Вечность сумерек, вечность скитаний - Юрьев Сергей (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Когда-то люди старались истребить всё, что могло напомнить им о владычестве альвов: их города были разрушены до основания, их книги летели в огонь, чудесные вазы из золота, серебра и бронзы отправлялись в плавильные печи вслед за рабскими ошейниками… Остались только дороги, прямые широкие и неподвластные даже времени, и кладбища, к которым поначалу просто опасались приближаться, веря, что мёртвые альвы могут восстать из могил, если их потревожить. И ещё остались древние альвийские боги, которым бывшие рабы остались благодарны за то, что те отвернулись от поработителей.
Безбородый старик Тронн смотрел на свои ладони, читая начертанные на них пути судеб всех ныне живущих на земле; в кончиках губ прекрасной обнажённой Гинны таилась едва заметная улыбка – сейчас её лик был светел, но горе тому, кто увидит тёмный лик царицы жизни и смерти; вечно юный Таккар, давно уставший от чужих радостей и чужих скорбей, стоял между ними с закрытыми глазами, явно не желая видеть ничего такого, что происходит вне его сознания…
Однажды Хо как бы невзначай сказал, что великое счастье людей состоит в том, что богам всё равно, как те живут и умирают, иначе судьба была бы слишком непреклонна, стёрлась бы грань между жизнью и смертью, а живые были бы беззащитны перед собственными радостями и скорбями. Слова непонятные и страшные, слова, которые, наверно, стоило бы забыть…
И что же теперь? Вместо сокровищницы в конце пути оказалось святилище, и, наверное, нельзя даже прикоснуться к россыпям самоцветов, которые лежат у подножий этих изваяний, которые кажутся живыми. Всё это наверняка жертвы, которые кто-то когда-то принёс богам, надеясь обрести лучшую судьбу, отдалить собственную смерть, поменять скорбь на радость. Нельзя забирать у богов то, что уже принадлежит им, иначе им может перестать быть всё равно…
Теперь, когда глаза наконец-то привыкли к этому сиянию, которое было сравнимо со светом солнечного дня, Ута заметила, что между ней и полупрозрачными изваяниями богов есть препятствие – каменная плита, похожая на надгробие, поднималась над изумрудным туманом, и на ней едва угадывалась полустёртая надпись. Казалось, здесь, кроме этой плиты, ничто не было подвластно времени: и изваяния, и жертвенные самоцветы, и гладкие стены из дымчатого мрамора – всё выглядело как новенькое, и только от этой плиты веяло настоящей древностью.
«…их могущество было безмерным. Они сделали рабами людей. Они даже богов заставили подчиниться своей воле. Здесь лежит тайна, и не стоит тревожить её. Здесь лежит сила, что подчиняет себе богов. Здесь можно просить их обо всём, и они не смогут отказать. Здесь мольба становится приказом. Здесь за малую жертву становятся доступны великие блага. Принеси жертву и проси. Но не проси слишком многого – когда-нибудь они станут свободны. Бойся гнева богов…»
Едва различимое «вы» в начале – это всё, что осталось от слова «альвы»… «Альвы сделали рабами людей…» Значит, получается, что истребление альвов людьми – это месть богов?! Но требовать чего-то от них – значит, навлечь их гнев на себя или на своих потомков… Когда-нибудь они станут свободны… Принеси жертву и проси… Только что пожертвовать? Если бы знать заранее, что её здесь ожидало… Если бы знать…
Зажатый в горсти ключ стал вдруг обжигающе холодным, и Ута едва не выронила его, едва успев ухватить цепочку.
Боги смотрели на неё, даже Таккар распахнул глаза, и его зрачки, словно две чёрных луны, медленно поднимались из-под нижних век.
Ключ… Они хотят, чтобы жертвой стал этот самый ключ. Чтобы никто и никогда не смог пройти в эту дверь и воспользоваться тем, что скрыто под камнем… Что ж, наверное, так и надо. Наверное, иначе и нельзя. И то, что горландцы осадили замок, и то, что род лордов Литта почти иссяк, – наверное, тоже месть богов, месть за то, что когда-то Орлон, славный воин, истребивший альвов в этих краях, оставил этот ключ у себя и наверняка не однажды пользовался им. Он даже завещал своим потомкам силу порабощённых богов. И не надо ни о чём просить, и не стоит ждать благодарности… Надо просто уйти.
Ута почти без сожаления бросила ключ к подножию Тронна, старшего из богов, и он затерялся среди бесчисленных сверкающих камушков. Прощай, наследство Орлона ди Литта. Теперь оставалось рассчитывать только на себя, надеяться только на удачу и верить лишь тем, кто докажет свою верность.
И всё-таки – она здесь, жертва принесена, а неведомая сила, что скрыта под древней каменной плитой, ещё способна сделать её волю выше воли богов… Но не стоит ничего говорить – они, похоже, и так знают, чего она хочет, может быть, даже лучше, чем она сама. А теперь надо уходить. Уходить, не оглядываясь и ни о чём не жалея…
Но она всё-таки оглянулась, когда дверной проём остался позади и бронзовые створки поползли навстречу друг другу. Гинна и Таккар уже растаяли, и там, где только что возвышались их полупрозрачные изваяния, остались лишь бледные силуэты, да и те таяли на глазах. Лишь Тронн, владыка времени и судьбы, оторвав взгляд от своих ладоней, смотрел ей вслед.
И зай-грифон куда-то исчез. Он в последний раз глянул на неё своими круглыми глазами, по-собачьи склонив голову набок, и растаял в искрящемся воздухе – только по высокому своду к выходу из святилища пробежало пятно рассыпчатого света.
Бронзовые створки с лязгом сомкнулись, металл тут же превратился в камень, покрылся щербинками. Через мгновение то место, где только что был вход в святилище, уже слилось со стеной. Только на шершавом камне проступила знакомая надпись: «Альвы сделали рабами людей…»
Свет, исходящий от мраморных колонн, постепенно мерк, да и сами изящные стройные колонны одна за другой превращались в грубо отёсанные серые каменные столбы, а это означало лишь одно: боги освободились, святилища не стало, сейчас здесь будет темно, и обратный путь придётся проделать на ощупь. Только бы страх не сковал остатки воли, только бы ноги не отказались идти… А то останется навеки рядом со скелетом двухголового чудища её маленький скелетик, если, конечно, крысы косточки не растащат.
«Солнце спряталось за тучу, туча спряталась в камыш…» Нет, хватит цепляться за то, что всё равно уже уходит, то, с чем давно бы пора расстаться навсегда… Когда няньки, укладывавшие её спать, уходя, гасили последний светильник, тоже становилось страшно – почти так же, как сейчас, но тогда достаточно было забраться с головой под одеяло – оно казалось надёжным убежищем, к которому не посмеют подступиться бродячие страхи, лезущие изо всех щелей, стоит только сгуститься темноте.
Вперёд – и никаких милых гномиков! А то вымахала – Айлону чуть ли не до плеча, на полторы головы выше карлика Крука, почти с «мону Лаиру»… Только бы не перепутать: сюда вёл каждый третий поворот, сначала – налево, потом – направо. Значит, выбираться отсюда надо с точностью до наоборот, сначала – направо… Но стоит пропустить хоть один из поворотов, и можно навеки затеряться в этом бесконечном лабиринте. А теперь надо постараться вообще ни о чём не думать, только двигаться вперёд, ощупывая ладонью холодную шершавую стену…
Казалось, прошла вечность, прежде чем усталость одолела её, стала сильнее страхов… Ута уже перестала считать изгибы лабиринта, стараясь только не забыть, куда она свернула в прошлый раз. И вот – ноги отказываются нести её дальше, хочется лишь свернуться калачиком и забыться. А вдруг выход уже где-то рядом? Может быть, если продвинуться ещё немного вперёд, вдалеке забрезжит свет…
Она заставила себя сделать ещё несколько шагов, и свет впереди действительно мелькнул. Два языка жёлтого пламени возникли в конце длинного прямого коридора – и тут же запахло дымом. Навстречу ей брели какие-то искатели альвийских сокровищ. Может быть, лорд-самозванец что-то пронюхал о тайнике и теперь его люди прочёсывают подземелье. Но нет сил ни убегать, ни прятаться – будь что будет…
– …госпожа-то она госпожа, конечно, а совесть иметь надо, – донёсся до неё знакомый сильный бархатный голос. – Тут альв ногу сломит, а её, понимаешь, понесло…
