Камень, брошенный богом - Федорцов Игорь Владимирович (книги полностью бесплатно txt) 📗
— Ой! Моя фибула! — огорченно вскрикнула Югоне, окончательно покидая мои объятья в поисках оброненной драгоценности. По правде я не заметил, что бы с нее что-нибудь пропало.
— Вы, что-то потеряли, — учтиво поинтересовался я у нее.
— Фибула! Аметистовый трилистник! Она упала в траву!
Я посмотрел под ноги. В таких зарослях ее будет трудно отыскать. Если конечно фибула действительно упала.
— Я подарю вам новую, — пообещал я расстроенной маркизе.
— Нет! Нет! Она дорога мне как память. К тому же фибула очень старинная.
— Тогда давайте поищем, — предложил я маркизе, предприняв попытку снова заключить ее в объятья.
— Ох, эти противные букашки я так их боюсь, — запричитала маркиза, не даваясь в мои загребущие руки.
— Хорошо, отойдите в сторону, я поищу, — вызвался я добровольцем.
Югоне отступила назад, оставив меня шарить в траве. Поиски были долгими и успешными. Фибулу я нашел. Выхватив из моих рук обретенную пропажу, и послав мне воздушный поцелуй, Югоне убежала, чуть ли не вприпрыжку. Глядя ей вслед, я прикидывал, какую бриллиантовую безделицу ей следовало подарить, что бы она оказалась более покладистой.
Оставшись один, я присел на осколок каменной плиты. Над поверхностью трав, над желтыми, белыми, голубыми, бледно-розовыми чашечками цветов, порхали беззаботные бабочки, жужжали упрямцы шмели и работяги пчелы.
— Надеюсь, больше ни кто не приволочется, — пожелал я себе, приглядывая новое место завалиться на боковую.
Надеждам моим было суждено разбиться, что вольному бригу о подлый риф.
— Ваше сиятельство! — позвали меня робко.
Я обернулся. Из-за черной стелы, боязливо выглядывала служанка, прихваченная из Эль Гураба.
— Ваше Сиятельство, — повторила она обращение.
— Ваше Сиятельство весь здесь до копейки. Дальше что? — в недовольстве рыкнул я и, намереваясь побыстрее разделаться с очередной напастью, энергично поманил нарушительницу графского покоя.
Девица, путаясь подолом в высокой траве и запинаясь в рытвинах, подошла. Приятное личико её густо покраснело.
Рейтары, сучье племя напоили, — заподозрил я бравых ребятушек в глупой шутке. Но, приглядевшись внимательней, обвинение с подопечных Альвара снял. Служанка боялась меня до столбнячных судорог.
— Я… Я…, — зазаикалась от лишних переживаний девушка.
— Внятней и живее, — в приказном порядке поторопил я не в меру трусившую деву.
— Я хотела попросить вас за брата, — набравшись смелости, выпалила она и зажмурилась от собственной дерзости.
Вот так кумовство с заднего двора и торит дорожку в большом мире, — нахмурился я, не зная, что и ответить.
— Как тебя звать, — спросил для начала я радетельницу за родственника.
— Элия.
— Так что с твоим братом, Элия? — задал я, следующий вопрос, разглядывая неурочную просительницу. Стройна, миловидна и, не смотря на юность лет вполне сформирована. Невеста вся в прыщах, дозрела, значит*. В прочем прыщей у неё не имелось.
— Он… он сидит в тюремном подвале Эль Гураба.
— Прискорбно, дитя мое, прискорбно, — сочувственно завздыхал я добрым дядюшкой. — И что он натворил?
— Он задолжал… Совсем не много… — и не успел я уточнить у Элии, на какую сумму влетел еёшный братец кролик, что его маринуют в каталажке, как она, запинаясь на каждой букве, каждом слоге и слове, предложила. — Если я сделаю кое-что для вас… Если вы… То тогда… Вы простите Доэля и отпустите его домой…
Ух, ты! — опешил я от заманчивого бартера и слегка напрягся. Не скажу где!
— Садись, — указал я девушке на замшелую базальтину.
Элия торопливо закивала и принялась расшнуровывать платье.
— Сказано садись, а не ложись, — поправил я её. — Что бы сесть ни чего снимать не надо.
Запунцовив пуще прежнего, Элия села на краешек камня.
Руки у нее дрожали на манер моих с озверенного похмелья.
— У меня еще не было мужчины, — голос Элии стал тихим-тихим, почти беззвучным. — Он должен всего пятьдесят золотых реалов, — она тихонько всхлипнула. — Он болен… И у меня больше никого нет. Совсем-совсем. Отпустите его…
Ну, почему я не злодей? — с ироничной издевкой вздохнул я. — Явил бы высочайшую милость. Порушил девичью честь, — и вторично присмотревшись к девушке, сокрушенно покачал головой. — Ох, не правильно меня воспитывали, ох, неправильно!
— Хорошо, — согласился я с просьбой. — Я освобожу твоего брата, — и тут же пожалел. Элия опять принялась теребить шнуровку платья. — Освобожу под твое поручительство вернуть долг, — остановил я шуструю деву.
Она не поверила не единому моему слову. Точнее, не поверила, что Гонзаго так просто возьмет и выпустит брата из тюряги.
Честного человека её взгляд бы оскорбил.
Значит Гонзаго, ебун косоголовый, взаимозачеты натурой практиковал, — обвинил я двойника. Сурово, но с пониманием. — Мне что делать? Не землю же есть!
— Поручительства достаточно, — заверил я девушку. И желая, поскорее завершить неприятный разговор сказал. — А теперь ступай к сеньоре Валери. Ступай!!!
Элия нерешительно поднялась.
Эх, а титьки то у неё какие! И попа ладная! — екнуло у меня, где то в области печенки и в голове пронеслась подленькая мыслишка.
Девушка ушла, оглядываясь через каждый шаг. Когда она скрылась, мысленно перекрестился.
Сучимся, господин герой, — упрекнул я себя за еканье в организме. Но известно, герои не всякий раз снисходят до оправданий. Даже перед собой.
Мой взор непроизвольно вернулся к стеле, за которой пряталась и за которой исчезла девушка. На темном боку камня едва заметно выделялась алебастровое пятно. На поверхности пятна рука вандала грубо процарапала не замысловатый крендель, отдаленно напоминающий сердце пробитое стрелой. Дурной пример заразительный, и я, вот лень-матушка, переполз к монолиту для увековеченья своего пребывания в здешних краях. Сидя на корточках, кончиком дагассы уверенно вывел под начертанным знаком двухстрочное "Лех фон Вирхофф". Надпись получилась ровной и симпатичной. Подправляя хвостик последнего "ф", я неосторожно усилил нажатие. Клинок, проломив непрочный алебастровый слой, провалился в пустоту.
Подозрительно оглядевшись вокруг, если это лаз в пещеру Али Бабы, не обязательно оповещать об открытие посторонних, я живо расковырял алебастр. В неглубокой нише хранился тугой сверток кожи, испещренной незнакомыми письменами, похожими на курячьи следы.
— Не мешает граматешки набраться, — высказал я вслух пожелание и развернул находку.
В свертке два футляра, побольше и поменьше. Понятно, руки потянулись к большему и открыли его. На розовом бархате лежала золотая змея. Клыкастые челюсти твари надежно сцеплены с шишкастым хвостом в замок. Но сама рептилия — так ошейник, а на нем — подвеска, в золотом обруче жуткий до правдоподобия глаз, выполненный неведомо из чего и производивший неприятное ощущение будто держишь на ладони не чудачество ювелира, а настоящий орган, пусть и не человеческий.
— Если счастье повернулось к вам лохматою…, — призадумался я, как поступить и, не мудрствуя скорехонько спрятал находку под одежду.
Управившись с содержимым одного футляра, открыл второй. В меньшем обнаружился изумрудный клык величиной с мизинец.
— Дантист умелец, слов нет, — удивился находке я. — Спрашивается, в чей чудесный ротик, готовили, сей дорогостоящий протез?
Не придя ни к какому выводу, по-хозяйски прибрал и вторую находку, приобщив её к монете, полученной в "Голубке и горлице".
В размышлениях о непредсказуемости Судьбы, могущей ни за что ни про что щедро одарить или до последнего обобрать, я слонялся среди безмолвных руин. Не ошиблась ли старушенция, всучив мне земные богатства? Не надумала ли компенсировать перепавшие от неё на мою долю зуботычины? Или авансировала получение новых?
