История одной практики (СИ) - Лисочка С. (версия книг TXT) 📗
Ночь была звездной, хотя луна шла уже на убыль, наш маршрут проходил мимо эльфийских особняков и я рассказывала про карнавалы в Винчеции, где в свое время пожила несколько лет. А он слушал, слушал и иногда задавал вопросы — в Винчеции ему бывать не приходилось, хотя он тоже много путешествовал. А когда дежурство закончилось, вдруг вызвался меня проводить домой и я не стала отказываться.
— «Черная орхидея» был тогда одним из тех вольных отрядов, которые несли службу в приграничных крепостях, — рассказывал Бригир. — Совпало так, что у отряда как раз вышел срок контракта, и они заключили другой, с приграничным городом Касимой на отлов разбойников, которые отчего-то расплодились в местных лесах. Этот контракт был успешно сдан и, откровенно говоря, отряд был теперь на мели. За разбойников заплатили совсем немного, перспектив для работы в тех краях более не было никаких, солдаты же хотели регулярно есть, пить, и, по возможности, развлекаться. Капитан предложил двинуться на крайний юг, где, по слухам, была работа по охране границы от нашествия горцев-дикарей. Всего в отряде было сто шесть человек, в то числе: десяток арбалетчиков, три десятка лучников, два десятка конных пикинеров, два мага, причем мага весьма посредственных, сказать к слову, затем лекарь, сам капитан, да два лейтенанта и кастелян, по совместительству повар. Посыльный от маркизы нагнал их, когда они уже пылили по юго-восточной дороге, и, после кратких переговоров и озвучивания баснословной суммы, на которую посланник согласился, не торгуясь, отряд развернулся и спешно выдвинулся в сторону Варлеана. В городе они пробыли совсем мало, меньше суток — время жало, доброхоты сообщали, что в Туарине уже знают о смерти его светлости, и армия уже практически выступила к Жарковоротью.
— А что такое Жарковоротье? — спросила Банни.
— Это неширокий проход между Туаринских гор, — ответил Бригир, — по сути, единственная короткая дорога на Варлеану. Есть другие, но они идут в обход горного кряжа, если идти армией, то по ним теряешь дня три-четыре из-за особенности местности. В самом узком месте Жарковоротья, на выходе из ущелья проход сужается всего до десятка метров — этакое бутылочное горлышко. Когда-то давно, там, на выходе из прохода, стояла сторожевая башня, как раз на случай войны. Но войны не было долго. Очень долго. Про башню не то забыли, не то ее намеренно забросили, и от крепких некогда стен к тому времени осталась лишь груда камней. Старый маркиз больше полагался на силу договоров, а не мечей, содержание башни стоило денег, так что ничего удивительного. В развалинах путешественники делали ночной привал, пересекая границу, существовавшую больше на бумаге. Там бил родник и росла дубовая рощица, по ночам задорно пели цикады и сверчки, и хорошо было сидеть перед костерком, смотря в чистое ночное небо. Развалины башни показались капитану лучшим вариантом для того, чтобы разбить лагерь и занять оборону; собственно, больше места для лагеря и не было — стены ущелья были высоки и неприступны, а здесь были хоть какие-то шансы остановить армию.
Конечно, я пригласила его к себе на чашку чая, и на этот раз отказываться не стал он. Мы поднялись ко мне, я заварила купленный накануне красный чай с лимонной коркой и кусочками имбирного корня, и мы проговорили до той поры, пока утренний сон не стал наваливаться на меня свинцовым одеялом. О чем мы разговаривали? Не знаю, не вспомню. О нем, обо мне, о городе, обо всем на свете. Этот разговор за чаем сам стал похож для меня на чашку чая: я почти не чувствую вкусов, зато хорошо ощущаю ароматы и послевкусье. Так и с ним получилось: важно было не то, о чем мы говорили, а то, ощущение, которое дала мне эта беседа. Когда забрезжил рассвет, я извинилась, и он оставил меня одну. Мне так хотелось задержать его, но в тот раз я не решилась его об этом попросить. Впрочем, никогда я еще не засыпала такой счастливой, как в то утро. Сон для вампира — это маленькая смерть, что утренний, что вечерний. Не самое приятное ощущение, откровенно говоря. Зато тем ценнее пробуждение. Оно сродни воскрешению, и если я преувеличиваю, то самую малость. В то утро я умирала, чтобы воскреснуть и жить, потому что где-то рядом, в этом городе, был он.
— Большая армия? — поинтересовался Эрик.
— Солдат — человек семьсот, — ответил Бригир. — Магов, правда, не было. Но это — без учета оруженосцев и слуг. Отдельно был еще отряд саперов, человек в пятьдесят, кажется, но они в битве участия так и не приняли, так что их можно тоже не считать.
Эрик присвистнул, достал сигарету и прикурил от пальца.
— «Орхидея» прибыла на место раньше туаринской армии. Было позднее утро, а туаринцы подошли только тогда, когда начало темнеть. Судя по всему, они тоже собирались сделать ночной привал на выходе из Жарковоротья, но если они на это рассчитывали, то крупно просчитались. Конечно, капитан «Орхидеи» не терял времени — отряд успел не только изучить местность, но и сделать кое-какие приготовления, и даже слегка отдохнуть. Не особо торопясь, туаринцы вошли в проход, не ожидая встретить здесь ни одной живой души. Но их встретили. Звенели тетивы луков, с неба били молнии и лился огненный дождь, срывались камни со склонов ущелья, сминая, ломая походный строй. Вечерний сумрак стремительно сменялся ночной тьмой. В беспорядке протрубили трубы, отзывая войска. Ночью решено было не атаковать. Решение мудрое, как ни крути, ведь командующий туаринской армией Георг де Туаринье, кузен князя и правителя Туаринского, знать не знал, кто встал у него на пути и сколько их. Он решил, что Варлеана где-то раздобыла армию и оставил прояснение вопроса о численности противника на утро.
Утром я отправилась на службу и весь день вспоминала эту предутреннюю беседу. Этот желтеющий взгляд Бригира, тембр его голоса, позу, в которой он сидел за столом. Никогда ничего подобного я не испытывала ранее, хотя и слышала о таком. Считается, что вампир не может полюбить. Отчасти это правда, кровавая инициация многое дает нам, но и многое отнимает. Отнимает она и ту химию, на которой основываются человеческая любовь. Мы теряем способность к нормальному человеческому размножению, а вместе с ней теряем и интерес к сексу, как таковому. Тем не менее, любовь вампира существует. На что это похоже? На одержимость. Да, именно на нее. Я чувствовала, как мысли о Бригире заполняют меня, как они становятся частью меня, отодвигая все на задний план. Конечно, я могла бы взять себя в руки и прогнать их. Да, могла бы. Но мне совершенно не хотелось этого делать. Я была в тот день рассеяна и мечтательна, впрочем, Квентин и Вэнди этого, кажется, не заметили, а Илис наверняка заметил, но он от природы тактичен и вопросы не задавал. Как бы то ни было, когда я вышла из Управления, он ждал меня, сжимая в руке букетик цветов. Я даже не удивилась, будто знала, будто чувствовала, что так будет, что когда я выйду, он будет сидеть слева от крыльца на лавочке и ждать меня. Я взяла у него букет, и мы пошли гулять.
— Откровенно говоря, туаринцы не рассчитывали на сколько-нибудь серьезное сопротивление, — продолжил Бригир. Мы как раз вышли на улицу Стеклодувов, абсолютно безлюдную. — Они прекрасно знали, что армии у маркизата нет. Собственно говоря, армия, что попыталась пройти через Жарковоротье, тоже чуть ли не на четверть состояла из людей, которые солдатами не были. В первую очередь я говорю о придворных, желающих прославиться или, попросту, развлечься. Были там и настоящие кадровые военные, опытные, прекрасно знающие с какого конца держаться за меч, но настроение придворных повес отчасти передалось и им. Так что эта вечерняя стычка явилась для них полным сюрпризом. Имей «Орхидея» больше людей раза хотя бы в три, у нее был бы шанс закончить все этой ночью, преследуя и рассеивая противника. Но людей не было, а эффект неожиданности и некоторая паника, которыми можно было бы воспользоваться, совершенно рассеялись к утру. Утром к защитникам выдвинулся посол, размахивая белым кружевным платком. Легкомысленный повеса, брат фаворитки самого князя. Навстречу ему вышел капитан, Густав Кашида, стареющий воин, у которого шрамов на теле было поболее, чем прожитых лет у его собеседника. Диалог был короток, и парламентер ускакал в лагерь, а «Орхидея» стала готовиться к новому бою.
