Русские инородные сказки - 6 - Фрай Макс (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗
— В шестидесятые люди были помешаны на сексе, — сказала Ласьенга наконец. — В мире было теплее.
— Дуры! — Пустые глаза Суареца еле заметно моргнули. — Какое вам дело до секса? У нас отсутствуют половые функции.
— Господин создавал нас, учитывая половую дифференциацию, — возразила Иньига. На сей раз она решила поддержать Ласьенгу. — Он утверждал, что секс не обязательно находит свое крайнее выражение в функции размножения. Можно любить и платонически!
— Сейчас никто никого не любит, — сказала Ласьенга. — Даже платонически.
Монкада угрюмо молчал. Он не считал для себя возможным вмешиваться в разговоры. После того как у него отняли руки, он считал себя абсолютно неполноценным.
«Робот может существовать без головы — при условии, что основные матрицы у него сохранены. Но какой смысл в роботе без рук? Чем я буду работать? Ногами?» Эта мысль буквально сводила его с ума.
Но Иньига, совершенно лишенная сострадания — как и полагается красивой кукле, — то и дело пыталась втянуть его в пустопорожние разговоры.
— А ты, Монкада, что скажешь?
— О чем? — донесся еле слышный отклик Монкады.
— О сексе!
Монкада молчал.
— Оставь его, у него депрессия, — вмешалась Ласьенга.
Иньига много бы отдала за возможность увидеть себя в зеркале. Она догадывалась о том, что выглядит чрезвычайно эффектно. Ей шел принятый в этом магазинчике «футуристический» стиль: ультракороткие юбки, грубые чулки, жуткие ботинки, пригодные для хождения по почвам чужих планет, даже по раскаленным, и тончайшие прозрачные блузки с завышенной талией и прорезями на плечах. Иньига старалась изогнуться так, чтобы одна прорезь выглядела больше другой — и вообще чтобы придать себе побольше асимметричности.
Суарец не одобрял этих экспериментов. Он был консерватором.
— Не забывайте, у меня единственного есть возможность воспринимать происходящее не только электромагнитно, но и визуально, — строго напоминал он. — Я могу зафиксировать ваше поведение. Господин, возможно, не одобрит.
— А возможно — что и одобрит! — возражала Иньига. — И вообще! Суа-арец! Не будьте говном — сделайте мою карточку!
— Шестидесятые кончились, детка, — сказал Суарец, но, судя по тому как моргнул его импульс, было очевидно: Иньига сумела его развеселить.
— А еще я страдаю от тишины, — сказал вдруг Монкада. И снова замолчал.
Действительно, в магазинчике не было ни радио, ни магнитофона. Здесь царила мертвенная тишина. Продавцы-надсмотрщики молча пялились на манекены, словно ни мгновения не доверяли им и были готовы предотвратить любую попытку бунта. Потом один продавец уволился. По слухам, его увезли в сумасшедший дом.
— Ерунда! — говорил Лопес.
Иньига была с ним согласна.
— У него не было сердца, — утверждала она. — Как же он мог утратить рассудок? Черствый человек не мог сойти с ума!
Ласьенга в своем развратном белье покрывалась от холода испариной и в разговоре не участвовала. Ей было невыразимо грустно. Только искалеченный Монкада умел понимать ее. Но Монкада молчал, его депрессия усиливалась с каждым днем.
Однажды Ласьенга решилась на беспрецедентную выходку. Ночью, когда никто не видел, она отстегнула одну из резинок, а на плечи набросила платье. Черное, с языками «пламени», сделанными из фальшивого, очень яркого золота.
— Интересно, что он скажет, когда явится наутро? — веселилась она. — Вот бы послушать!
Суарец пришел в настоящую ярость.
— Ты не имеешь никакого права так поступать! — гремел он. По магазину плавали две шаровые молнии.
— Почему? — возражала Ласьенга. — Почему?
— Лучше сделай карточку, Суарец! — веселилась Иньига.
— Надеюсь, это не бунт! — сказал Суарец. — Имейте в виду, вы обе! Каждый ваш шаг будет зафиксирован. Господин увидит абсолютно все. Все подробности вашего поведения будут доведены до сведения высшего начальства.
— Вот и хорошо, — сказал Монкада. — Пусть знают, что мы не сдавались. Что мы боролись за свое достоинство до последнего.
— Не мешайте, — проговорил Лопес. — Я вычисляю.
— Тихо! — тут же остановила прочих Иньига.
Шаровые молнии столкнулись и взорвались над столом менеджера. Глянцевый журнал, лежавший там, вспыхнул и с ужасной вонью сгорел.
И… ничего не произошло. Продавец-надсмотрщик явился утром, равнодушно снял с манекена платье, застегнул чулок и уселся за стол. Обнаружил сгоревший журнал. Смахнул на пол. Вытащил из кармана другой и погрузился в созерцание бессмысленных картинок.
Если бы Ласьенга могла плакать, она бы разрыдалась.
Монкада тихо помаргивал сочувствием.
— Учтите, Господин может появиться в любое мгновение! — сказал Суарец.
«Хорошо, что они лишены возможности воспринимать меня визуально, — размышлял он при этом. — Если бы они располагали моим зрительным образом, то вряд ли продолжали бы считать своим лидером. Лидер группы не имеет никакого права выглядеть столь отталкивающим образом».
Облегающее мужское белье и расстегнутый ярко-зеленый пиджак, равно как и тупоносые туфли на босу ногу, видимо, выражали некую концепцию дизайнера — но абсолютно не соответствовали имиджу лидера группы роботов. Голову Суарецу оставили лишь для того, чтобы увенчать ее возмутительной липкой прической: каждая прядь была выкрашена в зеленый либо в розовый цвет и стояла дыбом.
«Особенно Иньига, — размышлял Суарец, — до чего ядовитая баба! Если она доберется до своих визоров — моей карьере конец! Я не должен был позволять так поступать с собой. А ведь поначалу все казалось таким простым и безоблачным…»
Поначалу им нравилось наряжаться. И магазин выглядел безопасным. Но, должно быть, спокойная жизнь не пошла роботам на пользу: они захотели лучшей доли, начали волноваться и, судя по некоторым признакам, были готовы к бунту.
— Мы не имеем никакого права раскрывать себя, — говорил Суарец.
— Мне надоело изображать дешевую шлюху, — плакала Ласьенга.
— Изображай дорогую, — сказал Суарец сурово.
Ласьенга произнесла гордо:
— Ты — злобная сволочь, Суарец.
— Я лидер, — сказал Суарец невозмутимо. — Прошу не забывать об этом обстоятельстве.
— Ты сам себя назначил. Тебя никто не назначал, — заметил Лопес, оторвавшись на время от вычислений.
— Между прочим, Лопес — самый умный из нас всех, — сказала Иньига.
— Просто ты влюблена в него и не хочешь замечать его очевидных недостатков, — безжалостно обрубил Суарец.
Иньига вскрикнула:
— Как ты смеешь!.. — и замолчала на целый день. В магазине стало гораздо меньше электричества, и воздух перестал магнетически потрескивать. «Беспокойная особа эта Иньига, — размышлял Суарец. — С ней тоже нужно что-то делать. Хорошо еще, что ее спроектировали женщиной. Женский менталитет способен причинять окружающим неприятности, однако не наделен качествами, необходимыми для лидерства. Лопес — пустой мечтатель. Что он там вычисляет? Бесплодные фантазии. Будь он человеком, сочинял бы стишки. Еще одно идиотское занятие».
Однажды в магазин зашел поэт. Это был абсолютно сумасшедший поэт, иначе ему и в голову бы не пришло открыть эту дверь.
Но он вошел. Черные стены окружили его, и черный пол прилип к его пыльным ботинкам. Поэт был грязен, лохмат, с детским светлым взором. Он уставился на Суареца и произнес:
— А вот если бы, положим, вам встретился совершенно незнакомый человек и предложил бы вам купить его стихи — рискнули бы вы полтинником, а?
Суарец, как и полагалось законспирированному роботу, молчал.
Поэт переступил с ноги на ногу и продолжил как ни в чем не бывало, совершенно не смущаясь:
— Я прочитаю вам одно стихотворение, пока нет покупателей, хорошо? Послушайте. Если вам понравится, то купите весь сборник. Всего полтинник. Это же для вас не деньги. А мне — подспорье. Вот, слушайте.
И начал:
