Пути и перепутья (СИ) - Коллектив авторов (читать книги без TXT) 📗
— Все это звучит, как первостатейный бред.
— Разумеется! — согласилась Джун. — Но они — такие, как твоя Ирэн, и мой Фил, и даже мой отец — они в этом бреду живут!
Ирэн и вправду была расстроена. Сомс остановился в дверях музыкальной комнаты, любуясь тем, как она сидит за роялем. Во всей ее позе была печаль: в склоненном красивом лице, в том, как безвольно ее руки лежали на коленях. Она была прекрасна. Так прекрасна, что у Сомса щемило в груди. Почему от красоты должно было становиться так больно?
Ирэн почувствовала его присутствие и подняла глаза. Она так очевидно замирала под его взглядом: напрягались плечи, руки утрачивали расслабленную гибкость, становилось более закрытым лицо. Ускользала… Как мечта, как сон.
Сомс прочистил горло и вошел.
— Как ты себя сегодня чувствуешь, дорогая? — собственный голос показался ему деревянным. Весь он себе казался деревянным.
— Спасибо. Хорошо…
Он подошел ближе, и Ирэн, все ровнее держа спину, чуть заметно отклонилась в противоположную сторону.
— Это тебе, — слишком резко произнес Сомс, слишком небрежно положил книжку с нотами на рояль.
Ирэн чуть вздрогнула.
— Я подумал, что тебя могли бы заинтересовать… эти произведения.
Словно нехотя ее изящные руки поднялись, коснулись брошюры. Ирэн пролистнула несколько страниц и остановилась, увидев название. Потом подняла взгляд на Сомса.
— Спасибо…
Тихое слово, будто шелест в ветвях. Ее глаза оставались такими же глубокими, печальными и непроницаемыми для него, как и обычно.
Сомс коротко кивнул и вышел из комнаты.
На следующий день грянул гром: весть о том, что Джун схватила своего странного жениха, как орел ягненка, и уволокла куда-то в сторону Шотландии, распространилась по всем домам Форсайтов. Сомсу пришлось присутствовать на семейном собрании в доме родителей, затем сопровождать отца во время визита к старому Джулиону, потом навещать с матерью тетушку Энн… Он вернулся домой только к вечеру.
Дом встретил его тишиной. Сомс не нашел Ирэн ни в музыкальной комнате, ни в гостиной. Она спустилась вниз только к ужину: еще бледнее и молчаливее обычного, еще печальнее. Уже по одному ее виду Сомс мог сделать вывод, что она знает об отъезде Джун с проклятым архитектором. Но он еще и спросил ее — в большей степени ради того, чтобы услышать ее голос. Она так неохотно поддерживала разговор, так скупо ему отвечала… Как будто знала, насколько для него ценен каждый знак ее внимания. Знала и желала повысить цену.
Может быть, в самом деле стоило начать думать и о любви так, как положено Форсайту? Что он желал получить? Любовь Ирэн и наследника. Можно ли было найти ей замену? Нет. Значит, его жена была монополистом, единственным поставщиком товара нужного качества. Что следовало сделать, если монополист завышает цены? Найти альтернативного поставщика. Начать добывать необходимый продукт самому. Или же… создать видимость этого. Пригрозить монополисту, что его товар никому не будет нужен и обесценится. Пригрозить Ирэн, что он найдет другую?
Нелепая чушь. Джун слишком много времени проводиоа со своим сумасшедшим женихом и заразилась от него безумием. А Сомс едва не подхватил эту заразу от нее… Он горько улыбнулся и посмотрел на Ирэн, безучастно сидящую за столом. Свет отражался в больших глазах, губы немного раскраснелись от вина. Взгляда она ни разу не подняла.
Плененная красота, прекрасная дева, похищенная дикарем и запертая в золотой клетке… Не настолько Сомс был черств, чтобы не понимать, что именно так она себя воспринимает.
Сомс решил, что надо все же попробовать: продемонстрировать равнодушие, дать понять, что он нужен Ирэн больше, чем она ему. Ее наряды, ее драгоценности, комфортный дом, слуги — все это было заслугой Сомса, в конце концов! Как она могла этого не понимать? Не ценить? Вставая из-за стола, он холодно ей поклонился и не сказал ни слова. Если она и заметила, то не подала виду.
Он размышлял об этом несколько часов, сидя в кабинете над деловыми бумагами. А потом отбросил все свои соображения и вошел в ее спальню. Жажда была слишком сильна: коснуться, прижать к себе, впиться в мягкие губы поцелуем. Целовать длинную шею и накрыть ладонями полную грудь. Подмять под себя, раздвигая прекрасные белые ноги коленом, дотронуться рукой до нежнейшей плоти между бедер. Сомс дрожал от нетерпения от одной мысли о шелке ее кожи, о волнах волос, в которые он сможет погрузить руки, о податливости ее тела. Он вовсе не утомлял ее, как иные мужья, растягивая выполнение супружеских обязанностей. Когда он втискивал член в ее узкое лоно, он уже был готов излиться в него. Прерывистый вздох Ирэн, ее лицо с крепко зажмуренными глазами, сорванный с сомкнутых губ поцелуй, несколько отчаянных, почти болезненных движений — вот и все, чего он хотел. Вот и все. Может быть, еще чтобы она не отворачивалась от поцелуев, чтобы изредка коснулась его сама, посмотрела с лаской — но это уже совсем мечта. Он был готов довольствоваться и малым. Он был готов платить за это любую цену. Но она… Она не желала уступить ему ни в одной мелочи. Так кто из них был жаден и скуп?
На следующее утро Ирэн не вышла к завтраку. Она часто не выходила к завтраку после ночей, которые они проводили вместе. Возможно, это было и к лучшему. Сомс не понимал, отчего между ними всегда после близости повисает неловкость, больше приставшая случайно согрешившим, чем законным супругам, но давно принял это как неизбежность.
Он хотел бы, чтобы было по-другому. Но если с Ирэн получалось только так, то пусть. Он был согласен. Почему же Ирэн не могла принять его таким, каким он был? Разве он был так уж плох?
Сосредоточившись на своем тосте с джемом, Сомс запретил своим мыслям следовать в этом направлении. Не важно, плох или хорош. С Ирэн получалось только так. Он был согласен.
Днем он заехал в порт и узнал расписание пароходов.
Джун добилась разрешения на скоропалительный брак со своим безумным архитектором. Форсайты начинали готовиться к свадьбе. Сомс хотел быть как можно дальше от нее. Как можно дальше от свадьбы и как можно ближе к Ирэн.
Вечером, во время ужина, он внимательно разглядывал свою жену и не мог понять, знает ли уже Ирэн о свадьбе, что она думает по этому поводу… Сомс решил не поднимать эту тему.
Сегодня Ирэн была в темно-красном платье, и этот цвет шел ей необычайно. Она выглядела в нем совершенной — как статуя богини — и недосягаемой. Сомс смотрел на это божество и не мог поверить, что только прошлой ночью он прижимал к себе ее обнаженное тело. «Я пропускал эти волосы меж пальцев», — напоминал он себе. — «Я стягивал ночную сорочку с этих плеч и сжимал губами соски, укрытые сейчас под панцирем корсета. Я касался самого интимного, что есть в этом теле». Он ощущал, как она напрягалась, когда он входил в нее. Да, он делал это с ней, обладал ею, каким бы недосягаемым божеством она не казалась.
Что отличало Ирэн от любой другой женщины? Что отличало Ирэн Эрон от какой-нибудь опустившейся дочери разорившихся родителей, пошедшей по рукам ради пропитания? Где бы она сейчас была, не женись он на ней? Почему она позволяла себе едва удостаивать его взглядом?
Долгое отчаяние, усталость от холодности, утрата надежды переплавлялись в душе Сомса во что-то другое, в черное, мерзкое: в злобу, обиду, желание подчинить.
Ирэн, словно почувствовав это, ушла сразу после ужина. Сомс еще долго сидел над рюмкой кларета. А когда вышел из столовой, услышал звуки рояля. Он подошел к двери в музыкальную комнату. Ирэн разучивала ноты и выглядела очень увлеченной. На пюпитре стояла книжица Джун.
Услышав шорох или почувствовав присутствие, Ирэн вскинула голову и напряженно застыла. Но вся чернота, вся злоба внутри Сомса растаяла под потоком мучительной щемящей нежности, как старый затоптанный снег под солнечными лучами. Растаяла и утекла грязной водой.
