зачинать от мужа.
Сааведра не помнила своего отца. Перед смертью от костной лихорадки ее мать, Суэрта Грихальва, рассказала, что он был добрым, но физически слабым, болезненным, женоподобным и не без странностей. Странности заключались в том, что Гуильбарра Грихальву признали Одаренным, но он так и не сумел написать свою Пейнтраддо Чиеву. Позже он стал притчей во языцех – Суэрта родила, дочь, судя по ее клятвенным уверениям, от него. Других детей у него не было, хотя он прожил пятьдесят восемь лет – больше, чем живут мастера-иллюстраторы, но меньше, чем обычные мужчины из рода Грихальва.
Если у Сааведры родится ребенок, он будет помнить своего отца. Потому что его отец проживет гораздо дольше любого из мастеров-иллюстраторов или слабого, болезненного, странного Гуильбарра Грихальвы. И пока Сааведра – “теневая жена” наследника герцога, никто из Вьехос Фратос не потребует, чтобы она вышла замуж за другого мужчину или легла в его постель.
Улыбаясь, Сааведра потянулась к щеколде, отворила дверь. Прощай былое, здравствуй будущее! Когда-нибудь ей придется выйти замуж, а Алехандро – жениться, но сейчас они вместе. И она позаботится о том, чтобы это продлилось как можно дольше, ведь не напрасно она так истово, так благодарно молится Пресвятой Матре.
Дверь хлопнула, звякнула щеколда. Прошлое осталось за спиной, а впереди ждала неизвестность. Сааведра промедлила лишь миг, но его хватило, чтобы колючка страха вонзилась в душу.
"Нельзя рассказывать Сарио о сделке между мною и Алехандро. Никогда. Ни при каких обстоятельствах”.
Но она тут же мысленно стряхнула колючку, как конь стряхивает слепня. Все это пустяки, не стоит себя корить. Сарио гениален, он и сам пробился бы ко двору после смерти Бальтрана до'Веррады.
– Обязательно пробился бы, – прошептала она и недовольно поморщилась. Сказала же себе: выбрось из головы! Лучше подумать о чем-нибудь приятном. К примеру, о новом жилье.
Она шагнула вперед, и в этот миг зазвонили колокола.
Сарио полностью освободил длинный дощатый верстак в просторном ателиерро с высоким полусферическим сводом. Затем положил на него Фолио и поставил терновый ларец, а рядом небольшую медную чашу с цветами мать-и-мачехи, герани и вербены: Предосторожность, Защита и Чародейство. Он выгреб цветы, растер между ладонями, вдыхая пряные ароматы, и бросил обратно в чашу. Открыл ларец, стал одну за другой вынимать кожаные тубы, осторожно извлекать из них пергаментные свитки – испачканные, порванные, с обугленными краями и дырками от искр. Каждый пергамент он бережно разворачивал и укладывал на верстак, прижимал уголки кистями, бутылками с краской, кусочками розоватой канифоли.
Расстелив последний лист, Сарио прошелся вдоль верстака и внимательно осмотрел каждый пергамент. Тза'абская вязь, столь любовно выведенная рукой неведомого писца, особого интереса не представляла: Сарио знал, что текст – всего лишь свод правил поведения (компордотта) и запретов. Впрочем, кое-что полезное он бы мог почерпнуть, например, некие волшебные мелочи, вроде тех, с которыми уже знаком род Грихальва, а также довольно любопытные наставления Акуюба и южных мудрецов. Но не это хотел он узнать, и не этому учил Иль-Адиб. Истинная сила Аль-Фансихирро была заключена в лингве оскурре, в орнаментальном обрамлении текста, в превосходно выполненных инициалах.
Затем он повернулся к Фолио – драгоценному подарку Верро Грихальвы. Изучил первую страницу, потом – страницу Кита'аба. Так и пошло: Фолио, Кита'аб, Фолио, Кита'аб. Он сравнивал рисунки. Вчитывался в текст – разумеется, обрывки. В Фолио зияли громадные бреши, а страницы, столь долго хранившиеся у тза'аба, были малочисленны.
Страница за страницей, страница за страницей. Среди них хватало рваных, со следами крови и воды. Были и половины страниц. Где-то невозможно разобрать слова, А кое-где разобрать можно, зато никак не удается понять смысл.
Плохо другое: разорваны орнаменты. И восстановить их целиком не удастся – слишком много утеряно. Но что-то Сарио, возможно, сделает, благо в реставрации он смыслит побольше других.
Нужно лишь время. Как раз то, чего не хватает Грихальва. Одаренным. Вьехос Фратос. Занятно: от тех, кто живет дольше, семье мало проку. Если ты обделен Даром, значит, будешь влачить жалкое существование.
А Сарио это не грозит. Он рожден для величия. Для славных дел.
Облегченно вздохнув, он сходил за свечами, поставил их на верстак в максимально допустимом отдалении от бесценных сокровищ (они не должны погибнуть в огне безвозвратно). Впрочем, света было достаточно, чтобы разглядеть сложнейшие рисунки. Золотые и серебряные узоры поблескивали, как будто еще не просохла краска или их окропили водой.
