Леди, которая любила лошадей (СИ) - Демина Карина (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
О солнце Крыма.
И берегах.
Море.
Загранице, по которой ей случалось путешествовать много… и разговор этот, переплетаясь с ароматами чая и шоколада, создавал престранное ощущение, что все-то сейчас именно так, как должно. И даже мужчина, который так до конца и не поверил, что в доме этом им с супругой рады, перестал хмуриться.
Слушал.
Кивал.
Иногда что-то подсказывал. А еще наблюдал за женой с такой удивительной нежностью, что Василисе становилось неудобно, будто подглядывает она за чужой жизнью.
Будто завидует ей.
- Да… я помню, как этот снимок делали, - Алтана Александровна взяла его бережно. – Не знала, правда, что сохранился… дорогой?
- Разрешите сделать копию? – Константин Львович на снимок глянул и слегка поморщился.
- Безусловно… я взяла на себя смелость заказать несколько. На всякий случай, - Марья подала следующий. – И вот…
- Матушка, - голос Алтаны Александровны дрогнул. – Вы…
- И этого тоже. Но я хочу попробовать заказать магическую реставрацию, видите, он побледнел, выцвел. Тогда еще технология только-только возникла, и снимки выходили нечеткими. Сейчас, говорят, можно улучшить изображение.
Алтана Александровна прикусила губу.
- Она… боялась сниматься. Говорила, что духи крадут душу… и мне не позволяла. Потом, когда уже мне разрешили вернуться… вернули, - Алтана Александровна вздохнула и беспомощно посмотрела на мужа, а тот накрыл хрупкую ее ладонь своей.
- Мне жаль, что… - Марья замялась. – Пришлось потревожить вас…
- Ничего. Это все прошлое… - она взмахнула рукой. – Костенька… иди погуляй.
- Я уже нагулялся.
- Осмотрись, будь добр… дом нуждается в ремонте, и подозреваю, что новыми обоями тут не обойтись. Она еще когда жаловалась, что с трубами неладно. Да и трещина на западной стене никуда-то не подевалась.
Константин Львович молча поднялся и, одарив Василису с Марьей тяжелым взглядом, - очевидно, не радовали его приобретенные родственники, - все же вышел.
- Вы его извините, девочки. Он обо мне волнуется, - Алтана Александровна перелила чай из чашки в блюдце. – Так уж вышло, что с семьей у меня никогда-то не ладилось. Слишком уж не похожа я была на них… и слишком похожа на ту свою родню, о которой они готовы были забыть. И забыли.
Ее вздох был тихим, едва различимым.
- Вы… нам расскажете? – Марья повернула снимок к себе.
- Расскажу… только история будет некрасивой.
- Это мы уже поняли.
Алтана Александровна поднесла чай к губам и подула.
- Матушка моя любила класть в горячий чай масло или бараний жир, и сахара побольше. Она… знаете, теперь, спустя годы, многое видится иным. И я лишь начинаю понимать, до чего тяжко приходилось ей в мире ином, среди людей, которых она не понимала, а они не понимали ее… но… если говорить, то с самого начала. А вначале…
…вначале было солнце.
И жар его опалял землю, и та плакала горючими слезами, черные озера которых и ныне можно увидать.
Первые люди из огня-то и пошли.
Но потом, позже уже, когда мир обрел нынешний вид, пламя в них угасло, да не совсем. Этими-то людьми и были онойры, благословенное племя, чьи волосы – суть степной ковыль, чья кровь – живое пламя, чья плоть – пепел степи, пропитанный слезами прекрасной девы Эгре.
Сказка?
Быть может, и так… велика степь, почти столь же велика, как и море, и много в ней племен. У каждого своя история найдется, только спроси. А с нею и другая, о предках славных, о подвигах и войнах, батырах, что совершали деяния великие.
Матушка тоже знала сказки.
И усадив Алтану перед собой на ковер – мебели она не признавала до самого конца дней своих – принималась вычесывать, выглаживать ей косы тонким гребнем и говорить. Много, часто, порой утомляя этими своими рассказами, которые самой Алтане со временем стали казаться глупыми.
И запоминать-то она их не хотела.
Но поди ж ты, запомнила. Особенно те, что про лошадей, про дивных, златогривых, разумных, как люди, а может и того боле, способных лететь быстрее ветра, не знающих ни усталости, ни печали. Про то, что лошади эти были даром крови.
И проклятьем.
…некогда онойры были могучим народом. И табуны их исчислялись сотнями сотен голов. Неслись они золотой рекой по степям, охраняемые славными воинами, - Алтана Александровна прикрыла глаза. И теперь вдруг стали заметны морщины на лице ее, седина, что прорезала черноту толстенных кос.
И Василиса подумала, что в старости, если, конечно, доживет, она станет такою же.
- Но многим не по нраву была такая сила. И богатства чужие всегда манили, ведь казалось, что не по правде соседу достались они, что найдутся другие, куда более достойные руки, - этот напевный голос наполнял комнату.
И в нем Василисе слышался иной.
Тот говорил на незнакомом языке, и речь перемежалась со странным звенящим звуком, будто кто-то мучил единственную струну.
- И однажды племена объединились под одной рукой, собрались для большой войны и большой славы, но онойры отказались кланяться новому хану, как отказались отдавать ему своих сыновей и своих дочерей. Это было ошибкой…
Странно, что, говоря о временах столь давних, Алтана Александровна все одно переживает случившееся тогда, словно произошло оно вовсе не сотни лет тому.
- Они полагали, что, вошедши в союз с соседями, сумеют удержаться, но… соседи отвернулись, а иные и примкнули к великому хану, посчитав, что так оно будет выгодно. И в одну ночь полыхнула степь пламенем. Горели стойбища. Кричали люди и лошади. Лилась кровь. И много ее пролилось.
Алтана Александровна отставила блюдце и провела ладонью по лицу.
- Великого племени не стало. Немногие уцелели. Но и те, кто захватил богатую добычу, недолго ей радовались. Так уж получилось, что весьма скоро заболели дивные лошади, а там и погибать стали. Те же, что уцелели, приплод давали самый обыкновенный. Тогда-то и понял Великий хан, что поспешил. Стал искать он уцелевших онойров, и, призвав к себе, предложил сделку.
…и слово хана блюли. Вновь вернулись в степь кибитки онойров, вновь примяли хрупкую весеннюю траву копыта золотых лошадей.
Разгорались костры.
Возвращались к прежней, забытой почти жизни, люди. Правда, помнили они, что живы лишь милостью Великого хана, а потому исправно платили ему дань.
И длилось так…
Степь иначе считает время, как и те, кто в ней живет. Матушка Алтаны считала весны, а календари не любила. Зачем, если у каждого дня собственное имя имеется.
И вовсе не святых мучеников.
Нет, те имена она произносила на языке, который Алтана знает, теперь уже знает, а тогда он был не более понятен, чем пение птиц. Да и женщина эта, устроившая из старого дома некое подобие кибитки, тоже в первое время пугала.
- …степь менялась. Исчезли в прошлом и хан, и дети его, и внуки с правнуками. Распалась, обратилась в пыль великая держава, а с ней раскололся и союз племен. Позабыто было данное слово, а время вдруг, словно очнувшись, полетело. И однажды в степь пришли другие люди, те, которых раньше полагали слабыми. Но ныне эти люди сами пришли, чтобы забрать у племен земли, чтобы объявить их и всех, кто на этих землях живет, своей собственностью.
Алтана Александровна провела пальцами по щекам.
Так делала матушка.
И лицо ее, и без того казавшееся сперва равнодушным, неподвижным, в такие мгновенья вовсе делалось похожим на каменную маску.
- Когда же белые люди вовсе решили протянуть через степь железную дорогу, мой дед, матушкин отец, понял, что мир уже никогда-то не станет прежним. Что весьма скоро и степи-то свободной не останется, а все вокруг будет принадлежать этим людям. И тогда-то он решил, что должен искать союзников…
…та степь, которую видела сама Алтана, отправившись в путешествие в годах сталых, когда отпустила ее жизнь, произвела гнетущее впечатление. Она была сиза и бесконечна, она дышала дымами и пылью, и в этой пыли жили невзрачные суетливые люди.
