Сорок апрельских дней (СИ) - Савенков Сергей (книги бесплатно без .TXT) 📗
С гидропонной фабрикой ферму связывал транспортный трубопровод, ведь на ней разводили ещё и козлов — слизней, копошащихся на измельчённых листьях салата, прекрасных поставщиков белка для создания геноморфов. По этому трубопроводу мы проникли в царство еды и смерти.
Я стою перед тёплой тушей и разглядываю слизняков.
В учебнике биологии встречались рисунки древних козлов — «Vetus capra». Но «старые козлы» выглядели иначе — у них имелась бородка и милые рожки. А мозг был побольше: в процессе мутаций этот вид утратил рассудок.
Мэйби натягивает очки и дыхательную маску.
— Знаешь, Кир, люди не столь уж жестоки. Они пытались создать скот, не ощущающий боль, и пробовали блокировать рецепторы перед забоем! Но оказалось, разумнее спрятать фермы подальше от глаз… Ты первый! Давай, полезай!
Мы придавлены друг к другу так, как никогда не прижмутся самые преданные любовники. Вокруг кровавая тьма — плоть, что менее часа назад жрала, пердела и думала. Или ей так казалось…
По плавучему тоннелю, мы выезжаем за пределы мясной фермы, и я понимаю — картины, что безостановочно вспыхивают перед глазами, будут преследовать меня до конца дней.
Со слухом дела обстоят не лучше. В ушах застряло фырчанье, сопение и чавканье, переходящее в отчаянный визг, заглушаемый звуками электрических пил.
Разве я мог подумать, гуляя под серебряным рукотворным дождём, что в километре от страны нежных цветов и переливистых бабочек, конвейер тащит изрезанные тела в ненасытную пасть упаковщика, а из-под потолка низвергаются кровавые водопады? И мог ли тогда полагать, что спустя пару недель, буду прижиматься к любимой не под тысячей радуг, а внутри мёртвой плоти?
Должен признать, что порой отношения развиваются слишком стремительно…
Чвак! На голову падает слизь.
Жизнь — поразительная штуковина!
Пару часов назад я был твёрдо уверен, что картины увиденного на ферме будут преследовать меня всю жизнь. Сейчас их вытеснили впечатления от лаборатории биотехнологий.
Мы идём по пульсирующей тёплой поверхности мостика, перекинутого над чанами, в которых что-то чавкает и клокочет. Отовсюду свисают покрытые слизью, дёргающиеся в конвульсиях сосульки. Мостик, будто живые сталагмиты, усеивают наросты, покрытые паутиной источающих бурую жижу трещин. В густом полумраке летают флуоресцирующие ядовито-зелёные споры, вспыхивающие в лучах надобных фонарей.
В руке я сжимаю лямки волочащейся по мостику сумки.
Почему мы не взяли рюкзак? Дурацкая спешка!
Сверху доносится шорох. Я дёргаюсь и падаю на «сталагмит». Сумка отлетает в сторону. Руки, прорвав кожуру, погружаются в плоть. Нарост отрывается от поверхности. Катится, подрагивая и оставляя за собой дорожку бурой жидкости.
Но этим дело не заканчивается. Руки проваливаются глубже, и арка лопается.
Повисаю над чанами, вцепившись в разорванное сухожилие. Мэйби ложится на живот и протягивает мне руку. Цепляюсь за скользкие пальцы. Из разорванной арки вылетает питательная смесь — белая, мутная. Артериальная, если судить по толчкам.
Смесь течёт по лицу и рукам. Я соскальзываю и падаю в чан.
Глухой всплеск, будто свалился в желе.
Делаю попытку выбраться.
Не тут-то было! Жидкость оказывается клейкой, как тесто. Не продвинутся ни на шаг. Чем дольше барахтаюсь, тем глубже засасывает.
Мало того, она ещё и горячая. Капли обжигают лицо, мембрана комбинезона не успевает отводить пот. Внутри, в штанах и перчатках, собирается влага. Перед носом лопаются пузыри, выпуская едкие испарения. Если бы не маска, я бы уже задохнулся.
Замираю, сообразив, что дёргаться нет никакого смысла. Липкая масса затягивает всё глубже. С ужасом понимаю, что в чане я не один — кто-то легонько трогает мои ноги, будто щекочет.
Дёргаюсь. Ощущение проходит, но через пару секунд возвращается.
Спину колют ледяные иголки.
Как же здорово, что из-за спешки мы не взяли рюкзак! С ним я был бы на дне! Но и комбинезон тянет вниз: вся поверхность спины — плотный полимер, выделяющий кислород для дыхательной маски.
— Держись, Кир! Не дёргайся, засосёт! — звучит во внутриканальном наушнике голос Мэйби.
Поднимаю глаза и вижу сквозь туман, как она опускается — спрева уцепившись за дёргающийся отросток, а потом — соскользнув по живому пульсирующему склону. Исчезает в коридоре, похожем на глотку с колышущейся в воздушных потоках бахромой порванных розовых плёнок.
— Держись, Кир! Держись!
Она возвращается, притащив обрезок белого сухожилия. Изо всех сил бросает конец.
Он не долетает, а попав в нагретую массу, дёргается, разбрасывая липкие брызги.
Пытаюсь его ухватить.
Прикосновения к ногам становятся настойчивее.
От ужаса, что с минуты на минуту мне в голень вопьются сотни мелких зубов, присосок, шипов, или чего-то похуже, я выбрасываю тело вперёд в отчаянной попытке спастись. В невесомости этих усилий хватило бы, чтобы пролететь коридор. Здесь удаётся продвинутся сантиметров на десять.
Но хватает и этого. Вцепившись в отросток, кричу во встроенный микрофон:
— Вырвется! Не тяни!
И начинаю «травить канат». Потом, что есть сил сжимаю руки и ору:
— Давай!
Мэйби тянет. Как могу, помогаю ногами.
Через минуту мы сидим на полу, обнявшись — липкие, грязные. Рядом дёргается «змея».
— Ну ты меня напугал! — кудахчет Мэйби, поглаживая мне спину.
Не сказал бы, что это приятно. Вовсе не обнимашки на залитой солнцем крыше.
Я отстраняюсь.
— Хорош! Пошли, пока нас не спалили.
Встаю, опираясь ей на плечо. Покрытая слизью перчатка скользит. Я падаю, и снова оказываюсь в липких объятиях.
Мэйби хохочет.
Я злюсь. Нашла развлечение!
Повторяю попытку.
Между нашими телами вытягиваются и рвутся клейкие нити. Такая любовь…
Поднявшись, подаю руку. С трудом, она встаёт.
Мы долго ищем сумку среди «сталагмитов»…
Дураки! Почему не взяли оранжевую?
Наконец, замечаю зелёный бок.
— Нашёл! Вон! Вон!
Я бросаюсь вперёд, а сумка начинает убегать.
Застываю на месте, как вкопанный.
Мэйби, не останавливаясь, несётся за сумкой. Та застревает между двумя «сталагмитами».
В темноте исчезает какая-то тень.
Мэйби хватает лямки и возвращает мне сумку. Молчит, но и по глазам я всё понимаю…
Ощущая себя паразитами внутри живой плоти, входим в коридор. Бредём в окружении мягких стен и плавающих в воздухе мерцающих спор. Я с трудом волоку по полупрозрачной слизи тяжёлую сумку, стыдясь попросить помощь у Мэйби.
Постепенно стены коридора из розовых превращаются в белые, покрытые инеем, искрящимся в лучах фонарей. На смену пульсирующим наростам приходят сосульки. Коридор расширяется воронкой.
Мы выходим наружу, на улицу. После мрачного коридора, свет и чистота ослепляют.
Мы вертим головами, щуримся и моргаем. Переглядываемся: что за дела? Судя по карте, мы находимся в центре лабораторного комплекса!
Когда глаза привыкают к свету, становится ясно — это не улица, а огромный зал. В который, будто рукой гиганта, перенесли пару заснеженных городских кварталов.
Видно, что здесь шли бои. Здания таращатся пустыми проёмами, повсюду валяются глыбы, обожжённые фонари рыдают застывшими металлическими слезами.
Мэйби поворачивается ко мне:
— Обалдеть, да?
Внутри её прозрачной маски — разводы от крови популюсёнка. Внутри моей — тоже. Там, где обычно торчит кончик носа — красная муть.
Покрытое потом мокрое тело сковывает холод.
Зато, тут можно дышать. Снимаю маску — пусть поболтается на шее. Очки цепляю на лоб. Мэйби повторяет за мной.
— Кир, куда нам теперь?
— Туда! — чип-навигатор транслирует в мозг направление движения. Спутнице остаётся доверится мне.
— Ладно, пошли. Скоро тревога, можем и не успеть. Тогда нам кранты. Кто мог подумать, что тут такое…
