Мир Чаши. Дочь алхимика - Крамер Филипп (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Боль, окольцовывавшая грудь, истаяла, уступив место чистой радости, напрочь изгнавшей страх. Жозефина наконец ощутила себя свободной. Мама жива, и это было чудесным и радостным не меньше, чем жизнь серебряного грифона.
— Спасибо, дядя, — просто и с огромным чувством сказала она, и Гар с улыбкой потрепал ее каштановые кудри.
Они помолчали, глядя на Клауса. Дыхание приподнимало крыло, накрывающее тело, шевелило перья, и на каждом вздохе по зверюшке проходила волна серебряных переливов.
— Он — последний, — тихо проговорил Гар. — Последнее свидетельство о том, что Всадники — не просто легенда.
— У меня тоже есть что тебе показать, — и Жозефина вынула из поясной сумки одну из самых своих больших драгоценностей — Яйцо Сущности.
— Откуда оно у тебя?.. — поразился Гар.
— Прилетело к нашему поместью, как в легенде, — и оба улыбнулись. — Ты знаешь, что с ним делать?
— У меня тоже остались такие, — дядя прошелся пальцами по гладкой поверхности Яйца, — но пробудить их не получается, и я не знаю, получится ли. Видно, мир уже не таков…
— А как их пробуждали… раньше?
— Есть одно место, его называют Ясли. Туда попадают лучи всех небесных светил. Яйцо кладется на мозаику, под лучи, и рождается Небесный Зверь. — Мужчина помолчал и вдруг перевел взгляд с грифончика на внимательно слушающую племянницу, и в его глазах были тепло и слабая надежда. — Они уже давно не рождаются, но ты можешь попытаться. Пробуждение Яйца зависит и от того, чьи руки кладут его под свет.
— Мы обязаны попытаться.
— После Вече — обязательно, — согласился Гар, и девушка бережно убрала Яйцо обратно. Если кто-нибудь решит его заполучить, то сможет только снять с трупа, как и все остальное — от гербового перстня Дома до перстня отца.
— Скажи еще, кто такие люди, которые спрашивают ни о чем?
— Ты прочитала мое письмо?
— Да, — твердо ответила Жозефина. — Извини, дядя, но после известия о пожаре и смерти мамы мне нужны были все знания, до которых я могла дотянуться.
Он только махнул рукой — понятно, мол, о чем тут говорить.
— Это шпионы, — и Жозефина кивнула, снова находя не новое знание, но лишь подтверждение того, что чувствовала сама. — Видно, я все еще опасен, по мнению короны, и потому за мной следят. Я никогда не лез в эти дела, и когда Лили отказалась от своего предназначения…
— Предназначения?
— Быть Хранительницей Севера, как последнему Всаднику и де Крисси, — пояснил дядя, — я просто поддержал ее чем мог и не стал ни в чем убеждать. Хотя я бы сказал, выйти замуж за твоего отца тоже было подвигом, да и детей она воспитала чудесных… Пойми правильно, Жози: в твоем отце словно жили два совершенно разных человека — во всем, что касалось его работы, он оказывался жестким до жестокости, хотя с Лили всегда был очень нежен, и, честно говоря, он ее спас. Спас деньгами, спас этим браком, заслонил своим положением, и на ее счет корона вроде бы успокоилась. Хотелось бы, чтобы ты избежала той судьбы, от которой Штерн защитил Лили.
— Они дали мне слишком много, чтобы это случилось.
— Надеюсь. Правда надеюсь, девочка. Ундеваль умирает, и мы опять на пороге случившегося двадцать лет тому назад, а тут еще Алые… Север не могли сломить ни силой, ни магией, пока не появились Гончие Смерти. Но, — он взглянул на племянницу, — сейчас нам есть что противопоставить и им, и людям. Мы слишком привыкли к поединкам чести один на один, к битвам между героями… а теперь знаем, как держать строй и заходить в тыл врага.
Над городом разнеслись заунывные звуки рога, и герольд проехал по улицам, возвещая о кончине Предводителя Севера Ундеваля. Трепетавшие в небе знамена приспустили с замковых шпилей, и вместо праздничного шума город накрыл ровный гул разговоров, а потом стих и он: северяне готовились собраться с рассветом на Вече. Доставали из сундуков и расправляли лучшие дублеты и плащи, начищали сапоги и гербовые перстни, расчесывали конские гривы и перебирали упряжь; ночью кое-где веселье продолжалось, но уже ощутимо тише: многие решили выспаться перед столь важным событием и не затмевать ясность ума переизбытком пива и меда или недостатком сна. Гостеприимный дом, приютивший лазурь и серебро, тоже затих уже к чистолунию.
Жозефина проснулась мгновенно и резко; в боку догорало ощущение толчка. Воздух вокруг перетекал серыми клубами тумана: тумана, которого тут не могло быть.
Она села, вынырнув из тумана по плечи. Все остальные спали, или, вернее сказать, пребывали в неком дурмане — на голос они не отзывались, от пощечин не просыпались, и тела их были странно тяжелыми. Тогда Жозефина вчувствовалась в туман; как она и ожидала, это было заклинание, притом весьма сложное: часть его, проявлявшаяся как туман, несла плетение сна, а иная часть явно была поисковой; молчаливые струны тянулись от верхушки маяка до самых городских стен, и при прикосновении к Жозефине вибрировали гулко и низко. Быть может, так принято делать перед Вече?.. Нет, ее бы предупредили. Значит, кого-то искали, и, весьма вероятно, искали именно ее. Туман усыпляет, а проснувшийся касается струн и тем самым выдает себя.
Она еще додумывала мысль перерезать эти струны мизерикордией, когда в шатер вошел некто. Не слишком высокий, глубоко немолодой, в хламиде, до твердости пропитанной морем — пятна соли и совершенно размытый цвет угадывались даже в сумраке шатра. От него веяло Силой, пронзительной и свежей, как морской ветер бора, и древней, как само Хищное море; это не мог быть никто иной, кроме как морской маг.
— Если вы пойдете на Вече Серебра, ваша история закончится, — проговорил он надтреснутым, скрипучим голосом корабельного дерева.
— Кто вы? — невозможно было не спросить. Сейчас риск мог оказаться слишком велик.
— Возьмите Ключ, — продолжал маг, словно не заметив вопроса.
Жозефина взглянула на протянутый ей ключ — крупный, тяжелый, с серебряным оголовьем в виде трех то ли башен, то ли горных пиков, — но брать не стала.
— Я не знаю, кто вы, от чьего имени говорите, и не могу доверять вам.
— У вас есть два пути. — Он не угрожал: в голосе была только глубокая, застарелая усталость, давно выцветшая подобно его хламиде. — Вы берете Ключ и проходите испытание, и тогда я вам не враг, но верный слуга. Если вы отказываетесь, то вам все равно придется пойти со мной, но сначала вам будет предстоять поединок.
Жозефина колебалась, и туман клубился у ее колен, скрадывая силуэты спящих, но не их мерное дыхание. Вряд ли он работает на Марца или Алых вообще — Север себе на уме, а уж морские маги тем паче; вряд ли он действительно собирается причинить ей вред — но предложение его может обернуться чем-то совершенно неожиданным, она чувствовала это — как и то, что выбор не сделать нельзя.
— Выбирайте быстрее, — поторопил он, и Жозефина приняла Ключ. Тяжелый, прохладный, будто его не держала только что человеческая рука, он лег в ее ладонь и истаял в ней, уйдя глубоко и растворившись незаметно. — Быть может, еще увидимся, — и он вышел из шатра. Тут же потек, подбирая свои серые полотнища, туман, смотались струны, и в шатре все стало по-прежнему. Мир плыл, звуки отдавались с гулкостью, какая бывает во сне, но наследница де Крисси знала, что все только что случившееся было явью. До рассвета еще оставалось время, и едва она присела на свою скатку, ее тут же свалил сон, а проснулась она от крика чаек.
Вокруг были каменные стены, и в узкие, больше похожие на бойницы окна било полуденное солнце. Жозефина поднялась — с плеч соскользнул гревший ее ночью плащ, под ногами на мозаичном полу лежала скатка. Судя по всему, испытание началось.
В первую очередь она обошла стены — небольшая, шага четыре в поперечнике, круглая комната была вырублена в скале, в прорезях всех трех бойниц сверкало море. Двери не было; подойдя к пустой стене между бойницами, девушка приложила руку с Ключом к стене и велела:
— Появись!
Сквозь камень послушно проступила обычная деревянная дверь; Жозефина потянула за ручку и сквозь проем увидела точно такую же комнату и себя, стоящую на пороге. Она шагнула вперед, сквозь свое отражение, и оказалась в точно такой же — нет, в той же комнате. Пространственная магия.
