Магометрия. Институт благородных чародеек - Мамева Надежда (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
— Да, я работаю над этим уже несколько лет, — довольно протянул Распутин. — Вот только при чем здесь скромный ученый и преступление? Разве это незаконно — заниматься магической теорией?
— Теорией как таковой — нет, — бесстрастно парировал Лим, — но ваша гипотеза нарушает одну из догм нашего мира: не вмешиваться в дела людей. Их политику и религию. А одно ваше пребывание подле императорской семьи…
Демон не успел договорить. Распутин, вскочив, запальчиво перебил его:
— Я здесь, потому что так должно быть! — он даже стукнул сжатым до белых костяшек кулаком по колену. — Я знаю, что эту страну ждут войны, разрушения, голод, но ждут и победы, прорывы, открытия. Но скажите мне, человек будущего, что бы вы предпочли: чтобы ваш ребенок переболел и выздоровел или чтобы не болел вовсе?
Рыжий молчал, я, спрятавшаяся за его спиной, — тоже. Распутин же, сощурившись так, что меж бровями залегла глубокая морщина, продолжил:
— То-то же. Спустя десять лет жернова истории перемелют многих, увы, нас, магов, это тоже коснется. Людское море слишком велико, и порою его волны способны погрести под собою даже чародеев, особенно тех, чей дар еще не пробудился.
— Вы говорите о будущем. Для меня же это уже прошлое. Никому из нас не дано знать, что было бы, случись все по-другому. Даже таким сильным прорицателям, как вы. — Лим на мгновение замолчал, а потом произнес, явно цитируя откуда-то: — «Даже провидцы с высшей категорией дара способны увидеть лишь один вариант спирали». Думаю, эта истина вам, как выпускнику факультета пифий и провидцев, известна лучше меня. При попытке изменить будущее в узле такого масштаба можно спровоцировать еще большее число жертв…
— А вы, я смотрю-с, подготовились… — опускаясь на скамью, протянул собеседник из прошлого века, вновь переходя на издевательски-расслабленный тон.
— Да, — не стал отрицать очевидного демон. — В своем же настоящем я имею пять трупов сильных молодых магов, которые, возможно, могли бы совершить прорыв в чародействе: создать новый контур Стонхенджа, найти способ вернуть дар выгоревшим, понять причины вырождения способностей… но они умерли, и у нас есть основания подозревать, что именно вы причастны к этому.
— И это почему-с?
— Один из магов, ставших жертвой, имеет связь с чародеем, наделенным даром скользящего. И при каждой попытке вытянуть дар у похищенного, второго, связанного с ним, выносит в прошлое, и именно в это время и место. Среди магов, способных осуществить такой временной перенос, в этом историческом интервале наличествуете только вы.
— Польщен-с, весьма польщен-с. Не ожидал оказаться в одном ряду с Мерлином и Нострадамусом… — словно забавляясь и смакуя каждое слово, ответил Распутин.
— Это не комплимент уровню вашего дара, это констатация факта. А факты весьма упрямы. У меня есть пять неоспоримых фактов, которые сейчас лежат в морге с бирками на пальцах. И я сделаю все, чтобы данный список не пополнился.
На это заявление Распутин надолго замолчал. Даже прикрыл глаза и, казалось, перестал дышать. Когда же он вновь взглянул на нас, я не могла не заметить перемены: черты лица словно смягчились, из взора исчезла издевка.
— Прошлому не понять будущего, а будущему, увы, не изменить прошлого. Но я вижу, что, в отличие от вашего прадеда, с которым я имел неудовольствие быть знакомым лично, вы человек глубоко порядочный и оттого несчастный. Вы из породы тех, кто считает, что новый радужный мир не построить на костях невинных жертв, но готовы принести в жертву собственное счастье. Мой вам совет: будьте эгоистом, совершайте поступки ради себя, а не ради кого-то, — и, опережая возражение Лима, Распутин поднял руку. — Я сейчас не о том, из-за чего вас сюда занесло. Я о вас: видения порою настигают в самый неподходящий момент.
— Вы ловко умеете уводить разговор от основной темы, — возразил демон. — Но я спрошу еще раз: как вы связаны с жертвами?
— Увы, никак. Хотя, признаюсь, будь у меня такая возможность, я бы ей воспользовался. Я лишь создам теорию, и то через несколько лет. С тем же, кто решит попытаться воплотить ее в жизнь или сделать вид… увы, я незнаком.
— Значит, вы отрицаете любую причастность к смертям магов? — настаивал Лим.
— Да, отрицаю. Если у вас есть кинжал Морула, я могу подтвердить свои слова на нем.
— Артефакта нет, но есть и более простой способ: смешать нашу кровь. Мне им рассекали руку при присяге, и теперь в моих жилах течет часть его силы.
— Прогресс и отчаяние шагают рука об руку, как я посмотрю. В моем столетии при присяге лишь прикасаются к клинку, и то он отбирает часть природного дара. А решиться рассечь им руку, да еще и тому, кто обладает от рождения слабыми способностями… как вы вообще их не лишились?
— Мне предлагали прикоснуться, — нехотя ответил Лим. — Но артефакт один, дознавателей много, а честность показаний порою бывает необходимо проверить мгновенно.
— Я в вас не ошибся… — протянул Распутин, — ваши поступки вызывают невольное уважение.
После этих слов он закатал рукав.
Лим отвернул манжету и провел заострившимся уже не ногтем — когтем по запястью, оставляя красную борозду, которая начала сочиться кровью. То же самое он проделал и с рукою Распутина.
— Я частица закона, я тот, кто поклялся защищать правду ценою собственной жизни, тот, в чьих жилах течет сила Морула, смешиваю свою кровь с той, в чьей чистоте усомнился закон, дабы узнать, правду или ложь несет в себе ее хозяин.
На мгновение мне показалось, что вокруг не жаркий летний полдень, а зимний ветреный день и я стою на обрыве утеса, о который бьются бурлящие морские волны.
Кровь текла по запястьям обоих, разбиваясь о белый мрамор скамьи и смешиваясь. Секунда, вторая, третья. Маленькая лужа начала играть голубыми бликами, которых становилось все больше. Под конец они слились, образовав равномерное свечение.
— Как видите, я говорю правду.
— Должен признать, что вы, увы, правы… А жаль, — с сожалением, расправляя рукав, подтвердил Лим.
— И мне жаль, что я не тот, кто способен повернуть колесо истории вспять, — в тон ему ответил Распутин. — Если у вас ко мне больше вопросов нет, я, пожалуй, пойду, а то, знаете ли, не люблю дознавателей и следопытов, будь они из будущего или из моего времени.
Лим среагировал на эту фразу провидца мгновенно:
— Сматываемся! — он совсем не по-аристократически цапнул меня за руку и устремился в одному ему ведомом направлении.
Я лишь краем уха успела услышать:
— Нет, все же он чем-то похож на прадеда… Мариоль тоже быстро соображает. Интересно, они уйдут от патруля? — голос Распутина с ноткой ленивой заинтересованности возымел эффект скипидара, и я припустила во всю прыть.
«И почему этому рыжему нельзя было обойтись без магии?» — промелькнула мысль.
К чести Лима, выбрались мы из парка довольно быстро. У ворот он лишь напряженно оглянулся и, то ли увидев, то ли хвостом почуяв погоню, лихо поймал пролетку, буквально втянул меня в нее, приказав кучеру:
— Гони!
Ветер засвистел в ушах, замелькала парковая вычурная кованая ограда, и я вцепилась в руку рыжего. Обернулась к нему, чтобы сказать что-то, но так и не произнесла ни звука.
Теплый янтарь глаз Лима заиндевел. Отчаяние, боль и какая-то обреченность сквозили в его взгляде, как у смертника накануне казни.
— Гони и не останавливайся, — уже не крикнул, но приказал он, понукая самого кучера. И вновь вперился взглядом в одному ему ведомую точку.
Мужик наддал вожжами по крупу пегой кобылы, и та с неожиданной для ее чахлого вида прытью пошла рысью.
Пролетка резво вошла в поворот, как русский мат в наш обиход, и уверенно помчала дальше. Я чертыхнулась от избытка эмоций и тут же прикусила язык: если уж на «беса» этот рыжий обиделся, то… Лим же словно ничего не замечал. Сколько продолжалась эта гонка: полчаса? час? Мне тяжело судить. Лишь только когда небесную синь пронзил силуэт знаменитого шпиля, поняла — ушлый кучер, которому не дали четких указаний, домчал нас до окраин Северной Пальмиры. Тут уже меркантильная часть моей натуры дала о себе знать вопросом: «Как, собственно, будем расплачиваться-то?»
