Там избы ждут на курьих ножках... - Вихарева Анастасия (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
— Вычитала, — призналась Манька. Краска залила ей лицо, щеки вспыхнули. — В сказке…
Вот почему Дьявол ничего не дает ей из того, что было у его Помазанницы! Она для него — неудавшийся объект! Сам-то кто?! И ему она изо всех сил старалась доказать, что не хуже… — вампира!
— Но ведь она все время себя называет человеком! — промямлила Манька, перебирая руками единственную рукавичку, которую Дьявол разрешал одевать, когда в руке не было посоха.
Дьявол отстраненно хмыкнул и пожал плечами.
— Мало ли как вампир себя называет! Ну, назовет себя во всеуслышание вампиром, и что? Кто дверь откроет?.. — он на мгновение задумался и поправил себя. — Пожалуй, откроют! Многие мечтают стать бессмертной нечистью. Не оборотнем каким-нибудь, а вампиром. С волками жить — по-волчьи выть. Ты ведь хотела бы стать вампиром? — он повернулся к Маньке, выжидательно прищуриваясь.
— Я?! — страшная правда, наконец, дошла до нее.
Манька колебалась, но уже знала, что Дьявол будет прав, если оставит ее. Может, он надеялся, что она победит Благодетельницу и станет большей нечистью, но она не все, ей бессмертия не нужно. И пусть умрет, но будет знать, что не человек расстроил ее планы. Другие, может быть, мечтали, но Манька была уверена, что ей проще умереть, чем противостоять человеку.
— Нет! — твердо, сдавленным хрипом ответила она. — Пусть уж лучше меня съедят.
— Вампиров еще нежитью зовут, — проговорил Дьявол, успокаиваясь. В его тоне не было ни страха, ни радости. — Ползет упырь к человеку, кусает и пьет кровь. И не спрячешься. Никакой стены для него не существует. Раньше по ночам только, а теперь растворились среди людей и средь бела дня навострились обрекать человека на смерть.
— Так то не сказки? — обреченно, с дрожью в голосе, робко спросила Манька, может быть, впервые почувствовав в полной мере ту боль, которую претерпела ради единственной встречи с Идеальной Женщиной. Болело все ее тело, израненное железом и холодом, болело сердце, болела душа, болью отзывался ум. Выла тоска, устремляя взгляд в ту сторону, где предположительно остались селения. И почему она не поворотила назад, когда Дьявол уговаривал ее вернуться?!
— Сказка ложь, да в ней намек, добрым девушкам урок! Не сказки, конечно, кому это знать, как не мне. Все ж они еще при жизни в мой удел отошедшие.
Дьявол помешал уголья, чтобы сырые ветки занялись. Манька облегченно вздохнула — Дьявол не собирался уходить…
— И никак нельзя мне с ней поговорить? — с робкой надеждой спросила Манька, уже догадываясь, каким будет ответ.
— Можно, конечно, если не боишься умереть, — неожиданно ответил Дьявол. — Разозлила ты Помазанницу мою. И что ты скажешь вампиру, для которого боль — наслаждение? Сама понимаешь, я не смогу помешать обречь тебя на смертную муку. Вампиры объявили тебе вендетту. Ищут они тебя — по всему царству государству ищут! А ума у нее — мои палаты! Я ж разбойников обошел, вот и она тебя обойдет! — уверено и с какой-то тайной гордостью произнес он, разминая кулак, который намеренно поднес к Манькиному носу. — Она лучше всех мыслительную энергию поймать умеет — всегда была круглая отличница, — похвастался он. — Помню, еще в раннем детстве мы как-то попробовали выставить воспитательницу из детского сада, так та воспитательница и полгода не прожила! Я-то наивно полагал, что она детушек пожалеет, дружила Благодетельница с дочкой Марь Ивановны. Нет, не пожалела…
Дьявол блаженно пространственно улыбнулся, вспоминая прошлое.
— А мне, значит, обойти никак нельзя? — спросила Манька, скорее, не вдумываясь в суть вопроса, который задавала… Голова ее искала или подтверждение словам Дьявола, или опровержение — и не находила. Как-то так получалось, что все примеры оказывались с двумя правдами. Одна правда поворачивалась к кузнецу господину Упырееву, а вторая к ней, к Маньке. И первым делом открывалась ей, как могучая правда кузнеца господина Упыреева…
Что она знала о вампирах? Да ничего! Приходят ночью, чтобы пить кровь, сами — не сами, а в образе летучей мыши… После укуса человек не то умирает, не то не умирает… Чтобы насовсем, редко — спит три дня, а потом оживает, но уже как вампир, или зомби становиться — кто одно говорит, кто второе. Души нет, людей за людей не считают, без крови им худо, будто бы железа не хватает, и кровь дает им силу. Любят спать в гробах, но гробы не на кладбищах, а в замках. Могут позвать человека, так что сам придет, а могут…
Проклясть… Что же, прокляли ее?!
Мысли ее мешались, и стоило представить вампира, как голова тут же становилась пустой и чужой.
— Обойти-то можно, да вампиры все равно достанут! — снова ответил Дьявол с некоторой гордостью.
— Дьявол, ты в своем уме? — Манька поперхнулась, сглатывая ком в горле. — Ты хочешь сказать, что среди людей… вампиры живут?!?
— В своем! В своем! — он довольно потянулся, встряхнувшись. — За утраченную мою идеологию, вампиры — только начало! Есть, Манька, жертва добрая, которую человек передо мною ложит — за хлеба предложения, за воду, опять же, живую, за благодатный огонь. Жертва эта — нечисть и начатки бытия человеческого, — Дьявол встал и прошелся взад-вперед, остановившись и нависнув над нею, будто это она жертву не положила. — Порадоваться со мной, что есть он, человек, есть плоды, а есть я, который его в люди выводит. Никому ничего резать не надо было, разве что выпотрошить Сына Человеческого, который между мной и человеком встал, скрывая лицо и подсказывая из тьмы. А есть, Маня, жертва повинная, которую нечисть для меня собирает, — продолжил он. — Ну, для нечисти другие правила… Нечисть — это меч, который рубит головы с плеч. Повинная жертва — сам человек, который приносится в жертву.
— Так это ты людей убиваешь?! — задохнулась Манька от возмущения.
— Можно сказать и так… А кто человеку мешает рассмотреть мою нечисть, да обойти ее?! — он строго взглянул на нее. — Устами человек у знания стоит, а смотрит по сторонам и не уразумеет. Вот ты, много ли знаешь? И разве это знание?
— А что ж ты «брысь!» своему творению не скажешь? — мрачно потребовала Манька, зализывая язву на руке.
— Сказать-то могу, да не по правилам это, — изрек Дьявол назидательно. Он взял посох из ее руки помешал угли в костре, всем своим видом показывая, что как бы здесь, но недоволен. Он был не то, чтобы холоден, безразличен, и смотрел вроде на нее, но как бы сквозь нее. — Придумала ты себе, будто я с тобой счастливый. Но никакая ты не звезда, я любопытный, — напомнил он. — Это я готовил доказать, что не можешь головой достать до Помазанницы, потому как вампир она еще тот!
Манька пошевелила скулой, разжимая челюсть, физически ощутив, как скользнули по подбородку два клыка, придавившие нижнюю губу. «И тут вампир!» — подумала она, обозначая на своем лице похожие признаки. «Господи, ну не я же!» — подавлено обругала она сама себя. И не успела подумать, как почувствовала, маска слетела — лицо сразу стало правильным. Но теперь глаз начал нервно подергиваться. Все правильно, Бог Нечисти никогда не захочет ее пожалеть… Ему ли, Богу Нечисти, помогать ей?!
Дьявол смягчился и поторопился успокоить, заметив, что на Манькином лице нет ни кровинки.
— Не плотью она вампир, а своей сущностью, плотью обыкновенный людоед, — он как-то мягко поддержал ее. — Любитель попить-поесть человеческой кровушки и мясца…
Манька смотрела на него с прищуром и о чем-то напряженно думала.
Наверное, о том, что встреча ждет ее не с Идеальной Женщиной, а с человеком потусторонним. Теперь и сама она ощутила, что голова у нее посажена криво. Одна часть обличала ее, вторая обеляла Благодетельницу — а сознание висело где-то посередине и не хотело принять ни одну сторону. При слове «людоед» ей стало дурно. Вампир — еще куда ни шло, кровь у народа пили и будут пить, но людоед…
Обличили бы…
А с другой стороны, кто мешал помещику усаживать своих крепостных рабов на кол? Никто не возмущался! И сейчас особо не расстраиваются, наоборот, хвалят Царей-батюшек, объявляя одного за другим святыми великомучениками, и жалеют, что не всеми закусил. Родственничков всем миром встречают, поклоны и молебны бьют: «Мы ваши! Мы ваши!» А народу как жилось плохо, так и теперь несладко, но почему-то каждый считает, что вокруг лишь Благодетели — и надежда, что жизнь обязательно вот-вот наладится, и станет, как у Благодетелей.