Корабли Мериора - Вурц Дженни (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно txt) 📗
Талант настоящего менестреля способен пронять даже самую дремучую и заскорузлую душу. Полотно, сотканное из одних и тех же звуков, он волен превратить либо в цветущий луг под безмятежным небом, либо в поле боя. И глубоко заблуждаются считающие лиранту инструментом для услады и развлечений, приятным дополнением к сытному ужину или дружеской пирушке. Лиранта способна исцелять и убивать, воскрешать и скорбеть. Медлир оказался настоящим чародеем лиранты; такой игры Дакар у него еще не слышал. Безумному Пророку музыка эта показалась лучами солнца, безжалостно рвущими снежную мглу. Со сверхъестественной точностью, не упуская ни одного мельчайшего штриха, Медлир рисовал джелотской знати звуковой портрет человека, над которым они посмели издеваться. Он заставлял их увидеть старого менестреля таким, каким видел его сам: щедрым, мужественным, оставившим семейный уют, чтобы своим искусством служить людям Этеры.
Медлир заставил именитых гостей мэра испытать стыд, и стыд был острее сатиры и глубже их самых потаенных страхов. «Скорбите со мной, — призывали ноты, — плачьте над тем, чего, быть может, уже не вернуть». И привыкшие плакать от ущемленного честолюбия и неисполненных прихотей… заплакали другими слезами. Эти слезы ослепляли и обжигали; они катились по шелкам и бархату крупицами искреннего раскаяния.
Если бы Медлир захотел, в его власти было до крови отхлестать слушающих невидимыми плетьми и сковать незримыми кандалами. Он не сделал ни того ни другого. Он подарил им очистительное пламя, опаляющее плоть, но наполняющее душу неведомым прежде ликованием. Дакар воспринимал биение каждого нового аккорда железом своих оков и деревом столба, к которому был прикован. Даже его скромно развитое из-за лени магическое чутье подсказывало ему, что Медлир своей игрой заставляет дрожать воздух в зале и пол под ногами. Пламя свечей в люстрах и канделябрах — и оно тоже отдавало дань величию таланта магистра Халирона. Потом рулады и переливы буквально потопили в себе Медлира.
Пальцы молодого менестреля летали над серебром струн, тело и душа полностью раскрылись музыке, облекающей его горе в светлые звуки. Медлир не просто извлекал ноты. Он сам становился каждой нотой, каждым виртуозным пассажем, сотворенным руками и сердцем. Болезненные уколы совести, сотрясающие джелотскую знать, были похожи на крупные капли ливня, барабанящего по стеклам в темноте. Но они находились на поверхности. А глубже возникали звуки иной мелодии, задавленной веками и, казалось бы, давно угасшей.
Незнакомая мелодия резко ударила Медлиру по обнаженным чувствам. Та часть его существа, что принадлежала династии Фаленитов и Повелителю Теней, боялась прекратить игру. Музыка — это единственное, что сдерживало в нем разрушительные силы. Он продолжал сплетать звуковые узоры, однако теперь туда добавлялось что-то еще. Ни Медлир, ни тем более гости мэра не подозревали, каким будет конец и когда он наступит.
На него со всех сторон незримо надвигалось что-то первозданное, таящееся в недрах природных стихий. Оно восторгало Медлира недостижимым совершенством гармонии и вдруг опалило незнакомым доселе вдохновением. То были силы иного порядка. Им можно было только подчиняться; сопротивление сделало бы его щепкой, противостоящей быстрине. Музыка, веками дремавшая в камнях старого Джелота, ожила и завладела им.
Дакар позабыл про оковы. У него возликовала душа, радость обожгла ему грудь, и он закричал от восторга. Невероятно, но так оно и было: своим колдовством над струнами лиранты Медлир, сам того не ожидая, воззвал к жизни отголоски последних празднеств исчезнувших паравианцев. Их празднеств в день летнего солнцестояния.
Лиранта была тростником, а пальцы Медлира — шквалистым ветром, заставлявшим тростник петь по-особому. В самом центре помпезного особняка правителя, в золотисто-белом магическом сиянии ожили души риатанцев — единорогов, когда-то владевших этими местами. Их видели (не могли не видеть!) все находившиеся в зале. Прозрачные, точно крылышки стрекоз, окутанные светящимися шлейфами силы, пробудившей их, единороги явились на зов музыки. Собравшиеся затаили дыхание, забыв обо всем. Красота и величественность этого зрелища впечатывались, вжигались в их сознание. Но вместе с ликованием сердца людей сжались от невыразимой, щемящей тоски: во всех королевствах нынешней Этеры, во всех ее горделивых городах не было чудес, равных призрачным единорогам по красоте и совершенству.
— Эт милосердный… Умоляю, Медлир, отпусти их, — взмолился Дакар.
Вслед за Безумным Пророком его мольбу повторяли сердца и души каждого, кто находился здесь: от выживающих из ума старых сплетниц до сурового и не привыкшего к сантиментам командира гвардейцев; от самых богатых торговцев до вечно голодного мальчишки-прислужника. Командир рыдал, снедаемый стыдом за содеянное. Он даже не заметил, как упал на колени. Всесильный господин правитель заливался слезами в объятиях супруги, а та кротко и смиренно гладила его по голове, придавленная сознанием собственной греховности.
Но Медлир уже не мог остановиться. Он сам стал инструментом, орудием пробужденной древней мистерии. Его не волновали попранные гордость и тщеславие гостей — этого он даже не замечал. Он был служителем, рабом силы, управлявшей его игрой. При всем желании он уже не мог остановить звуки, сотрясавшие воздух и пол зала.
Страх придавил Дакара. Только цепи не давали ему рухнуть на пол. В отличие от невежественных джелотцев он знал: день летнего солнцестояния был у древних паравианцев не только празднеством. Почти шестьсот лет назад, еще до вторжения Деш-Тира, Дакар (тогда совсем мальчишка) видел магический ритуал единорогов. Они умели управлять силовыми потоками; в результате ветви давали множество «побегов», несущих жизнь и плодородие окрестным холмам. Единороги знали, где проходят эти ручейки силы. Каменные глыбы, деревья, бугорки и ложбинки служили естественными указателями, составляя единую сеть. Потом тупые и самоуверенные люди уничтожили ее или изменили До неузнаваемости.
Лиранта Медлира взорвала установившееся равновесие. Пробудившиеся совесть и раскаяние у гостей мэра были лишь побочными явлениями. Звуки высвобождали доступ к средоточию ветви, явно находившемуся где-то поблизости. Страх Дакара сменился немым ужасом. Он один представлял себе, что будет дальше. В день солнцестояния все двенадцать магических ветвей Этеры разбухали от силы, приняв ее у солнца. Своей музыкой Медлир творил могущественное заклинание, даже не зная его последствий. Но сила не обладала сознанием и не умела различать. Она подчинилась призыву и готовилась вырваться наружу, безучастная ко всему, что окажется у нее на пути.
— Нет! — закричал Дакар. — Медлир, прекрати играть!
Бесполезно.
Пожалуй, один Медлир был сейчас слеп и глух ко всему, что разворачивалось вокруг него. Возможно, он не слышал даже мелодии; музыка сама двигала его пальцами, сплетая последние узоры. Их оставалось совсем немного. Это угадывалось по изменившейся тональности и высоте звуков. Взглянув на Медлира, Дакар испытал новое потрясение: каштановые волосы менестреля сделались черными, цвета воронова крыла.
Загремели цепи. В бессильной ярости Безумный Пророк выкрикнул имя Аритона Фаленского.
А звуки лиранты становились все громче. По сути, теперь звучали уже не они; это был голос первозданной силы, достигшей высшей и опасной точки. Но не было умелой руки, способной управлять ею. Каждый звук стал отдельным потоком. «Поздно!» — пронеслось в голове Дакара. Теперь, наверное, сам. Асандир не сумел бы утихомирить лавину силы и вернуть ее в прежнее состояние.
Разноцветными фонтанами вылетали мозаичные плитки пола. Бешено раскачивались и рвались веревки с гипсовыми орхидеями. Дрожали и подпрыгивали гипсовые колонны и деревянные беседки. Ломалась и осыпалась позолота. Лица пухленьких эльфов покрывались паутиной трещин, чтобы в следующее мгновение рухнуть и превратиться в гипсовый прах. Опрокидывались пиршественные столы, превращая в хрустальный бисер осколки разбитых бокалов. Воздух сотрясался, и его волны почти обжигали Дакара. Безумный Пророк вцепился в свой шатавшийся столб — тот уже успел покрыться зелеными листочками. Музыка, а также стук, звон и лязг падающих предметов заглушали крики охваченных паникой гостей. Инстинкт гнал их к дверям. Туда же пытались добраться и слуги. Каждый пробивался самостоятельно, отбиваясь, пиная мешающих и пуская в ход ногти и зубы. Под ногами хлюпали лужи изысканных вин; сапоги и туфельки втаптывали в грязь редкие кушанья, попутно давя украшенные драгоценными камнями карнавальные маски. Самые знатные и именитые гости повели себя не лучшим образом. Когда подиум, на котором стояли их столы, внезапно охватили языки пламени, цвет джелотского общества с воплями влился в остальное стадо.
