Последний леший - Купцов Василий (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
— Знаю я эту былину, — вздохнул Рахта.
— Нойдак не знает! — возразил Сухмат.
— Нойдак не знает! — те же слова были произнесены и Нойдаком, но совсем в другой интонации. Северянин явно хотел послушать сказку.
— А случилась история эта от того, что не проста жена была у Потыка, — начал сказывать Сухмат, — не проста жена, а дивожена…
— Что такое дивожена? — спросил Нойдак.
— Я-то знаю, — сказал Рахта, — но ему расскажи!
— Дивожены — гордячки, конечно, — как бы рассуждая сам с собой, начал объяснения Сухмат, — но и есть отчего — себе цену знают…
— А есть от чего? — переспросил Нойдак.
— Есть, конечно, отчего загордиться, — кивнул Сухмат, — если в девичестве белой лебедью в небе летаешь…
— Или белорыбицей в море плещешься? — в тон богатырю добавил Нойдак.
— Белорыбицей? — удивился Сухмат, — не слыхал о таких… А что, у вас там, на Севере, есть и такие?
— Есть, — самодовольно ответствовал Нойдак.
— И чего только на свете белом нету…
— Ты не перебивай, — сказал Рахта Нойдаку, — дай сказ дослушать!
— Ну, поскольку всем здесь уже ведомо, кто такие дивожены, расскажу, как Потык свою кралю подобрал. Было это в дальних странах, а отец ее, Вахрамей Вахрамеевич, князем был в тех краях. Не просто приходил в те края Потык, за данью, князю киевскому положенной, но да это уже другая история. А наша история такова… Как увидели Потык да Марья-девица друг друга, так и полюбили сразу и накрепко. А та Марья-девица на дела скора была, так сразу и в ножки своему батюшке и кинулась:
Да ай же ты да мой родной батюшко,
А царь ты Вахрамей Вахрамеевич!
А дал ты мне прощенья благословленьица
Летать-то мне по тихиим заводям,
А по тым по зеленыим по затресьям,
А белой лебедью три году.
А там я налеталась, нагулялася,
Еще ведь я наволеваласе
По тыим по тихиим по заводям,
А по тым по зеленыим по затресьям.
А нуньчу ведь ты да позволь-ко мне
А друго ты еще мне-ка три году
Ходить гулять-то во далечем мни во чистом поли,
А красной мне гулять еще девушкой.
На что говорил ей царь таковы слова:
Да ах же ты да Марья лебедь белая,
Ай же ты да дочка-га царская мудреная!
Когда плавала по тихиим по заводям,
По тым по зеленыим по затресьям,
А белой ты лебедушкой три году,
Ходи же ты гуляй красной девушкой
А друго-то еще три да три году,
А тожно тут я тебя замуж отдам.
Но не стала ждать Марья-девица три года, батюшкой отведенные, а бросилась любимому на шею, да умоляла в жены взять, да в Киев-град отвезти. Полюбилась Марья-красавица Потыку, посадил он ее на коня да повез в Киев… Там и свадебку сыграли, все честь да по чести, но не все просто было. Потому как боги у Марьи-красавицы свои были, да свои обычаи. Позабыл обо всем на свете Потык, слово дал по закону да обычаю предков Марьиных поступить, а обычай тот не прост был… Словом:
Как клали оны заповедь великую:
Который-то у их да наперед умрет,
Тому итти во матушку сыру землю на три году
С тыим со телом со мертвыим.
— Ой, страшно-то как! — воскликнул Нойдак.
— То-то и оно, что страшно, — кивнул Сухмат.
— Совсем Потык голову потерял…
— Любовь… — пожал плечами богатырь, лишь мельком взглянув на Рахту. Тот молчал.
— Любовь-то любовь, да нечисто дело… — заявил Нойдак.
— Может, и нечисто, ведь от любви да до ненависти один шаг, говорят, — неожиданно согласился Сухмат, — а Марья-девица не долетала белой лебедью, да не догуляла красной девицей срок положенный. За муж пошла по воле да охоте, но потом, может, и пожалела… А кто виноват получился? Известно дело — муж, кого ж еще винить?
— Так кто умер первым? — нетерпеливо перебил богатыря Нойдак.
— Знамо дело, Марья умерла. Был в то время Потык в походе дальнем, а как узнал про смерть своей суженой, все бросил, да в Киев прискакал. Но уж только мертвой Марью-красавицу и застал. Впрочем, много чего говорили, буде она и не мертвая, а заколдована была… О многом рядили, да где нам правду знать?
— И что Потык?
— Как что? Знамо дело — слово держать надобно… Построили колоду белодубову, да припасов запасли аж на три года — хлеба, соли да воды. А сам Потык сковал себе клещи железные, ибо знал он, как сгодятся они!
— Помогали Потыку его побратимы боевые, старые богатыри — Добрынюшка да Илья Муромец… Они все и устроили.
— Ты бы рассказ так, как в песне поется, — вдруг нарушил молчание Рахта, — да с самого начала…
— С самого начала?
— Или хоть с того места, как ушел Потык в новый поход…
— Хорошо, слушайте… — и Сухмат начал говорить. Удивительно, богатырь помнил стихотворный слог не хуже, чем его знали настоящие сказители. Будь Рахта таким, как раньше, до своей несчастной любви, он бы обязательно похвалил бы побратима, а может, и пошутил бы — типа — «шел бы ты в Баяны»…
Да тут затым князь тот стольне-киевской
Как сделал он задернул свой почестный пир
Для князей бояр да для киевских,
А для русийских всих могучих богатырев.
Как тут-то ведь не ясный соколы
Во чистом поли еще розлеталися,
Так русийские могучие богатыри
В одно место сьезжалися
А на тот-то на тот на почестней пир.
Каждый хвастал, кто чем. Илья, тот, который всех сильней, рассказывал о подвигах своих в поле чистом, о том, как прибавилось земли у княжества Киевского. Добрынюшка, второй богатырь русский, был далеко за синем морем, и не посрамил там чести оружия русского, побил ворогов…
Пришла пора и Потыку повыхваляться, задумался добрый молодец:
Как я, у меня нуньчу у молодца
Получена стольки есть молода жена.
Безумной-от как хвастат молодой женой,
А умной-от как хвастат старой матушкой.
Как тут-то он Михайлушка повыдумал:
Как был-то я у корбы у темный
А у тьш у грязи я у черный,
А у того царя Вахрамея Вахрамеева.
Еще-то я с царем там во другиих
Играл-то я во доски там во шахматны
А в дороги тавлеи золоченый;
Как я с его еще там повыиграл
Бессчётной-то еще-то золотой казны
А сорок-то телег я ордынскиих.
Повёз-то я казну да во Киев град,
Как отвозил я ю на чисто поле,
Как оси-ты тележный железны подломилисе,
Копал-то тут я погребы глубокий,
Спустил казну во погребы глубокий.
Как князи тут-то киевски, ecu бояра
А тот ли этот князь стольнё-киевской
Как говорит, промолвит таково слово:
Да ай же вы бояра вы мои все киевски,
Русийски всё могучий богатыри!
Когда нунь у Михайлушка казна еще
Повьшграна с царя с Вахрамея Вахрамеева,
Дак нунечку еще да топеречку
Из Киева нунь дань поспросиласе
Царю тут Вахрамею Вахрамееву,
Пошлем-то мы его да туды-ка-ва
Отдать назад бессчётна золота казна,
А за двенадцать лет за прошлый годы что за нунешний.-
Сухмат передохнул и продолжил:
— Много было всего, и в шахматы Потык с царем Вахромеем играл, и казну за двенадцать лет выиграл, да не о том сейчас речь…
На ту пору было на то времечко
А налетал тут голуб на окошечко,
Садился-то тут голуб со голубкою,
Начал по окошечку прохаживать,
А начал он затым выговаривать
А тым а тым языком человеческим:
Молодой Михаила Потык сын Иванович!
Ты играшь молодец да проклаждаешься,
А над собой незгодушки не ведаешь.
Твоя-то есть ведь молода жена,
А тая-та ведь Марья лебедь белая, преставилась.
— Что тут было, что было! Ведь любил Потык жену свою, лебедь белую, безумно. Да и об уговоре помнил…
Скочил тут как Михаила на резвы ноги,
Хватил он эту доску тут шахматню,
Как бросил эту доску о кирпичной мост
А во полаты тут да во царский.
А терема ecu тут пошаталисе,
Хрустальнии оконницы посыпались,
Да князи тут бояра все мертвы лежат,
А царь тот Вахрамей Вахрамеевич
А ходит-то ведь он роскоракою.
