Хвосттрубой, Или Приключения Молодого Кота - Уильямс Тэд (читаем книги txt) 📗

В этом знании было и что-то странно освобождающее. Каким-то образом где-то глубоко внутри часть его словно освободилась, чтобы бежать под небо, — оставив позади только его тело.

Впервые с тех пор, как был захвачен Когтестражами, Шусти спокойно заснул.

В тени деревьев, на краю Леса Крысолистья, в Час Коротких Теней, под мутным и далеким солнцем зимнего неба, Мимолетка глядела через туманную долину на приземистый силуэт холма.

Теперь достаточно готовая к долгому путешествию — боли в задней лапе почти прошли, — она ощутила потребность прийти, чтобы бросить последний взгляд на источник своего несчастья.

Закот припал к земле, словно живое существо, выжидающее подходящего мгновения, чтобы подняться и нанести удар. Она желудком чувствовала его пульс, вызывающий тошноту. Мимолетке ничего теперь не хотелось — только повернуться и уйти. Где-то, она твердо знала, были леса, не запятнанные этой заразой, — чистые, глубокие леса. Если эта болезнь распространится — что ж, есть места, где ей ни за что не дотянуться до Мимолетки.

Все сумерки насквозь Мимолетка проглядела на ненавистный холм. А когда настала темнота, нашла укрытие и заснула.

С первыми лучами она вновь уставилась на Закот. Размышляя.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Во сне Хвосттрубой стоял на самой вершине остроконечной скалы, в тысяче прыжков над туманным лесом. Глядя вниз со своего насеста, он слышал крики существ, которые выслеживали его там, в тумане, — отзвуки говора, доходившие до его ушей. На скале было холодно; казалось, он простоял здесь уже века. Внизу простиралось во все стороны замерзшее зеленое море леса.

Хотя Фритти и знал, что жизнь его в опасности, он не чувствовал страха — лишь тупую неотвратимость: вскоре преследователи пересмотрят все укрытия в лесах и неизбежно обратят внимание на острие скалы. Горящие глаза пошарят внизу, потом поднимутся вверх…

Глядя на клубящийся туман, замутивший все меж небом и землей, Фритти заметил в дымке странное очертание: необычную вьющуюся струйку испарений. С присущими сновидениям скоростью и полнотой она сложилась в белого кота — он крутился и крутился, приближаясь к его орлиному гнезду. Впрочем, это не был тот белый кот, который привиделся ему в Перводомье. Когда кружащийся силуэт приблизился, то оказался Прищуром, яснозрячим из воителей. Паря перед Фритти, Прищур пропел высоким, тонким голосом:

— Даже Мишка чего-то боится… даже Мишка боится…

Внезапно подул сильный ветер — туман затанцевал. Прищур ввинтился в темноту. Ветер пронизывал деревья и скалу Фритти. Он расслышал, как преследователи внизу закричали в ужасе и отчаянии. Наконец остались только бегущие клочки тумана, рев ветра и удаляющиеся голоса…

Хвосттрубой проснулся на горячем, влажном полу тюрьмы, среди спящих тел своих товарищей-узников. Попытался сосредоточиться на обрывках сна, которые сейчас таяли прямо как иней под солнцем.

Прищур. Что яснозрячий сказал ему в тот день, так давно? Они еще прощались с Чутколапом и его воинами…

«От медведя все бегут, бегут… Но и Мишке сны дурные снятся…» Во сне Прищур разумел Мишку, медведя, но что еще это означало? Конечно, он имел в виду не настоящего Мишку! «От медведя все бегут, бегут…» Не намекал ли он на Живоглота? Дурные сны… Да есть ли что-нибудь, чего боится даже лорд Живоглот? Чего?

Мысли Фритти были прерваны приходом Когтестражей. Среди последующей сутолоки, неохотного вставания и выкарабкивания в проход сон Фритти канул в глубины сознания, растворившись в жестокой яви.

С тех пор как Хвосттрубой вошел в Холм Закота, Око над землей открылось, закрылось и снова открылось. Жестокий распорядок, суровые наказания и устрашающая обстановка почти начисто выбили из него желание сопротивляться. Он редко думал о друзьях: неспособность помочь им или самому себе была столь же ужасна, как само заключение; мысли об этом раздражали больше, чем рытье грязи с остальными, драки за личинки, брань насчет местечка для еды и постоянная настороженность из-за Когтестражей. Или Клыкостражей. Легче было не думать — жить минутой.

Однажды по рядам туннельных рабов пробежало приглушенное шипение:

— Костестражи идут!

Из заброшенного туннеля вышли ржаво поскрипывающие тени, и свет, казалось, померк. Все заключенные коты повалились на землю, плотно закрыв глаза, даже Когтестражи как будто занервничали, ощетинились. На мгновение Фритти почувствовал желание остаться на ногах, глядеть, какова бы ни была ужасная правда, пугавшая даже огромных охранников, но странные голоса и повеявший на него приторно-сладкий, пряный запах ослабили его лапы, и он тоже свалился, не подняв глаз, пока приближенные Живоглота не удалились. Так Холм мало-помалу, не мытьем так катаньем, ломал дух Фритти.

Среди узников возникали порой небольшие союзы; природная кошачья отчужденность под давлением обстоятельств чуть-чуть отступала; но эти товарищества были непрочными и распадались при первом же споре из-за еды или местечка, где прикорнуть ненадолго. Они немного отвлекали — и очень мало ободряли.

Одной бесконечной ночью, когда заключенные лежали в своей подземной пещере, кто-то попросил рассказать какую-нибудь историю. Смелость этой просьбы заставила нескольких узников в страхе оглядеться, нет ли поблизости Когтей: казалось, кто-то вот-вот явится, чтобы предотвратить столь откровенное удовольствие. Никто не появился, и просьбу повторили. Драноух, видавший виды старый полосатый кот из Коренного Леса, согласился попробовать. Он долго пристально разглядывал свои лапы, а потом, бросив последний быстрый взгляд на выход, начал:

«Однажды, очень давно — давным-давно, — лорд Огнелап подошел к берегам Мурряны, Большой Воды. И захотел он перебраться через нее, потому как дошли до него слухи, что у Племени, которое живет на том берегу, — у правнуков его кузена по женской линии, принца Метеорита, — очень красивая земля, а в земле той — обильная охота. Вот он и уселся на песок возле Большой Воды и стал думать думу, как бы это ему перебраться на другую сторону.

Подумав, кликнул он Вспорха, принца крылянок, который с незапамятных времен был ему обязан за одно одолжение. Вспорх — громадная цапля — прилетел и закружился у него над головой — но не слишком близко к великому охотнику.

— Чем могу служить, мурдрый, умнейший кот? — спросил он. Открылся ему лорд Огнелап, и Вспорх улетел.

Когда он воротился, то небо у него за хвостом было полнехонько крылянками всех пород. Приказал им Вспорх — и слетели они пониже к Мурряне, и принялись бить крыльями, и подняли могучий ветер. И такой это был холодный ветер, что вода скоро замерзла.

Тенглор Огнелап встал, и крылянки полетели перед ним, превращая воду в лед по всему его пути, так что он преспокойно переправился. Когда добрались до другого берега, Вспорх слетел к нему и, промолвив: «Мой долг уплачен, Ваша Светлость Кот», улетел.

Так вот, миляги, лорд Огнелап в несколько дней изучил всю ту дальнюю страну. Она была и впрямь прекрасна, но ему показалось, что Племя тамошнее какое-то странное и глуповатое — оно много говорило и мало делало. И решил он перебраться обратно в свои земли, и пошел он к краю воды.

Большая Вода была все еще твердая и замерзшая и он ступил на нее, чтобы идти домой. Но путь-то это был долгий, — ведь не по котеночной игре прозывается она Большой-то Водой! — и как раз когда дошел он до середки, лед стал таять. Огнелап побежал, но и это оказалось чересчур долго, и Мурряна растаяла под ним, и упал он в ледяную воду.

Долго плыл он в страшном холоде, но храброе сердце его не хотело сдаваться. Он упорно плыл к земле. И вдруг углядел он преогромную рыбину — на спине плавник, а зубов побольше, чем у Клыкостражей, — и плавает она возле него кругами.