Академия Истины - Карелова Виктория (мир бесплатных книг TXT) 📗
Прежде чем прогонишь, хочу, чтоб ты знала: когда я говорил о голоде и тяжелых условиях жизни, я не имел в виду, что готов обречь тебя на полуголодное существование. Людям на Севере настолько нужна ведунья, что ты получила бы все. Тебе построили бы самый богатый дом в самом безопасном месте. Ты при любых обстоятельствах ела бы досыта. Меха, драгоценности — тебе достаточно было бы показать пальцем, и ты получила бы любые. Если бы тебе приглянулся другой мужчина, ты получила бы его. Но даже при этом жить у нас, конечно, тяжелее, чем на юге.
Ты не обязана мне верить, но я клянусь именем Великой Веритассии, что все, сказанное мною, чистая правда!
Я была совершенно огорошена монологом Питера, так что смогла только произнести:
— А ты так осунулся из-за голода?
— Что? — Парень, кажется, не сразу понял мой вопрос, но потом провел ладонью по щеке и горько усмехнулся. — Нет, я живу в большой общине, у нас все не так плохо.
— Я тебя поняла! А сейчас уйди, пожалуйста, мне надо подумать!
Юноша коротко кивнул и исчез за дверью, а я осталась, тупо глядя в зеркало.
Нет, простить его я пока не сумела, да и не уверена, сумею ли когда-нибудь, но Чеккина оказалась права — я перестала испытывать жгучую ненависть. Ведь если так посмотреть: кабы мои сестры умирали от голода и болезней, а жрец из Пеньковского Храма приказал мне ради их спасения подсунуть кому-то любовный амулет, смогла бы я отказаться? У меня не было ответа. Я могла только молить Великую Веритассию, чтобы мне никогда в жизни не довелось делать столь жуткий выбор.
ГЛАВА 32
Тележный день
Вот и пролетел еще один годок. Сегодня мне исполнялось девятнадцать лет. Дома всегда шутили, что я прибыла на заимку на первой телеге и привезла с собой настоящую весну. В этот день было принято пересаживаться из саней в телегу, а погода устанавливалась настолько теплая, что ручьи по улицам бежали, даже если было пасмурно. В столице же снег уже практически стаял, и яркое солнышко с ясно-голубого неба ласково щекотало щеки.
Чеккина преподнесла мне в подарок роскошный набор косметики, и я мстительно подумала, что ни за какие коврижки не потащу его на проверку к декану! Хватит, он уже столько раз меня обманывал, что лучше я буду доверять своим ощущениям, а не его словам. Не будет подруга мне вредить. Вот не будет, и все. Я так думаю. Нет, я так знаю!
А Брианда позвала меня вечером в столичный театр на выступление Шарля Демара. Я очень обрадовалась возможности выйти из Академии, да и настоящих спектаклей мне еще видеть не приходилось. Так что я с нетерпением ждала предстоящего удовольствия.
Но оказалось, что это были далеко не все подарки. Стоило мне после занятий зайти в мастерскую, как на меня налетели художница с Чеккиной и заставили переодеться: в театр, мол, в повседневном не принято ходить. Брианда притащила для меня странное платье цвета бутонов вишни, все в пене кружев, бантиков и розочек. Оно слегка напоминало наряды Элинор Олбанс, так что я поначалу попыталась отказаться идти в нем, но художницу переспорить было невозможно. На пару с Франческой они ловко меня переодели, взбили мне волосы в какую-то сложную куафюру (тут я окончательно уверилась, что буду выглядеть как Элинор) и подкрасили.
К зеркалу я приближалась с опаской, но все оказалось на удивление гармонично: я выглядела вовсе не расфуфыренной куклой, а, скорее, статуэткой пастушки. Я такие видела в продаже: они делались из фарфора и предназначались для украшения каминной полки. Конечно, ни одна настоящая пастушка не отправилась бы пасти коров или овец в подобном платьице, но такими вот представляли сельских девушек столичные жители. Должна признать, что этот розовый цвет был мне очень к лицу: я опять напоминала собственный портрет кисти Брианды.
— Это мой подарок, — заметила художница, критически оглядывая меня с головы до ног.
— Ой, Брианда, и платье тоже? Я думала, что подарок — это посещение спектакля! — Я тут же заволновалась.
— О нет, — закатила глаза девушка, — я узнаю этот тон! Сейчас начнется: «я не могу принять», «это дорого» и все такое прочее! Давай пропустим эту часть обязательной программы, угу?
— Но…
— Я сказала: пропустим! Не порти всем настроение! Платье — это подарок, а театр — культурная программа, так что все отлично! Лучше вытаскивай из ушей эти блескучки, они мне за полгода все глаза намозолили!
Я непроизвольно схватилась за мочки ушей. Мне их еще в детстве прокололи, а на шестнадцатилетие родители подарили небольшие золотые колечки, которые я и носила постоянно.
— Но у меня нет других, — смутилась я.
— Сейчас поправим! — пообещала Брианда.
— Только не говори, что еще и сережки хочешь подарить! — воскликнула я.
— Не хочу! — спокойно заявила художница, извлекая из маленькой коробочки две небольшие розовые капельки. — Давай-давай, вытаскивай, турмалины в серебре сюда подойдут гораздо больше золота.
— А… как… — забормотала я.
— Это не от меня подарок, а от Фила, — соизволила пояснить девушка.
Я с укоризной на нее посмотрела.
— Что? Не веришь? Сама сейчас у него спросишь! — с самым невинным видом заявила эта хитрюга.
— А магистр Кальдерон что, с нами в театр пойдет? — спохватилась я. После открывшихся воспоминаний мне было как-то неловко встречаться с братом Брианды.
— Конечно, а ты как думала? — пожала плечами девушка. — Так, я не поняла, мне выдирать серьги у тебя из ушей, или ты уже перестанешь всех задерживать?
Ну, вот и как с ней разговаривать? Еще и повернула все так, будто я виновата! Кое-как справившись с застежками, я отдала свои колечки Чеккине, которая пообещала отнести мою одежду в общежитие. Подруга почему-то в присутствии Брианды всегда вела себя очень тихо. Впрочем, боюсь, что рядом со странной художницей все казались слегка пришибленными. Сама она, кстати, только заляпанную мантию скинула. Впрочем, под накидкой оказалось очень красивое черное платье с золотой отделкой.
Магистр ждал нас в холле. Я сразу растерялась и позабыла все заготовленные слова, которыми собиралась поблагодарить его за серьги. Конечно, правильнее было бы отказаться от них, но получилось бы, что я во второй раз пытаюсь вернуть ему подаренное, а это уж совсем невежливо.
— Дамы, вы ослепительны! — мило улыбнулся Филипп, чмокнул сестру в щеку, а потом поцеловал мне руку. Я еще даже покраснеть не успела, как Брианда подхватила меня под локоток, и мы перенеслись в какое-то странное место.
Наверное, это следовало бы назвать улицей, если бы не наличие высоко вверху стеклянной крыши. То есть вот длинная такая улица: под ногами — красивая мозаика из ровненьких плиточек, по бокам — высоченные каменные здания в три этажа, а надо всем этим — прозрачная выгнутая крыша. Тепло. Сухо. Люди гуляют нарядные. Судя по одежде — богатые. Не знаю, что это был за район Веритерры, но он явно располагался очень далеко от Академии.
— Брианда, а мы где? — шепотом спросила я, закончив озираться.
— Это называется «пассаж», — улыбнулась девушка. — Крытая галерея для прогулок, а по бокам — магазины и ресторации. Вообще-то галерей две, они пересекаются под прямым углом, образуя в центре площадь. В конце одной из галерей — вход в театр. Я подумала, что тебе захочется немного пройтись перед началом спектакля. Если тебе здесь не нравится, то можем перенестись сразу к театру, но до начала выступления еще есть время.
— Нет, что ты, спасибо, я с удовольствием прогуляюсь, — вернула я ей улыбку. — Ты такая внимательная!
— Ну, еще бы! — гордо согласилась художница.
Мы неторопливо пошли по этой странной улице. Магистр с Бриандой негромко переговаривались, причем девушка регулярно обращалась и ко мне с вопросами, но с такими, что ответа вовсе не требовали. То есть я вроде как и в разговоре участвовала, но при этом спокойно могла оглядывать огромные стеклянные витрины расположенных на первом этаже лавок, любуясь всякими диковинами. Мне еще учиться и учиться такому искусству светской беседы!
