Золотой ключ. Том 2 - Роберсон Дженнифер (список книг .TXT) 📗
Верховный иллюстратор решил не напоминать Коссимио, что дети всегда смеются, когда их щекочут, а младенцы вообще ничего не понимают, кроме того, что им хочется есть, спать и быть сухими. Меквель просто смирился с неизбежным и присоединился к Коссимио у колыбели. В кармане лежала новая чистая кисть, и он погладил ею младенца по щеке. Алессио радостно загукал, заворковал и срыгнул.
— Неподходящий звук для будущего Великого герцога, — заметил Меквель, — а запах и вовсе отвратительный, надо бы его переодеть. Но, знаешь, я все же вижу, почему от него невозможно оторваться. Он такой маленький и беспомощный, так трогательно смотрит на нас своими большими глазами… Кажется, что даже у такого старого евнуха, как я, сохранился отцовский инстинкт.
— Евнуха! — расхохотался Коссимио и осторожно похлопал Меквеля по плечу — старые кости день ото дня становились все более ломкими. — Я еще не выжил из ума и прекрасно помню Дорию, Фелиссину, Иберру, Олландру, Томассу — не говоря уже о двух этих рыженьких сестричках из Гхийаса! А та малышка из Пракансы, которая и вправду чуть не сделала тебя евнухом, когда застала вас вдвоем с очередной кузиной!
— Косей, — ухмыльнулся Меквель, — что это за тема для беседы в присутствии невинного младенца! И не вздумай рассказывать всего этого Алессио, когда он подрастет. Что он тогда подумает о своем дядюшке Квеллито?
Выразительное лицо Коссимио сразу перестало сиять. Он поднял ребенка и прижал его к себе, глядя на Меквеля поверх пушистой головки.
— Когда он подрастет, а тебя уже не будет — ты это хочешь сказать? Я, кажется, запретил…
— И я сказал тогда, что сделаю все, что в моих силах, — мягко ответил Меквель. — Я постараюсь. Косей, я же обещал тебе.
— На, — внезапно сказал Коссимио, — подержи его.
— Но я не очень хорошо умею…
— Я сказал, подержи его!
Коссимио сунул ему в руки младенца. Да, отцовский инстинкт действительно существует. Даже Меквель, стерильный иллюстратор, у которого никогда не было собственных детей, взял ребенка очень нежно и осторожно и держал так, чтобы ему было удобно. Он прикоснулся губами к темным кудрявым волосикам и улыбнулся.
— Стой так, — грубовато приказал Коссимио. — Стой. На этот раз я нарисую картину, мой Верховный иллюстратор, нарисую ее в своем мозгу, чтобы каждый раз, когда я закрою глаза, я мог увидеть тебя с ним. На случай, если ты не сможешь выполнить свое обещание.
— Косей… — Меквель был так тронут, что не мог найти нужные слова. — Это не в моих… Я знаю, что я сказал… Но не от меня зависит… — Он прочистил горло и закончил:
— Я постараюсь. Ты же знаешь, я постараюсь.
— Это все, о чем я прошу. Пожалуйста.
Алессио помахал кулачком у самого лица Меквеля. Художник потерся щекой о крошечные изящные пальчики и позволил себе один-единственный раз расслабиться и почувствовать всю горечь от осознания того, что, когда Алессио исполнится пять, его уже не будет.
— Хорошо, — тихо ответил он, — я постараюсь.
.., когда я выйду отсюда, все еще будет весна? Если я вообще когда-нибудь выйду отсюда. Он дал мне лампу и свечу, чтобы разогнать темноту, дал воду для питья и деревья за окном, но фитиль не пахнет, сгорая, вода безвкусна, и листья деревьев не шуршат от ветра. Даже он не смог нарисовать ветер…
Будет ли все еще весна? Та же весна? Или пройдет год, десять лет, двадцать…
Почему он не мог просто забрать жизнь моего ребенка, зачем ему понадобилось выкрасть меня из жизни? Он же мог забрать эту жизнь у меня под сердцем, не отнимая у меня мира с его весной, запахами, вкусом и живым ветром…
Освободит ли он меня, пока жив?
Или он научился обманывать Смерть, так же как обманул Жизнь?
Каждое лето все, кто мог себе это позволить, бежали от жары и вони Мейа-Суэрты. Кто ехал на восток, к морю, кто на север, в Монтес-Астраппас, или на запад, в расположенный на высоком холме город Гранидиа. Некоторые даже забирались далеко на юг, на побережье Шагарры, где вдали были смутно видны тза'абские пески. Но куда бы ни ехали богачи, мечтали они все только об одном — о прохладном ветерке.
Этим летом, несмотря на известия о новых небольших толчках в Кастейе, добрая половина придворных отправилась на север. Ведь по дороге на север можно было отдохнуть в Корассоне. Одни приезжали из любви к Мечелле, привозя подарки для ее нового чудесного дома. Другие — из любопытства, мечтая взглянуть на памятник былому могуществу Серрано, где мужчины до'Веррада развлекались когда-то со своими любовницами. Были и такие, кто приезжал шпионить для Арриго, который не присоединился к своей семье в Корассоне. Он все еще не простил Мечелле эту покупку.
Король Энрей был очень щедр, когда узнал о рождении первого внука. Но он дал точные указания насчет того, как надо распорядиться этими деньгами. Треть от внушительной суммы должна была пойти на образование, вторая треть — на строительство долгожданного детского крыла в больнице Мейа-Суэрты, остальное получала сама Мечелла. Большую часть денег она потратила на покупку Корассона. Арриго, который оставался в Палассо, чтобы иметь возможность сразу же заняться любым подвернувшимся делом, почти каждый день сталкивался с людьми, напоминавшими ему о необычайной щедрости короля Энрея. Энергичный молодой санкто, представлявший школы екклезии, один за другим предлагал планы постройки новых зданий и реконструкции старых. Советники по здравоохранению и общественным работам засыпали его архитектурными проектами, планами и сметами, касающимися больницы. Дамы — члены всевозможных благотворительных комитетов его матери — присылали письма, в которых говорилось о больнице, о школах и снова о больнице. И ни один из них — ни санкто, ни советники, ни дамы — не забывал благословить короля Энрея и поблагодарить Арриго за то, что он дал жизнь такому замечательному ребенку и женился на такой чудесной женщине, как Мечелла.
— Я начинаю понимать, — сказал он однажды ночью Тасии, — почему женщины недовольны, когда их считают всего лишь племенными кобылами. Меня никогда так не любили за мои собственные дела, как любят за то, что я оказался хорошим жеребцом и сделал принцессе ребенка.
То, что он сумел пошутить на эту тему, было для Тасии большим облегчением и лишним признаком того, что она уже почти приручила его. Арриго готов бью вернуться к ней. Он в ней нуждался. В течение зимы и весны они постепенно возобновили отношения, и настроение Арриго так же постепенно стало улучшаться. Он расслаблялся, и Тасия с удовлетворением наблюдала, как разглаживаются морщины на его лице.
Тасия и Арриго встречались не каждую ночь, как раньше, во время их двенадцатилетней связи. Но каждый день надежные слуги передавали в обе стороны записки, содержащие все, — от событий дня и последних сплетен до слов любви и желания. Иногда они встречались в ее городском доме, иногда она проскальзывала в Палассо по черной лестнице. Дважды за это лето им удавалось улизнуть в Чассериайо и с десяток раз — в Каса-Рекколто. Почти все придворные покинули столицу, так что немногие могли увидеть их и распускать сплетни, но они все равно соблюдали осторожность.
Друзья Арриго присылали ему письма из Корассона. От постоянного ремонта в доме не продохнуть от пыли. Комнаты расчищают и обставляют заново. Коссимио и Гизелла до безумия любят своих пятерых внуков. Тересса с каждым днем все хорошеет. Алессио быстро растет. Малдонно теперь прекрасный наездник. Гризеллу застали, когда она целовалась с поваренком, Лиссия хохотала как безумная. Маленькая Риобира под руководством Лиссины вышивает подушки для гостиной. И дальше о Мечелле. Какая она любезная хозяйка, какая любящая мать, как она сияет от счастья в своем новом чудесном доме.
Такие же тошнотворные письма получала и Тасия. Однажды ночью, лежа рядом с Арриго в его постели, она собралась с духом и сказала:
— Знаешь, тебе надо поехать нанести им визит.
— Хм-м? И куда же поехать?
— В Корассон.
Он заворчал и потянулся за стаканом вина, стоявшим на столике рядом с кроватью.
