Семь легенд мира - Демченко Оксана Б. (полные книги txt) 📗
Романтическая история любви знатного юноши к прекрасной, но лишенной достойного происхождения девушке в конце концов растрогала не слишком сентиментальную матушку князя Карна. Вероятнее всего пожилая дама, именуемая в определенных кругах «паучихой», решила: сын маркиза только для торговки и хорош. Так или иначе, младший Коммитэн-и-Тэй получил высочайшее соизволение на брак. Фактически такое «соизволение» для подданных равносильно приказу, и Захра это отлично понимала. Теперь она шла домой с торжества, где и было оглашено разрешение, в назойливом сопровождении хозяина праздника и его сына, желающих немедленно поговорить с будущей родней. Можно сказать – в радостном ожидании скорого праздника. А можно и проще – фактически под конвоем. Ей было тяжело и до слез обидно. Чего стоило сохранить спину прямой, взгляд дежурно-приветливым, а голос уверенным! Багдэши – род купцов, но дочерью они торговать не собиралась. Слишком много в этом торге горьких «если».
Если бы к знатному происхождению головы города, маркиза Дамита Коммитэн-и-Тэй, прилагалась хоть малая доля порядочности.
Если бы дочь могла без гримасы тоскливого омерзения, прикрытого натянутой улыбкой, смотреть на рослого молодого хама, жадно раздевающего ее глазами.
Если бы, наконец, этот хам и его папаша ценили именно Джами, а не ее деньги. Если бы ждали от брака хоть чего-то нормального, человеческого, вроде детей и семейных радостей! Но нет. Дочь торговца – не партия для настоящей столичной жизни. Значит, брак наверняка окажется непродолжительным и распадется скандально…
Она, Захра Багдэш, знает цену и обещаниям знати, и самой этой мрази голубых кровей, скопившейся в Кумате.
Впрочем, для Захры отношение к знати – дело семейное. Ее мать была младшей, шестой, дочерью не слишком богатого казной и землями князя западных бороев. Красивой, но лишенной видов на наследство, никому не нужной иначе, как для «улучшения породы», то есть вплетения в чью-то родовую вязь линий голубой крови. И вот однажды восемнадцатилетнюю Ладу Канэмскую отослали со старухой-кормилицей и могучей охраной, состоящей из одного хромого ветерана-кучера, на старых санях в дальний замок. Зима уже второй месяц вязала для елок пуховые шали, мороз был крепок, дни коротки. Но отец сказал – так надо. И правда, надо: в княжеском взоре отчетливо читался упрек. В ее возрасте уже пора выскочить хоть за какого завалящего вассала, сколько можно на шее у родителя сидеть? А еще взгляд отца был непривычно снисходителен и почти весел. Значит, все уже решено. И до места ей не добраться. Тяжелое предчувствие беды сжало тоской сердце. Осело невысказанной тяжестью на дне души. Разве ее спрашивали, хочет ли ехать? Надо…
В первом же глухом лесочке их догнали. Зевающие от скуки наемники пристроились на сытых конях по бокам от толстого мерина, с натугой тянущего неудобный княжеский экипаж. Все оговорено с папой-князем, никаких погонь и нервов.
У невесты на глазах принялись деловито имитировать нападение. Сердце старухи-кормилицы не выдержало всего ужаса происходящего. Очень кстати: ей целили в спину уже мертвой, ведь у жестоких разбойников, похитивших княжну, должны быть жертвы, а не лишние свидетели, не желающие держать язык за зубами. Единственный охранник сразу бросил бесполезный меч, обещал молчать, принял дрожащими руками мешочек с мелкой медью и торопливо ушел в лес от греха, не желая делать картину нападения еще более достоверной и кровавой.
Отец и дядя жениха не скрывали лиц. Хороший род, им чуть-чуть не хватало числа и знатности предков, чтобы сидеть за первым столом на пирах. Оба смеялись, довольные легкой добычей: скоро сядут во главе стола. Княжна Лада сжалась в комок и ждала своего приговора. Дождалась: назвали имя мужа и честно добавили, что ее согласие не требуется. Пойдет по доброй воле, глядишь, ему и достанется. А нет – довезут до ближайшей охотничьей избы и сами молодость вспомнят, потешатся. Кровь рода течет и в их жилах, а прочее значения не имеет. Главное – через год предъявить младенца, повиниться и золотом заплатить за ущерб княжьей чести. Цена уже оговорена.
Лада не плакала: давно знала, что тем рано или поздно кончится. Князья по любви не женятся. Но все же она надеялась, что для нее брак обойдется без унижения и гибели единственной родной души – кормилицы.
Конька взяли под уздцы и неспешно повернули на узкую южную дорожку у ближней развилки. Отойдя с полверсты, наемников отпустили, а ее пересадили в крытый возок, перед тем уверенно содрали шубу и платок, бросили вместе с санями. Возок теплый, а без меха в мороз и полная дура бежать в лес не надумает. А решится – там и останется, уже никому ничего не скажет. «Сваты» велели кучеру ехать шагом, у них долгий разговор, до дома надо все обсудить и получить от невесты полное и безоговорочное согласие. Сели с обеих сторон, тиская и обсуждая, стоит ли доверять серьезное дело мужу, слюнявому недорослю. Уверенно обещали, гладя живот, что ей понравится быть в роли породистой и оттого вечно «брюхатой кобылки», они постараются. Вон она какая гладкая, первая красавица на столицу, хоть и без единой монеты за душой, все золото, что есть, в косу заплетено. Будет упираться – можно и отрезать. Нет бабе большего позора. А еще среди дня такую провезти по городу и вернуть отцу на двор, вот смеху-то! От разбойников, мол, отбили, да поздно. А что на них указывает, так понятно – со страха в уме повредилась, кто ей поверит.
Можно еще язык упрямой отрезать, задумчиво предложил новый вариант отец жениха. Тоже неплохое решение, надежное… Получалось мерзко, унизительно, и, что еще жутче, обыденно. Они того и хотели: пусть привыкает к новому положению молчаливой и согласной на все прислуги, которая никогда не возразит и сегодняшнего своего кошмара не посмеет упомянуть вслух даже много лет спустя. Ведь может быть куда хуже. Они рассказывали ей подробно, насколько основательно готовы испортить жизнь. Говорили уверенно и деловито, а сами расплетали волосы, дергали завязки рукавов и со смехом наблюдали, как она их снова стягивает дрожащими пальцами, помогая себе зубами.
Спас ее дедок-охранник, как это ни удивительно.
Добрался до ближайшего постоялого двора и застал там запоздавший с торга караван дабби Рагроя Джабрала. Отозвал в сторонку купца и честно все рассказал, смахивая старческие бессильные слезы. Жалко девочку. Стыдно, что деньги взял, а только и по-иному было нельзя. Все одно, сделанного не изменишь, княжеская воля… Дабби рассмеялся, он был молод и зол до драк. А еще он хотел посмотреть, что это за красавица такая, про которую весь торг в ухо зудели местные купцы, гордо оглаживая свои бороды. Мол, есть у нас в городе девица, всех в мире краше, а чужаку и с его непомерной удачей в торговле на нее глянуть не удастся за все его золото.
Более дикого похищения невесты север не знал.
Джабрал держал в охране каравана десяток боевых верблюдов, родичам горе-жениха хватило одного их вида, издали, в сочетании с хриплыми криками на чужом языке и злым лаем пятерки волкодавов, одолженных у хозяина постоялого двора. Едва обнаружив нежданную погоню, родичи жениха покинули возок, торопливо вскочили в седла и со всем своим благородным мужеством решительно… спаслись бегством. Слуги последовали примеру хозяев.
Дабби досадливо стукнул кулаком по колену, осознавая полный срыв драки. Он был рожден на юге и постоянно мерз в землях бороев. Хоть бы погреться, мечом позвенеть, перед девушкой покрасоваться, но – не случилось. Спешился, заглянул в возок и решил, что купцы были правы. Ее волосы куда ценнее и ярче золота монет. Вот только серые глаза не должны больше никогда становиться такими безнадежно-тоскливыми и мертвыми.
На ломаном языке севера Рагрой предложил красавице вернуться к отцу под его охраной или идти с караваном на юг, поскольку ему нужна кухарка на оплате в пять монет помесячно. Место он готов незнакомке выделить без проверки ее таланта готовки, коли ищет она новый путь для жизни. Женщин у него не обижают, слово дабби.
