Убить Ланселота - Басирин Андрей (библиотека электронных книг .txt) 📗
Хоакин достал из-за пазухи книгу. Перелистал. Завтра в Доннельфаме ярмарка. В лес нагрянет компания веселых монахов. Быть может, среди них найдется кто-нибудь, кто сможет надеть маску беглого монаха. Разбойничий септет окажется завершен. Терескок окончательно превратится в землю справедливости.
Стрелок перевернул несколько страниц. Заглянул в самый конец:
«Хоакин почувствовал, как невыносимо запершило в горле. Страшно захотелось чихнуть. Он попытался двинуться – и не смог. Ноги застыли, окаменение поднималось все выше и выше, захватило грудь, горло…» И пустота. Вот это нехорошо… Запустил журнал, уже несколько дней ни слова. Стоит чихнуть – и несколько дней исчезнут в небытие. Такое бывало не раз. Надо это срочно исправить. Стрелок достал чернильницу, перо. Разгладил лист.
Сквозь бумагу просвечивали строчки. Не веря сам себе, Истессо перевернул страницу. После нескольких белых листов вновь начинались записи. Видимо, когда веселый Кроха Глинни Ус записывал последние минуты Хоакина, несколько листов слиплись и перевернулись вместе.
Еще страница. Еще. Вчитавшись, Истессо понял, что перед ним. Ни больше ни меньше как описание послежизни. Событий, что произошли после того, как Базилиск посмотрел окаменяющим взглядом. Когда мертвящая волна прокатилась по телу и перед глазами возник сияющий коридор.
Туман клубится в коридоре – молочный, в жемчужных блестках. Это не тот туман, что прячет злокозненных иномирянских шавок, обожающих вцеплятся в ноги. Не тот, что скрывает бледные плети растений-вампиров и потайные люки. Грез и сладострастных видений в нем вы также не обнаружите. Его существование – горькая проза жизни. Боги прижимисты и скупы. А уборщицам надо платить. Надо терпеть их возню с ковровыми дорожками, мастикой и щетками. Потому в Обители Богов всегда клубится яшмовый туман. Дешево и практично.
Хоакин чувствовал себя так, словно бредет по колено в ванильном муссе. Под сапогами шуршал мусор: скорлупки орехов, сухие апельсиновые корки, фантики от конфет. Нога уже не раз оскальзывалась на банановых шкурках.
В этом таилась страшная несправедливость: боги, которые попадались навстречу, шли по облакам и представления не имели, какой свинарник творится у них под ногами.
– Э-э… простите…
– Охотно прощаю, создание. Тебе вниз и направо; сто двенадцатая дверь. Твой создатель живет там.
– С…
– Не за что, друг мой.
Светящийся старик прошел мимо. Лицо его было печально, и Хоакин ощутил раскаяние. Ему захотелось начать жизнь, исполненную тягот и самоотречения, наполнить свое существование духовным подвигом – быть может, это порадовало бы старика?
Тот устало обернулся:
– Это лишнее, Хоакин. Просто живи, как живешь. Но все равно я тебе благодарен.
– Н-н…
Коридор опустел. Оно и к лучшему: тяжело общаться с существом, которое заранее знает все мысли, что придут тебе в голову.
За сто двенадцатой дверью располагалась маленькая демиургическая лаборатория. Шкафы были завалены горами, пустынями, лесами; с потолка свисал искрящийся пучок молний. Ветры и ураганы свистели в вытяжной трубе, запах озона наполнял воздух. Хоакин завертел головой.
– Ох! Ух ты! Надо же!
– Нравится? – послышалось со стороны окна. – Подожди, я сейчас.
Сухонький человечек лет пятидесяти склонился над пестрым многослойным маджонгом. Мозаику составляли крохотные костяшки с иероглифами и рисунками. Частью она располагалась в лаборатории, но в основном ее положение было неопределенно. Скажем так: где-то в мировом континууме.
– Минуточку. Подожди, я еще парочку монад добавлю.
При взгляде на мозаику у Хоакина начала кружиться голова. Подобное чувство наверняка возникает у зеркала, что заглядывает в коридор, образованный отражениями в зеркале напротив.
– Это… это все мы?
– Да, это Террокс.
Потрясенный Хоакин уселся возле умывальника. В фаянсовой раковине плескался великий океан. Желтая пластмассовая уточка кокетливо поводила хвостом, пытаясь пробиться сквозь, острова мыльной пены.
– Я рад, что ты зашел, Хоакин. – Создатель вытер руки тряпкой. – Вы, создания, нечасто заглядываете к нам.
– Извините. Если бы я знал об этом…
– Ничего, ничего.
Хоакин неловко помолчал, а потом добавил:
– Но разве после смерти… Я имею в виду…
– Что после смерти?
Слова давались Хоакину с трудом. Почему-то он стеснялся говорить о том, что волновало и тревожило еще с детских лет. Но жить с грузом на душе проклятие почище неизменности.
– Когда я был маленьким, – объяснил он, – к нам заходил священник. Понимаете?
– Так-так… Продолжай.
– Он рассказал мне, что случится, если я буду плохо себя вести. Рассказал, куда я попаду. По его словам, здесь есть такая маленькая комнатка…
Создатель слушал с напряженным вниманием на лице.
– Ага, так… Да, понятно… – кивал он, по мере того как продолжался рассказ Хоакина. – Гармония вселенной… созвучие… Дальше не надо. Я понял. Нет, петь в хоре не потребуется. По крайней мере, если ты сам этого не захочешь.
– Спасибо.
– Не за что. А почему тебя это волнует?
Истессо поманил Создателя пальцем. Когда тот придвинулся, шепотом объяснил свои затруднения.
Брови Создателя поползли вверх.
– Ты шутишь? Но я создал вас по своему образу и подобию. Вы все обладаете идеальным слухом и голосом. Подобно мне.
– Тогда что же нас ждет после смерти? На самом деле?
– Ничего особенного. Те, что умерли, они все там.
– За занавеской?
– Ну да. Хочешь чаю?
– Разные религии говорят о послежизни разное…
– Я знаю. Это моя недоработка. Но одно известно наверняка: после смерти вы все пьете чай в моем обществе. Так ты будешь?
И, не дожидаясь ответа, Создатель прищелкнул пальцами. На столе появились самовар и чашки. Плетеная корзиночка с хлебом, варенье, сахар.
– Не поверишь, Хок, но ты у меня – любимое творение.
– А остальные? Неддам, Фероче?
– Они тоже. Все по-разному. – Создатель подпер щеки кулаками, мечтательно прикрыв глаза. – Ты ведь архетипичен, Хоакин. Олицетворяешь дух бунтарства, тягу к переменам. Очень я это уважаю. Потому что сам консерватор до мозга костей.
Глаза-щелочки распахнулись.
– Да что ж я сижу? Гостя развлекать надо! Ты уж скучаешь, поди, носом клюешь. Давай я тебе фотографии покажу.
Создатель принялся выдвигать ящики стола. Истессо с любопытством следил за ним.
– Куда ж я их-то? Эк незадача. Вчера же здесь лежали.
Наконец нужный ящик отыскался. Создатель выложил на стол кипу альбомов.
– Я не очень назойлив? – спросил он. – Старческая причуда. Налей себе еще чашечку. – Верхний альбом пополз с вершины стопки, и Творец подхватил его. – Вся история Вселенной здесь. От первого дня и до финального потопа.
– Потопа?
– Да. Я консервативен… впрочем, об этом я уже говорил. Не люблю новшеств. Мир Террокс погибнет в ревущем водовороте. Это случится через несколько миллионов лет.
– Долгий срок.
– По нашим меркам не очень. Еще сахарку?
Хоакин попал в плен собственной деликатности. Радушный хозяин не дал ему сказать ни слова. Раскрыл альбом и принялся водить пальцем по фотографиям.
– Первозданная Тьма, – комментировал он. – Снова Первозданная Тьма… опять… это – Машенькин пудель… еще Тьма… не получилась карточка. А! Вот здесь интересно: первые лучи света. Ну эти два миллиарда лет можно пролистнуть…
– Э-э… стоп, о господи!
– Что случилось, Хоакин?
– Постой… У меня все еще в голове не укладывается. Ты сказал, несколько миллионов лет? Но ведь это время еще не наступило?
Создатель выудил из стопки следующий альбом.
– Вот ты о чем, – протянул он рассеянно. – Понятно. Дело в том, что время неважно. О, смотри, какая чудная магма! Редко где встретишь такую магму. Я горжусь ею.
– Но время, время! – забеспокоился Хоакин. – Как же это оно вдруг неважно?
– Вон оно – в той коробке лежит. Хочешь еще печенья? Смотри лучше: вот первые бактерии. Мне всегда говорили, что бактерии у меня получаются лучше всего.
