Божьи воины. Трилогия - Сапковский Анджей (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗

– Ой, видится мне, брешешь ты, господин.

– Отпусти рукав, парень.

– А не отпущу, то что?

Демерит несколько мгновений глядел ему в глаза. Потом резким рывком выбил его из равновесия, с полуоборота пнул в голень, под самое колено. Овчар хлопнулся на колени, а Шарлей коротким ударом сверху переломил ему нос. Мужик схватился за лицо, из-под пальцев обильно полилась кровь, яркой полосой украшая сермягу на груди.

Прежде чем крестьяне успели остыть, Шарлей вырвал у кума Гамрата палку и хватанул его по виску. Кум Гамрат сверкнул белками глаз и повалился на руки мужика, стоявшего позади него, а демерит треснул и того. И тут же закружился волчком, колотя палкой налево и направо.

– Беги, Рейневан! – рявкнул он. – Хватай ноги в руки!

Рейневан хлестнул лошадь, растолкал толпу, но убежать не успел. Крестьяне налетели словно свора гончих с обеих сторон, вцепились в упряжь. Рейневан работал кулаками как сумасшедший, но его стащили с седла. Он колошматил что есть сил и лягался, как мул, но и на него сыпались удары. Он слышал яростный рев Шарлея и сухой гул черепов, по которым тот дубасил осиновой жердью. Его повалили, придавили. Положение было отчаянное. То, с чем он пытался бороться, уже было не бандой крестьян, а ужасным многоголосым чудовищем, склизким от грязи, воняющей навозом, калом, мочой и скисшим молоком стоногой гидрой, размахивающей двумя сотнями кулаков.

Сквозь рев драки и шум крови в ушах Рейневан вдруг услышал боевые крики, топот и ржание лошадей. Земля задрожала от ударов подков. Засвистели нагайки, раздались крики боли, а давящее его многорукое чудовище развалилось на составные части. Агрессивные только что крестьяне теперь на собственной шкуре познали, что такое агрессивность. Летающие по просеке наездники разгоняли их лошадьми и беспощадно лупцевали плетками, секли так, что из кожухов аж летели клочья. Кто сумел, убегал в лес, но ускользнуть совсем не удалось никому.

Спустя минуту все понемногу улеглось. Наездники успокаивали храпящих лошадей, кружили по «полю брани», высматривая, кому бы приложить еще. Это была достаточно живописная компания, общество, с которым следовало считаться и нельзя шутить, что было видно с первого взгляда как по одежде и сбруе, так и по физиономиям, отнести которые к разряду бандитских было нетрудно даже не очень опытному физиономисту.

Рейневан встал. И оказался перед самым носом серой в яблоках кобылы, на которой, оберегаемая двумя конниками, сидела полная и симпатично пухленькая женщина в мужском вамсе и берете на светло-палевых волосах. Из-под украшающего берет пучка перьев золотистой щурки смотрели жесткие, колкие и умные ореховые глаза.

Шарлей, который, похоже, отделался легкими ушибами, остановился рядом с ней, отбросил обломок осиновой жерди.

– Великий дух! Глазам своим не верю. И все-таки это не мираж, не иллюзия. Ее милость Дзержка Збылютова собственной персоной. Верно говорит пословица: гора с горой…

Серая в яблоках кобыла тряхнула мордой так, что зазвенели кольца мундштука, женщина похлопала ее по шее, молчала, изучая демерита колким взглядом ореховых глаз.

– А ты похудел, – сказала она наконец. – Да и волосы чуточку поседели, Шарлей. Ну, здравствуй. А теперь – убираемся отсюда.

– А ты похудел, Шарлей.

Они сидели за столом в просторном побеленном аркере на тылах постоялого двора. Одно окно выходило в сад на кривые груши, кусты черной смородины и звенящие пчелами ульи. Из другого окна была видна загородь, в которой спутывали и готовили в табун лошадей. Среди доброй сотни животных преобладали массивные силезские dextrerii – верховые лошади для тяжеловооруженных рыцарей, были также кастильские верховые, жеребцы испанской крови, были великолепные шахтные лошади, были мерины и подъездки [169]. В топоте копыт и ржании можно было то и дело услышать окрики и ругань машталеров [170] и членов эскорта с мерзкими рожами.

– Похудел, – повторила женщина с ореховыми глазами. – Да и голову вроде бы снежком присыпало.

– Что делать, – улыбнулся в ответ Шарлей. – Tacitisque senescimus annis [171]. Хоть тебе, ваша милость Дзержка Збылютова, годы, похоже, только добавляют красоты и привлекательности.

– Не льсти. И не «вашей милости», потому что я сразу же начинаю чувствовать себя старухой. Да я уже и не Збылютова. Когда Збылют преставился, я восстановила себе девичье имя – Дзержка де Вирсинг.

– Верно, верно, – покачал головой Шарлей. – Значит, распрощался с этим светом Збылют из Шарады, упокой, Господи, душу его. Сколь уж лет, Дзержка?

– На Избиение Младенцев два года будет.

– Верно, верно. А я все то время…

– Знаю, – обрезала она, окинув Рейневана проницательным взглядом. – Ты все еще не представил мне своего спутника.

– Я… – Рейневан мгновение колебался, решив наконец, что перед Дзержкой де Вирсинг «Ланселот с Телеги» может прозвучать и бестактно, и рискованно. – Я – Рейнмар из Белявы.

Женщина некоторое время молчала, сверля его взглядом.

– Действительно, – процедила наконец, – гора с горой… Откушаете бермушки [172], парни? Здесь подают отличную бермушку. Всякий раз, когда я здесь останавливаюсь, ем. Отведаете?

– Ну разумеется, – загорелись глаза у Шарлея. – Конечно же. Благодарю, Дзержка.

Дзержка де Вирсинг хлопнула в ладоши. Тотчас явились и забегали слуги. Здесь наверняка знали и уважали торговку лошадьми.

«Действительно, – подумал Рейневан, – она не раз должна была тут останавливаться с перегоняемым на продажу табуном, не один фролен оставила на этом постоялом дворе неподалеку от свидницкого тракта, у деревни, название которой я забыл». И не успел вспомнить, потому что подали еду. Спустя минуту они с Шарлеем поедали блюдо, вылавливая комочки сыра, работая липовыми ложками быстро, но в таком ритме, чтобы не сталкиваться в миске. Дзержка тактично молчала, присматривалась к ним, поглаживая вспотевшую от холодного пива кружку.

Рейневан глубоко вздохнул. Он ни разу не ел горячего после того, как пообедал у каноника Оттона в Стшельне. Шарлей же поглядывал на пиво Дзержки так многозначительно, что и им тут же принесли исходящие пеной кружки.

– Куда Бог ведет, Шарлей? – наконец заговорила женщина. – И почему ты ввязываешься по лесам в драку с мужиками?

– Идем в Бард, – беспечно солгал демерит. – К Бардской Божьей Матери, помолиться за исправление мира сего. А напали на нас неизвестно почему. Воистину мир полон беспорядков, а по трактам и лесам гораздо проще встретить мерзавца, чем аббатису. Голытьба напала на нас, повторяю, без всякого повода, руководимая грешной жаждой творить зло. Но мы прощаем наших обидчиков…

– Крестьян, – Дзержка прервала его словоизлияние, – я наняла, чтобы они помогли мне найти сбежавшего жеребца. А то, что это конченые хамы, не отрицаю. Но потом они что-то болтали о преследуемых, о назначенном вознаграждении…

– Выдумка праздных и досужих умов, – вздохнул демерит. – Кто ж их поймет…

– Ты сидел под замком на монастырском покаянии. Правда?

– Правда.

– И что?

– И ничего. – На лице Шарлея не дрогнул ни один мускул. – Скукотища. Один день похож на другой. И так по кругу. Матутинум, лаудесы, прима, терция, потом на Барнабу, секста, нона, потом на Барнабу, вечерня, комплета, на Барнабу… [173]

– Перестань наконец вилять, – снова прервала его Дзержка, – ты прекрасно знаешь, о чем я. Так что говори: смылся? Тебя преследуют? Назначили награду за поимку?

– Боже упаси! – Шарлей изобразил из себя оскорбленную невинность. – Меня освободили. Никто за мной не гонится, никто не преследует. Я – свободный человек.

– Господи, ну как же я могла забыть, – язвительно бросила она. – Ну ладно, пусть будет так. Верю. А коли верю… То вывод напрашивается простой.