Вошь на гребешке (СИ) - Демченко Оксана Б. (книги хорошего качества .txt) 📗
Роггар отшатнулся, опасливо глядя на Тоха и не понимая его действий.
- Учитель был стар, так за ним ли охотился чер? Я был молод, мог ли я победить и не взять шкуру? - Спросил Тох у самого себя, ломая браслет на левом запястье и по одному вышелушивая из него, черные мелкие камни. - Был ли чер безумен? Вернее, сам ли он дошел до безумия, вот занятный вопрос. Я спал на шкуре и не получил ответа. Теперь ответ не требуется. Этот слабак из плоскости прав: прошлое трудно оставить за спиной... даже после боя. Нет в моей душе мира, Роггар, нет - и не было с тех пор, вот почему я носил шарх. В душах людей мир просто обязан присутствовать.
Влад с долей злорадства наблюдал, как бронзовое лицо Роггара бледнеет, как меч в его руке вздрагивает и опускается. Человек, так гордо явившийся на полянку, начинает пятиться, часто дыша ртом и икая от самого настоящего страха. Такого сильного, что ноги отнимаются, не позволяют спастись бегством. Нелепо теперь, предав Тоха, гордиться: я шел с ним, как спутник. Но Влад гордился и страдал, ведь стыдно стоять и ничего не делать. Едва посильно хотя бы молчать и не извиниться, используя последнюю возможность. Пусть даже - уродуя слова и заодно уговаривая не делать чего-то окончательного и невозвратного, позволяющего ангу улыбаться широко и по-настоящему весело.
- Сюда! - сдавленно просипел Роггар. - Скорее! Ко мне...
Тох расхохотался, встряхнулся, одним движением резко, с хлопком, расправил шкуру - и нырнул под неё. Хозяин еще попятился, споткнулся о корень, гибко развернулся и помчался прочь, не разбирая тропы, отчаянно прорубаясь сквозь упрямые ветви.
Рыжая шкура натянулась горбом, делаясь все выше и больше. Под мехом перекатывались волны, лес шумел тревожно, ближние деревья отводили ветви, трава ложилась, как зализанная. Влад скрипнул зубами, когда из-под рыжего меха показались когти - сизые, крупные, продолжающие расти. Теперь шкура едва помещалась на прогалине, занимая её целиком. Деревья стонали, прогибаясь, норовя расступиться. Сам Влад, не осознавая своих действий, пятился вместе с отползающим багровым корнем, не покидая его.
Когда рыжее сделалось громадно, оно встряхнулось и поднялось на лапы. Принюхалось к испуганному лесу. Взрыкнуло, и медленно, почти нехотя, обернулось, чтобы Влад смог увидеть знакомые мелкие глаза анга.
Влад побежал прочь вовсе не потому, что позвала тропа. Он больше не мог оставаться на месте. Тох взял на себя вину человека из плоскости, но от этого, оказывается, она не стала для Влада ни легче, ни меньше...
(80) Корни не лезут к чужаку: Корни живого леса на уровне рефлекса отрицают исподье. Ощутив, рвут, душат, вытесняют из мира. Безразличие с их стороны исключает причастность объекта к прямым врагам Нитля.
(81) Когг - сухой экстракт трав. Люди иногда нуждаются в снотворном. Звери Нитля порой потребляют наоборот, бессонное, чтобы зимовать с теми, кто стал им другом.
Глава 14. Черна. Прибытие?
Неизвестный мир. Все тот же бой
Бой не оставлял места для посторонних мыслей, но одна все же вспыхивала порою, гасла и снова обозначала себя, как блик далекого костра: надо сказать Вросту спасибо за доспех. Если будет возможность, надо обязательно отблагодарить парнишку, ведь ни разу и ни один иной доспех не приживался так, как краповый. И дело не в особенной силе корня, которая понятна и уважаема, дело в самом Вросте, чей дар непостижим. Крап мальчишку выслушал, вник в каждое слово, хотя травы не понимают речи, они лишь принимают слова, как узор на листья - или отрицают их, стряхивая каплями росы и разгибаясь.
Крап знаменит своим безразличием к наговорам, не зря есть присловье: как с крапа вода... Доспех из самого сильного корня не зря носят лишь отчаянные анги, в последней крайности. Никто заранее не может задать и настроить поведение крапа. Врост смог. Подсел, по-детски засопел от усердия и принялся неторопливо рассказывать сонному корню, как важно помочь Черне, очень хорошей и достойной поддержки. Корень упирался, пушил ядовитые иглы-невидимки, обманчиво тонкие, но способные, если верить старикам, прошить даже шкуру обозленного чера. Врост моргал, сглатывал слезы и снова доверчиво трогал иглы, повторяя, что Черна-то перед лесом ни разу не виновата. Иглы делались короче и мягче, пока вовсе не сгинули. Крап принял полный узор слов, не отринув сказанного, и охотно, без слабины и сопротивления, сросся в единый организм с человеком.
Но даже в совершенном доспехе бой оказался сложным. Черна никогда не согласилась бы даже подумать - "безнадежным". Она не умела отчаиваться.
Тэра, помнится, первый раз позвала ее к себе в каминный зал лет четырех от роду, еще порог зала казался высок и труден для преодоления. Хозяйка замка сидела огромная, величественная. В высоком кресле. Огонь гудел за ажурной решеткой, бился большим тревожным сердцем.
- Ты зачем ночью в лес пошла? - Спросила Тэра.
- Надоть, - тот свой ответ Черна помнила в точности.
Ответ был обстоятельный и исчерпывающий. Странное звучание слова намекало на равную ему странность в происхождении самой Черны. Так не говорили угольщики из селения, и одногодки, вроде бы, тоже. Она, кажется, вообще начала говорить, лишь попав в замок. Откуда? Нет в памяти ни единой зацепки.
- Надоть, - пробормотала Тэра, отвернулась и некоторое время смотрела в огонь. - Надоть... Ничего себе ответ. Такой ответ, что и возразить нет слов. Допустим, теперь я вполне уверенно вижу, кем ты можешь быть. Только это... невозможно. Иди. Еще раз сунешься в лес без дозволения, тайком - накажу.
- Сунуся.
- Накажу! Тебя искали люди. Все анги замка, вальзы и даже слуги. Ты подумай: каково им в ночном лесу?
- Сунуся!
- Я выздоровела бы и без жив-корня. Не быстро, но постепенно... Не сопи! Хорошо, договоримся так: уходя в лес, ты предупредишь первого ученика. Еще ты будешь проходить мимо Руннара, чтобы он знал, а значит и я тоже.
- Мимо, - кивнула маленькая Черна. - Ходить.
И, сочтя разговор завершенным, потопала к дверям. Она знала даже тем своим крошеным умишком: без жив-корня хозяйке пришлось бы туго. Куда непонятнее было иное: почему взрослые травники не пошли в лес? Жив-корень скрытен, он из глубинных, серединных или стволовых, как такие называют. Он показывается наружу из недр леса ночью, в самой глуши, и светится отчетливым серебром. Искать его надо, заранее почерпнув в плошку малую искорку живого огня, который, если пожелает, укажет путь, разгораясь при движении в нужном направлении и затухая, когда путник уклонился в сторону.
Прошло много лет, Тэра стала маленькой, не достающей до плеча вопреки своим каблукам и манере вздергивать подбородок и ходить очень прямо, не сутулясь, не сдаваясь возрасту и усталости. Тэра стала маленькой, но сохранила загадочность, как сберегла и право быть очень важным для Черны человеком, ради которого "надоть" куда угодно и вопреки всему.
Даже в круг боя. Даже против Руннара, именем которого в замке Файен ругаются очень изредка и шепотом, полагая его много страшнее пустынного чера, исподников и иных напастей.
Бой воспринимался рвано, трудно. Время, послушное толковым избранникам пути силы, то растягивалось, то спрессовывалось в тугой отдаче. Руннар не поддавался на прощупывание, потому что не имел слабых мест. Он оказался цельнокроеным из брони и злости. Впрочем, себя Черна полагала тоже цельной, ловко слитой из человека с его упорством и крапа с его умением выживать...
Когда Милена внезапно прорвала радужную пленку границы боя, на удивление и недоумение не было ни сил, ни времени. Руннар давил к земле, норовя утопить в вязком, податливом грунте.
- Не зверь! - внятно выкрикнула первая ученица. - Вывертень, изнанка! Не бей, цепляй изнутри, когда заслоится.
Руннар отвлекся от вдумчивого втаптывания противницы, повернул морду к крикливой помехе и показал все великолепие набора клыков... Милена приняла любимую боевую стойку с обманным, нечетким на вид балансом. Она была совершенно беззащитна в штанах и легкой рубахе, так выходят только на учебный бой. Черна осознала, зарычала и полезла из земли весенним побегом, вразумлять Руннара и не допускать гибели дуры, сунувшейся в чужой бой. Даже успела выплюнуть веское:
