В лабиринтах смерти. Дилогия - Грин Саймон (книги без регистрации .txt) 📗
Он остановился перед кабачком с игривым названием «Мартышка с бубном», и решил подкрепиться. Толкнул дверь и вошел в комнату, щурясь от неожиданно яркого света. Снял плащ, встряхнул его, чтоб вода не натекла на пол, и повесил на ближайший крючок. Затем притворил дверь и окинул помещение критическим взглядом.
В таверне было удивительно чисто, несколько завсегдатаев сидели за столиками, тихо разговаривая. Некоторые из них коротко взглянув в сторону Вульфа, убеждались, что это не Страж, и сразу же отворачивались. Горько улыбнувшись, Саксон прошел к стойке. Кое-что все-таки осталось прежним. В «Мартышке» всегда можно было неплохо перекусить. Вульф заказал бренди и, услышав цену, широко раскрыл глаза, но заплатил не торгуясь. За двадцать три года цены здорово выросли, так что деньги, спрятанные им в тайнике, порядком похудели.
– Двадцать три года, - пробормотал Вульф, - двадцать три года, - повторил он, будто находя облегчение в этом повторении. Саксон ощущал себя человеком, который, заснув в одном мире, проснулся совершенно в другом, похожем на прежний не больше, чем ночной кошмар похож на дневную реальность. Двадцать три года… Слишком большой срок за попытку украсть какой-то портрет.
Он ударил по стойке кулаком. Деятельность Городского Советника требовала больших расходов, а жалованье, выплачиваемое из казны, было смехотворно малым. Вульф ненавидел бедность и решил ненадолго вернуться к старому ремеслу рыцаря удачи, к профессии ночного взломщика. Еще днем он облюбовал дом какого-то чародея, о котором говорили, будто ему пришлось поспешно уехать из города. В полночь Саксон проник в дом, ловко миновал охранные заклинания и… был поглощен дьявольским портретом. Наказание оказалось слишком суровым.
Вульф облокотился на стойку и стал смотреть по сторонам, прихлебывая бренди. Что же делать дальше? Здесь оставаться нельзя, а идти некуда. Можно попытаться найти бывшую жену, но Вульф не хотел ее видеть. Он любил ее, она называла его «милым» и «единственным», но, как показали несколько лет совместной жизни, слова эти ровно ничего не значили. Луиза не любила его. Значит, встреча с ней не имеет смысла. К тому же он не платил ей алименты уже двадцать три года. Неожиданно Саксон выпрямился. Неужели ему удалось встретить знакомого? Время не пощадило лица, но Саксон безошибочно узнал этого человека. Вульф подошел к отдельному столику, притаившемуся в тени, и склонился над толстяком, жадно поглощавшим пенистое пиво.
– Городская казна, Вильям Дойл. Я - аудитор налогового управления. Сколько недоимок числится за вами за последние четыре года?
Толстяк поперхнулся пивом, закашлялся и побагровел. Заискивающе улыбаясь, он старался выдавить из себя слова: «Я же… Ну если так… Послушайте, я вам сейчас все объясню…»
– Успокойся, Билли, - рассмеялся Саксон, опускаясь на противоположный стул, - вечно ты пугался из-за пустяков, потому что всегда чувствовал за собой грешки, маленький плутишка. Ну что ж, неужели у нас не найдутся несколько теплых слов, чтобы поприветствовать старого друга?
Билли Дойл какое-то время непонимающе смотрел на него, а затем недоумение, изумление, испуг промелькнули в маленьких глазках. Он узнал.
– Вульф… Вульф Саксон, черт меня дери. Вот уж кого я не надеялся увидеть. Сколько лет мы не виделись?
– Слишком много, Билли, - вздохнул Вульф.
– Хорошо выглядишь, Вульф. Ты ничуть не изменился.
– Хотел бы я то же самое сказать о тебе. Годы не прошли для тебя даром, малыш Билли.
Дойл пожал плечами и допил пиво. Саксон задумчиво глядел на него. Он помнил Билли худощавым двенадцатилетним парнишкой, подвижным как ртуть. Мускулы у него были небольшие, но выносливость Билли поражала всех. Он продолжал идти, когда крепкие мужчины ломались и падали. Билли не сдавался никогда. А сейчас он превратился в завсегдатая кабачка, лет сорока пяти, обросшего слоем доброго жирка в три пальца толщиной и весившего вдвое больше, чем надо бы. Редеющие волосы по-прежнему были черны, как вороново крыло, но их маслянистый блеск сразу наводил на мысль о краске. Некогда худое скуластое лицо расплылось, округлилось, стало почти поросячьим. Нынешний Билли до смешного похож на своего папашу, пьяницу и бездельника, дни и ночи проводившего за выпивкой и жратвой… если, конечно, появлялись деньги. Одет Дойл, на первый взгляд, неплохо; но менее поверхностный обзор сразу выявлял выцветшую материю, манжеты, обтрепанные от бесчисленных стирок, искусно зашитые прорехи. Вульф грустно отметил про себя, что, видимо, Билли редко улыбается удача.
Тем временем Дойл, хмурясь, косился на старого друга, вынырнувшего из прошлого.
– А ты совсем не изменился, Саксон, ни капельки. Что-то тут не так. Может, ты нашел мага, открывшего секрет омолаживания?
– Да, что-то в этом роде. Но поговорим о другом. Как ты поживал, Билли? Что поделывал все эти годы?
– Жил помаленьку. Ни шатко, ни валко. Знаешь, как бывает с нашим братом…
– Да, понимаю, - Саксон опустил голову, - но пока меня не было, многое изменилось. - Когда я пришел к своему дому, на его месте оказался уродливый особняк. Люди, живущие в нем, даже не слышали обо мне. Я двинулся по старым местам, но никто не мог сказать, где можно отыскать мою семью. Наверное, все уже умерли или уехали отсюда прочь. Ты - первый знакомый, которого я встретил за день.
Дойл осмотрелся, заерзал на стуле и забарабанил пальцами по столу.
– Послушай, - пробормотал он, не глядя на Вульфа, - я бы с удовольствием посидел с тобой и поболтал про старые времена, но сейчас ко мне должны подойти. Дела, понимаешь ли…
– Ты боишься, Билли? - удивленно сказал Саксон. - Но чего? Ведь я твой старый друг. Ты никогда не имел от меня секретов. Или ты уверен, что мне не по душе придутся дела, которыми ты теперь занимаешься?
– Послушай, Вульф…
– Многие вещи здесь мне не нравятся. Я и сам не был святым, совесть даже не мучила меня, когда я обчищал богатый дом. Но есть особый род занятий, который я презирал всей душой, и годы этого не изменили. Билли, скажи, неужели ты якшаешься с похитителями детей?
– Откуда ты взялся, чтобы читать мне проповеди? - рассвирепел Дойл. - Ты даже не догадываешься, что произошло за эти годы. Мир изменился. Здесь всегда было трудно выжить, но сейчас урвать кусок в сто раз сложнее, чем раньше. Надо драться когтями и зубами за каждую монетку и постоянно оборачиваться, нет ли кого за спиной. Попробуй-ка, расслабься, и твое место сразу займет дюжина таких же мерзавцев. Да, у нас торгуют детьми! Их с удовольствием берут бордели, бродячие цирки и… чародеи, слышишь, чародеи! Кто откажется от лишнего заработка, если всего-то нужно утащить с улицы жалкого щенка? А родители только обрадуются тому, что в доме стало одним ртом меньше. Гордость, знаешь ли, довольно дорогая вещь, я не могу себе ее позволить. Денежки идут, а большего мне и не нужно.
– Ты раньше думал иначе, - сказал Саксон.
– Это было давно. Не лезь в мои дела, Вульф, иначе пожалеешь.
– Уж не угрожаешь ли ты мне, Билли?
– А ты подумай сам.
– Ты не поднимешь на меня руку, малыш Билли. Слишком многое мы с тобой пережили вместе.
– Ты меня с кем-то путаешь. Убирайся отсюда, Вульф, ты уже не из наших. Времена изменились, а ты остался прежним… слишком честным.
Он глянул поверх головы Саксона и быстро поднялся. Вульф тоже вскочил и сжал кулаки, приготовившись к бою. Рядом со столиком, подозрительно осматривая его, стояли двое громил. Один из них крепко держал за руку мальчика лет девяти-десяти. Глаза ребенка были мутными, как это бывает у людей, опоенных дурманом. Саксон угрюмо посмотрел на громил - тупые здоровенные гориллы. Он повернулся к Дойлу.
– Не надо, Билли, не опускайся до этого.
– Такова теперь моя работа, Вульф. Не лезь, куда не просят.
– Мы были друзьями.
– Ты сейчас не друг, а ненужный свидетель, - Дойл неожиданно завизжал, указывая на Саксона: - Что вы пялитесь? Перережьте мерзавцу глотку и уберите падаль с глаз долой. За это плачу отдельно!
