Попутчики (СИ) - Демидова Мария (книги онлайн полные версии txt) 📗
Пальцы до белизны впились в кирпичи.
И это он пытается давать ей советы? Он? Теперь? Когда ему самому стоило бы исчезнуть из её жизни без всяких просьб и уловок?
— Я никогда не был сильным, — сказал Крис, неожиданно охрипнув. — Возможно, в этом и проблема. В этом ощущении. — Ногти болезненно царапнули камень. — На самом деле мне чертовски страшно, Мэй. От того, насколько мне это нравится. В тот момент. Когда резьбу срывает, и можно не думать, не оценивать, а просто… Быть. И казаться себе собой. Сильным и свободным. Не помнить, что такое «нельзя». Это… — Он судорожно сглотнул. — Слишком приятно. Слишком заманчиво.
— Только это не ты, — с мягким спокойствием сказала Мэй.
— А кто? — Он криво усмехнулся, не оборачиваясь и глядя прямо перед собой. — Я хочу думать, что это не я. Вообще это единственный способ не свихнуться. Потому что когда тот, кого ты хочешь уничтожить, внутри, тебе слишком легко дотянуться до его шеи. И лучше уж верить, что это что-то внешнее. Чужое и случайное. Но откуда-то же оно берётся. Именно такое. Может быть, я поэтому не справляюсь? Потому что на самом деле именно это и есть я?
Эти мысли жгли его после каждого срыва, кипели внутри, не зная выхода.
Сейчас они впервые были высказаны вслух. И впервые на них был получен ответ.
— Нет. До тех пор, пока ты сам в это не поверишь.
Крис смотрел вдаль — на пейзаж, знакомый до мельчайших подробностей, но каждый раз новый. Смотрел вниз — на потёртые носы своих кроссовок и на шестиэтажную пустоту под ногами. И думал о том, что всё всегда сводится к этому простому «ты сам». В конечном итоге ты сам — альфа и омега всех своих проблем. Ты сам — точка отсчёта и система координат. Другой не предусмотрено. Твои проблемы — это всегда твои проблемы. Порождение твоей сути и твоего выбора. Здесь это становилось особенно ясным, физически ощутимым. Здесь. На узкой дороге над пропастью — где его жизнь принадлежала лишь стойкости старого камня, ветру и случаю. Здесь. На холодной серой крыше — где его жизнь принадлежала лишь ему. Никому больше.
— Я очень испугалась, — заговорила Мэй. — Тогда, на балконе. Ты был таким… Незнакомым. И очень убедительным. То есть… До этого сложно было представить, что ты можешь стать таким, а потом — так же сложно было представить, что ты опять можешь измениться. И даже когда я поняла, что случилось… Я же не знала толком, как это работает. И я подумала, что, может быть, это навсегда, и что я никогда больше не увижу тебя прежним. Настоящим. Сейчас мне кажется, что это было самым страшным, хотя тогда, наверное, ощущалось иначе. И потом, после… Я почти поверила, что это тебя сломает. Я боялась, что ты не сможешь вернуться и собрать себя заново — таким, каким я тебя знаю. Боялась, что когда я тебя снова увижу, ты будешь другим. Или мой взгляд будет другим. — Она улыбнулась. — Но ты остался собой. Я узнаю тебя во всём, что ты делаешь, во всём, что ты говоришь. Ты не смог бы остаться таким, если бы это не было настоящим.
Он этого не заслужил. Нет, он абсолютно точно этого не заслужил. Когда ему выставят за это счёт, ему просто нечем будет расплатиться.
Крис вдохнул мягкий лесной воздух — медленно и осторожно, словно тот мог воспламениться в лёгких от слишком резкого движения.
— Я никогда не знаю, правильно ли я себя собрал, — сказал он. — И смогу ли собрать ещё раз. Мне кажется, что я непрерывно решаю какое-то дико сложное уравнение. Какую-то задачу с кучей неизвестных. И уже накосячил везде, где только мог, и своими ошибками спутал и условия, и вопросы, и переменные… И теперь, даже если я найду ответ, я никогда не пойму, правильный ли он, потому что я не знаю, где ошибался, и на что это повлияло, и как всё задумывалось изначально… Но самое неприятное…
— …то, что ты никогда не сможешь решить эту задачу раз и навсегда. Потому что тебе постоянно приходится искать себя в потоке чего-то наносного, чужих сил и эмоций… И этот поток тебя меняет, а значит — меняет условия.
Крис наконец повернул голову и посмотрел на Мэй прямо. Её слова были удивительно точными, и он не сразу догадался, почему.
— Я эмпат, — напомнила она, заметив в его взгляде вопрос. — Мне тоже многому пришлось учиться. Мне было лет шесть или семь, когда я впервые почувствовала кого-то другого. До этого я, кажется, вообще не осознавала, что люди вокруг — такие же, как я. Они были чем-то вроде декораций. Ну или игровых персонажей, которые существуют просто потому, что главному герою нужно какое-то окружение. А всякая там вежливость и нормы поведения, положенные «хорошей девочке»… Это как правила игры и способ заработать призы. Или не потерять баллы. В общем, когда вдруг выяснилось, что люди вокруг чувствуют ничуть не меньше, чем я, и чувствуют иногда такое, чего я даже вообразить себе не могу… Это было, мягко говоря, шоком.
— Мир как-то сразу стал слишком большим и сложным, — тихо сказал Крис, и Мэй кивнула.
— Причём резко и неожиданно. Я растерялась и запуталась. И тогда бабушка сказала, что мир, и люди в нём, и все их мысли и эмоции — это один большой узор. Как будто огромное вышитое полотно. И что у каждого в нём — свой цвет и своя нить. И что когда я эту нить почувствую, смогу делать с ней что угодно — хоть перекрасить, хоть узлом завязать… Только потерять не смогу, потому что это моя суть, а её потерять невозможно, даже если я сама не знаю, в чём она заключается. Так что… Как бы ни менялись условия твоей задачи, ты всё равно решаешь её через одни и те же константы. И вот они как раз и есть самое важное. Потому что ты — не ответ. Ты — способ решения.
Мэй замолчала, и Крис тоже заговорил не сразу. Он обдумывал её слова, взвешивал на внутренних весах, примерял, как непривычные линзы.
— Хотел бы я познакомиться с твой бабушкой, — улыбнулся наконец. И пожалел о слетевшей с языка фразе прежде, чем собеседница успела ответить. Улыбка погасла сама собой. — Мне нужно было промолчать, да?
Мэй отрицательно качнула головой.
— Шесть лет прошло. — Тишина ещё немного покружила над ними и снова прервалась негромким, чуть взволнованным голосом: — Она обещала, что когда-нибудь эта сложность перестанет меня пугать, потому что я научусь любоваться узором. И почувствую себя его частью. И, кажется, я только сегодня поняла, что она имела в виду.
Мэй медленно обводила взглядом холмы и небо, реку и город — будто впитывала их, дышала ими и не могла надышаться. И улыбалась мягкой, блестящей от слёз улыбкой. И Крис совсем не чувствовал её страха, потому что для страха больше не было места.
— А ещё она говорила, что нить никогда не обрывается просто так. Что она заканчивается там, где ей нужно закончиться, чтобы узор продолжался, оставаясь гармоничным. И если мы не понимаем, для чего это нужно, то лишь потому, что не можем видеть всей картины. А на самом деле даже самая короткая нить вносит что-то своё. Даже самая короткая нить навсегда остаётся в узоре.
Слёзы склеивали её ресницы, текли по щекам, отражая голубизну неба и радужные солнечные блики.
— Иногда я думаю, что если буду достаточно незаметной, то моя нить не оборвётся дольше. Если есть кто-то, кто создаёт эту картину… Может быть, как только я сделаю что-то по-настоящему значимое, он решит, что я выполнила свою задачу и больше ничего не могу привнести в узор. Или, наоборот, привнесу в него что-то, если моя нить завершится сейчас, какой-нибудь эффектной завитушкой. Особенно если эта завитушка может повлиять на путь какой-то другой нити. Более важной. — Мэй странно усмехнулась. — Но это всё глупости, конечно. Иногда никакого высшего смысла нет. А есть, например, реверсивная гиперфункция поля. Такая дурацкая наследственная болезнь, которую даже диагностировать заранее нельзя. Есть группы риска, и больше ничего. Нельзя предугадать, когда случится приступ. Просто человек отключается — и всё. Пять, десять минут — и его нет. И ты ничего не можешь сделать. Только стоять рядом и смотреть, как его убивает собственное поле. Просто так. Без причины.
Мэй тихо всхлипнула, и Крис коснулся её руки. Просто коснулся — не пытаясь смягчить её эмоции, не пытаясь делиться своими. Как будто вовсе не существовало ни его поля, ни её дара. Коснулся в бесхитростном жесте, от начала времён говорящем одно — самое простое и самое важное.
