Страшные сказки для дочерей кимерийца (СИ) - Тулина Светлана (книга жизни .txt) 📗
— На работу звал, — сказал Конан, словно в задумчивости.
Стражник просиял:
— О! За это тем более надо выпить!
***
— За это тоже надо выпить!!!
Плешивого любителя выпить звали Эзрой. После пятого или шестого подобного вопля Клавий перестал вздрагивать и хвататься за оружие, а Конан — понимать, за что они пьют теперь. Впрочем, говорливого Эзру это не останавливало. Как и мерзкий вкус отвратительной кислятины, которую в его любимой таверне имели наглость выдавать за вино. Конан пригубил, сморщился. Хорошо еще, что водой разбавляют немилосердно, а то бы вообще пить невозможно было.
Таверна ему не понравилась. Мало того что вино мерзкое, а девка-подавальщица грязна и уродлива, так еще и расположено неудачно — на рыночной площади, напротив позорной колоды. И в тот момент, когда Конан с новообретенным другом собрался выпить, на этой колоде городской стражник деловито рубил руку попавшемуся базарному вору.
Вор верещал и вырывался, плюясь и швыряясь проклятиями во все стороны. Его вполне можно понять — правой руки у него уже не было, он прижимал к плечу обмотанную тряпьем культю, все норовя ударить стражника локтем. Стражник упорствовал, но все никак не мог придавить ногой левую ладонь попавшегося вторично к колоде поудобнее, чтобы было проще ударить коротким топориком. Наконец ему это удалось. Вжикнула бронза, хрустнула кость, вор завыл, а Конан поморщился. Действительно — крайне неудачно была расположена та таверна.
Глава 25
Впрочем, они давно уже пили не в ней.
— Брат! Ты мне теперь брат! — Эзра с пьяной сентиментальностью брякнул свою кружку о кружку Конана, заливая вином стол надвратной караулки, и от избытка чувств ударил по плечу сидящего рядом стражника. Стражник не реагировал — он спал, запрокинув набок кудлатую голову и открыв рот.
Идею проведать сменщиков и отнести им «немножко вина», чтобы тоже порадовались, высказал Эзра. Правда, Конану пришлось пару поворотов клепсидры изрядно попотеть и влить в Эзрино тщедушное тельце немало этой мерзкой здешней кислятины, прежде чем подобная идея дошла до его сознания. Да и то дело чуть было не сорвалось, когда в самый ответственный момент оказалось, что Эзра уже истратил все свои наличные и готов бежать домой, потому что дома у него деньги есть, а для друзей ему ничего не жалко.
Попытку бежать киммериец пресек в зародыше, вывалив на стол собственный кошель и заявив, что теперь его очередь угощать. Перемену ролей Эзра воспринял с той же радостью, с каковой он воспринимал, похоже, любое событие. Просиял, прослезился от умиления, сказал, что за это надо выпить, и поволок всех в караулку.
Там их поначалу встретили довольно настороженно, но вино и живописные рассказы Эзры сделали свое дело. А тут еще сотник заглянул, скривился было при виде кувшина на столе, но углядел Конана и расплылся в понимающей улыбочке:
— Обживаетесь? Эт хорошо! Вы с ребятами потолкуйте, они худого не посоветуют.
И ушел почти радостный, уже однозначно определив грозных пришельцев в графу «прибыль». Караульные — не глупцы, сколько бы ни выпили — истинного размера положенной стражникам платы не скажут. А значит, на луну, а то и две плату эту можно будет уполовинить, да умножить на три. Приятная мысль.
Десятник не был бы столь уверен в благоразумном молчании караульщиков, если бы заглянул под стол и обнаружил, что, вдобавок к стоящему наверху кувшину, там обретаются более дюжины его братьев-близнецов. Но с какой стати десятнику под стол заглядывать? Невместно ему. Вот и ушел, довольный…
Конан поднял кружку к губам, глотнул, незаметно оглядывая караулку. Пятеро стражников мало отличались по состоянию от своего самого юного собрата. Разве что тем, что двое из них пока еще не спали, пытаясь с пьяной дотошностью выяснить какие-то нанесенные друг другу позапрошлозимние обиды. Да лез периодически с жаркими объятиями Эзра, повысивший Конана из просто «лучшего друга» до «брата». Эзре, похоже, все было нипочем, хотя и пил он не менее прочих.
Что ж, более удобного момента может и не представиться…
— Пойду, проветрюсь, — медленно выговорил Конан в пространство и встал с нарочитой пьяной тяжеловесностью. Пошел к двери, пошатываясь и прихватив со стола кружку. Вставшему было следом Клавию сделал незаметную отмашку-запрет — сиди, мол, за обстановкой наблюдай. Действительно, выйди они на улицу вдвоем, Эзра может и следом потащиться. И даже не из подозрительности, а просто так, потому что общаться в караулке станет не с кем.
Догорающий на стене факел чадил, слегка раздвигая ночной мрак. Лестница была высокой и крутой, Конан спускался шумно и неторопливо. Но кружку держал ровно.
— Вышел вот, — с пьяной сосредоточенностью доложил стоящему внизу стражнику. — Проветриться.
Вообще-то стражникам здесь полагалось стоять по двое — в связи с осадой. Но вторым был тот, самый молоденький. Его развезло после первой же кружки, и он просто не смог вернуться на пост. Да и пост этот не зря считался синекурой. Что тут могло случиться — при закрытых-то воротах? Это тебе не всю ночь на вышке угловой торчать и в темень непроглядную до одури всматриваться, глаза напрягая.
Солдат, давно уже с завистью прислушивающийся к доносящимся из надвратной караулки звукам ночной пирушки, с тоской посмотрел на кружку. Сглотнул густую слюну. Конан неторопливо поднес кружку ко рту и сделал шумный глоток. Хекнул, зажмуриваясь и выражая лицом несказанное удовольствие. Лица стражника по причине зажмуренных глаз он не видел. Но отчетливо слышал, как тот снова страдальчески сглотнул.
Конан глотнул еще раз. Отставил пустую кружку на ступеньку. Стражник вздохнул и переступил с ноги на ногу, проводив кружку тоскливым взглядом.
— Ты, эта… — Конан сделал рукой великодушный жест, тяжело оседая на ступеньки рядом с кружкой. — Иди. А то они там… все выпьют! А я тут… вместо тебя пока… ик… покараулю.
Стражник не стал заставлять себя упрашивать — дунул по лестнице вверх так, что только пятки засверкали. Конан подождал, пока грохот деревянных сандалий по деревянным же ступенькам сменится грохотом двери, отрезавшим шум пьяного веселья, и встал.
Он больше не притворялся пьяным и двигался стремительнее и бесшумнее снежного барса. Дополнительные брусья подались легко — на все три не больше десяти ударов сердца. Главное было — положить их на мостовую аккуратно, не брякнув о камни. Но вот главный брус, тот самый, из цельного ствола железного дерева…
Считалось, что троим стражникам это не под силу. Эзра хвастался, что в Сабатее даже вроде состязания такие проводили — кто и на сколько пальцев сумеет приподнять хотя бы один конец бруса.
Несколько пальцев Конана не устраивало — крючья, на которых брус лежал, были не менее двух ладоней. Хорошо еще, что высота вполне удобная, как раз на уровне плеч. Конан уперся поудобнее руками в отполированный сотнями ладоней ствол и напрягся…
***
Ворота не скрипнули.
Почему-то киммериец был уверен — обязательно скрипнут, и в ночной тишине скрип этот переполошит полгорода. И потому приоткрыть осмелился лишь на ширину собственного тела — только-только, чтобы протиснуться. Замер, осматриваясь и соображая — а что делать дальше?
Закарис расположился грамотно, в двух полетах стрелы, костры его лагеря прерывистой цепочкой охватывали город с вечерне-полуночной стороны. Все огни практически одинаковы. И сразу определить, где находится сам король Асгалуна и Квентий с «Черными драконами», Конан не мог. Бросаться же к первому попавшемуся костру — затея не слишком умная. С перепугу могут и подстрелить, не разобравшись, возникнет шум, суматоха, стражники в городе заметят. А то еще и с проверкой пойдут, и на тебе, такой сюрприз — перепившаяся вусмерть караульня и открытые настежь ворота. А это нам уж и совсем ни к чему.
