Иерусалимский покер - Уитмор Эдвард (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Тебе надо найти жену, Нубар.
Ты слышала о сэре Джоне Рэтклиффе?
Нет.
Этот англичанин написал автобиографический роман под названием «Биарриц». В нем есть глава – там описываются тайные собрания, которые двенадцать евреев, представляющие двенадцать колен израилевых, проводили на кладбище в Праге. У романа две версии. В первой версии сэр Джон главный раввин на кладбищенском собрании в тысяча восемьсот восьмидесятом году, и там он произносит речь, призывающую евреев стремиться к мировому господству. Он написал это, чтобы одурачить их, но ничего не вышло, и поэтому во второй версии он сказал правду.
Какую правду?
Что он английский дипломат, католик и что он легко может поплатиться жизнью за то, что рассказал о пражском заговоре.
Что с ним случилось?
Он поплатился жизнью.
София покачала головой.
Такие зловещие фантазии, Нубар. Ты же не знаком ни с одним евреем, так?
Ни с теми, кто открыто заявляет, что он еврей, ни с теми, кто это скрывает. Но у меня есть свои подозрения.
О господи, Нубар. Пора тебе, думаю, поехать на каникулы к мельхитаристам.
Нубар нахмурился. Мельхитаристы, монашеский литературный орден армян‑католиков, писавших по‑армянски, перенесли свою штаб‑квартиру из Константинополя в Венецию. София восхищалась тем, как они совмещали литературу с монашеским благочестием, и, может быть, потому, что это напоминало ей о трудах деда Нубара в Святой земле. Каждый раз, когда ей казалось, что Нубар слишком увлекся, она предлагала ему поехать и посетить мельхитаристов. Они будут более чем счастливы принять его, поскольку никто не помогал им деньгами так щедро, как София. Но Нубар не хотел проводить каникулы с монахами ни в Венеции, ни где бы то ни было еще.
Я вот что тебе скажу, торжественно промолвил он. Я никогда не поеду в город, где прорыто метро.
Почему?
Потому что, когда настанет время, евреи именно так и взорвут города. Они захватят поезда метро и повсюду поместят бомбы.
Этот хлеб, он тебе не вредит, Нубар?
Нет, это новый сорт пшеничного хлеба.
Ты не выпьешь хотя бы немного вина? Это полезно для пищеварения.
Нет, спасибо, бабуля. Трезвость и вегетарианство должны идти рука об руку. Чистота внутри и снаружи – дело невероятной важности.
Ах, вздохнула София, я тебя просто не понимаю. Но я стара, а мир полон загадок.
Нубар с энтузиазмом кивнул. Он подался вперед.
Загадки, которые кажутся неразрешимыми?
Может быть, и так. Копать землю в поисках нефти легче, чем понимать живые существа.
Давай я процитирую кое‑что тебе, бабуля. «Абсолютная истина заключена в этой формуле, которая содержит ключ к сонму загадок, на первый взгляд неразрешимых». Что ты об этом думаешь?
Я думаю, что это бессмыслица. Истину можно найти только в Боге, а он выше человеческого понимания. Что это за лозунг? Марксистский или фашистский, наверно?
Но Нубар неожиданно сделался уклончив.
Не совсем, сказал он и задал вопрос о своем деде, который незримо присутствовал за столом, – его тарелку отбивных теперь заменили блюдом с фруктами; рассказывая о нем, София неизменно забывала обо всем на свете, все глубже и глубже погружаясь в собственную память.
Через две недели вечер выдался темный. Собиралась гроза. Нубар сидел сгорбившись над рабочим столом в своей башне и вдыхал ядовитые пары ртути, а в голове у него царил хаос. Он уже полдня проводил эксперименты со ртутью, и к вечеру его рабочий стол превратился в сложную систему пеликанов и перегонных кубов, тиглей и атаноров, бурлящих, булькающих, шипящих и журчащих.
Нубар потянул носом и закашлялся.
Он знал, что хроническое отравление ртутью может привести к бредовому состоянию, а то и к безумию, но это ни в малой степени его не смущало. Кто ставит опыты, должен быть готов к опасности.
Парацельс писал, что опыт, возможно, придется повторить тысячи раз, чтобы добиться того единственного и неповторимого стечения обстоятельств, когда возникнет философский камень вечной жизни.
Философский камень. Бессмертие. Неужели он нашел к нему путь? Неужели этот странный отчет, который ему привезли из польского кибуца в Палестине?…
Нубар наткнулся на отчет после обеда под Новый год. Обычно после обеда он спал, а отчеты РБУ – лучшее снотворное. Но в ту ночь заснуть ему не удалось. Вместо этого он понял, что сидит на кровати, читая и перечитывая необычный отчет под невероятно странным заглавием.
Потерявшийся грек и Великий иерусалимский покер
Грек, который потерялся, звался Одиссеем и возглавлял контору РБУ на Итаке. Прошлой осенью грек получил положенный ежегодный отпуск и заявил, что едет в Иерусалим посетить святые места. И исчез, причем бесследно. Про него ничего не было слышно до тех пор, пока этот самый отчет в коричневом конверте декабрьским утром не бросила в форточку кабинета главы конторы РБУ в Салониках какая‑то темная личность. Это было одновременно покаянное признание и отчаянная мольба о помощи.
Потерявшийся грек начинал отчет с того, что поехал в Иерусалим вовсе не затем, чтобы посетить святые места. Святые места, хоть в Иерусалиме, хоть где, заботили его меньше всего. Он поехал только потому, что хотел выиграть крупную сумму в Великий иерусалимский покер.
Во чтоудивился Нубар, и слыхом не слыхивавший об этой игре. Заинтересовавшись, он стал читать дальше.
Потерявшийся грек стал играть, поначалу имея на руках солидную сумму денег. К концу дня он довольно много выиграл. И все же, начав пить во время игры, он совершил роковую ошибку, потому что алкоголь развязал ему язык, хотя в обычном состоянии это был хитроумный человек, известный своей проницательностью и лукавством. Захмелев, возможно, несколько больше, чем следовало, он начал хвастаться виртуозными кражами со взломом и легкими жертвами, которые попадались ему в Палестине. В частности, он упомянул о том, что по пути в Иерусалим ограбил некий кибуц. Это было маленькое, пыльное и очень бедное селение. Фермеры были в поле, и буквально за считанные минуты он обтяпал дельце и удрал со всеми их ценностями.
Если можно назвать старый чемодан, полный сломанных польских часов, ценностью, добавил он со смехом. У них больше ничего и не было, так что я обчистил их до нитки.
Большинство игроков за столом смеялись, но некоторые помрачнели. Того, который меньше всех был склонен веселиться, звали Шонди. И потерявшегося грека немедленно постигла катастрофа.
Сначала он проиграл этому парню, Шонди, все деньги, которые были у него при себе. Всего за две партии. Потом за одну партию, причем на руках у грека были лучшие карты во всей его жизни, он проиграл заначку, которая была спрятана в комнате отеля, и в придачу чемодан никому не нужных польских часов, ботинки и носки. Тогда он хотел отправиться домой на Итаку, несмотря даже на то, что ему пришлось бы идти босиком, но обнаружил, что не может подняться из‑за стола.
Как только этот Шонди начал у него выигрывать, другой игрок стал подсовывать ему бутылку очень старого коньяку. По крайней мере, этот игрок, беззаботный ирландец, обещал, что там будет коньяк, и бутылка на вид была очень старая. Потерявшийся грек с горя ее опустошил. Напиток был довольно мягким, пока не дошел до желудка, но, очевидно, ирландец слукавил. Выяснилось, что в бутылке был вовсе не коньяк, а какой‑то ирландский самогон. Внезапно у грека парализовало ноги.
Бывают такие ощущения, но это пройдет, весело заметил ирландец, потом привыкнете. Потом паралич обычно идет от шеи вверх, а не от пояса вниз. Вы следите за моей мыслью?
Потерявшийся грек покачал головой. Он знал, что уже ни за чем не следит, – это ловушка. Потом сдавал чернокожий в арабской одежде, он широко улыбался, и кожа у него была иссиня‑черная. Сияющий негр быстро сдал карты, и потерявшийся грек быстро‑быстро стал проигрывать Шонди, которому, казалось, доставляло особое удовольствие играть на срочные обязательства. Грек проиграл все оливковое масло, которое произведет его семья на Итаке за следующие двадцать лет. Потом он проиграл оливковое масло, которое произведут его братья и дядья за тот же период.
