Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
— Я, когда сюда приехал, — говорил Энгуль, — долго не мог привыкнуть, что кругом столько деревьев и они такие высокие, такие толстые, и что земля так щедро родит.
— Ты, думается, потому и покинул свой Йокульсей, что там холодно и голодно?
— Не-а, — махнул рукой Энгуль, — жить везде холодно и голодно. Просто там очень скучно!
— Здесь уж точно повеселишься перед смертью, — заметил Фрости Сказитель. Он, как и Хродгар, был родом с Тангбранда. Он знал множество саг, легенд, преданий и просто смешных рассказов, потешая по вечерам народ. Хаген спросил его, зачем ему быть викингом, если он с его памятью и даром сказителя мог бы неплохо жить при дворе любого конунга.
— Поживи с моё, — добродушно посоветовал Фрости, — и узнаешь, что конунги — самые мрази. При любом королевском дворе говна больше, чем в самом засранном свинарнике. Ни на Ближних, ни на Дальних островах конунгов — за редкими исключениями — не терпят, и правильно делают. Альдермана, хёвдинга или годи выбирают, он каждый день смотрит в глаза своим людям и держит перед ними ответ. Это, думается, лучше всего. Любой этелинг, дорвавшийся до власти, будь он трижды благороден, превращается из вепря сражений в вонючую свинью.
— А как же Гуннар Гьюкунг? — возразил с прохладной улыбкой Орм Белый, племянник Сигурда ярла, владыки острова Талсей. — Или не будем трогать седой туман древности: что бы ты сказал о Хольгере, конунге Линсмарка, или о Хродмаре Вальдинге, конунге Вальдмара?
— Или, например, — робко добавил Хаген, — об Арнкеле, владыке Вестандира?
— Бывшем владыке, — рассмеялся Фрости, — что можно сказать о человеке, у которого дверг обрюхатил дочь? Ну, он славно сжёг какой-то городишко в Андарланде, вот и все его заслуги. Но при его наследниках викинги грабят Сторад, и ничего, Атли Ястреб пока жив!
— Именно что — ПОКА жив, — бросил как бы между делом тощий муж с длинным лицом, в котором Хаген опознал Мара Дюггварсона, того самого, чья снека присоединилась к драккару Атли Ястреба у берегов Сторада. Мар кивнул Фрости:
— Но продолжай, расскажи нам о кольцедарителях всю правду, какую знаешь!
— Много я странствовал, много я видел, многих я сильных изведал, — спокойно и с достоинством вёл речь Фрости, — но мало хорошего могу сказать о Хольгере Вепре, потому что он едва взошёл на престол. О Хродмаре Хёрдасоне тоже сказать нечего: все помнят, как он однажды пришёл сюда, в Гравик, и хотел принудить нас к повиновению. Говорил, что раз уж мы живём в Вальдмаре, на его землях, то должны ему повиноваться! Не дурак ли? Можете выйти на стену, и я покажу вам черепа его людей, которые украшают частокол. А древний конунг Гуннар сын Гьюки славен лишь тем, что достойно встретил смерть в яме со змеями! Говорят, он играл на арфе пальцами ног, ибо руки его были связаны… Гильс, а ты так можешь?
— Если бы он не играл, — усмехнулся Гильс, — то, быть может, змеи не рассердились бы и не искусали его до смерти. Потому, думается, играл он скверно, и нет желания повторять его подвиг!
— Это ложь, — заметил Халльдор Виндсвалль, о котором говорили, что он колдун, — все знают, что змеи глухие, как пень. Видимо, конунг играл СЛИШКОМ скверно…
— А драконы? — спросил Хаген сквозь общий смех. — Драконы тоже глухие?
Халльдор проговорил задумчиво:
— Единственный дракон, кого я знал, глухим не был. Уж это точно.
— Выходит, они ещё живы? — спросил Торкель.
— Скорее да, чем нет, — пожал плечами Халльдор, и больше о том не говорил.
Орм же Белый, улыбаясь всё так же холодно и сладко, спросил Фрости:
— А чем же ваш Гримкель Баранье Клеймо лучше любого из конунгов? Или его прозвали Полутроллем за красивые разноцветные глаза?
— А что — Гримкель?! — вскипел Фрости. — Вот, погляди на того бычка с прядью на голове! — показал на Хродгара, который обгрызал мясо с жареной козьей ноги. — Спроси у него, как поживает Гримкель у себя в усадьбе, он многое тебе расскажет! А, Хродгар?
Хродгар промычал что-то ругательное.
— Вот так-то! — назидательно вскинул палец Фрости. — Горжусь моим земляком! Это я подарил ему оберег из медвежьего клыка. Он берёг меня во всех битвах и пьянках. Смотри, не снимай!
Хродгар кивнул. Наверное, не хотел погибнуть в жестокой и беспощадной северной пьянке.
— Ну хорошо, — продолжал Орм, — сын отомстил за отца, и ты сложишь об этом сказание, а я первый дам тебе за него десять червонных гульденов. Но вот скажи: разве одного отца погубил Гримкель? Что твои земляки столько ждали, пока щенок покажет себя волком? И не они ли, твои земляки, сами утвердили его дроттингом всего острова?
— К чему это ты? — нахмурился Фрости.
— К тому, — расплылся в ухмылке от уха до уха племянник ярла, — что бонды — воистину глупы. Глупы и слабы. Всегда выбирают себе троллей в господа, а потом плачут. Овцам нужен сильный пастух, чтобы защищать от волков. И от слишком злобных баранов.
— Мало правды в твоих словах, — возразил Хаген неожиданно, — кажется, редко такие чудовища, как этот Гримкель, избираются на тинге. Чаще выбирают людей надёжных, таких, как Борк, альдерман в Эльденбю. Коль я солгал в силу скудоумия, — спешно добавил юноша, — пусть меня поправят разумные мужи.
Разумные мужи не поправили. Зато Рагнвальд Жестокий, побратим Орма, плюнул под ноги — то ли себе, то ли Хагену, а скорее — Фрости:
— Так что же эти бонды не смогли обуздать чудовище? Что же ты, Фрости, не вызвал его на поединок, не отомстил за земляков? Или ты — Сказитель, и это не твоё дело?
Тут все разом замолчали, и жуткая тишина заполонила бьёрсаль. Это был вызов. И все смотрели на побледневшего Фрости. Сказитель же медленно убрал руку с рукояти ножа, откинулся на скамье, неспешно хлебнул пива и криво усмехнулся в глаза Жестокому:
— Рановато я отбыл с Тангбранда, а то, конечно, позвал бы Гримкеля на хольмганг. Но, видишь ли, друг мой Рагнвальд, мне пришлось покинуть родные края, потому что я убил человека по имени Гаутрек Дерьмо. Не подумай только, что мне доставило радость пачкаться в нечистотах — просто Гаутрек, который вполне заслужил прозвище, зарубил моего отца. Мой батюшка Фрости Моёвка был не таким человеком, за которого можно было не мстить. Понимаешь?
— Не держи зла на моего друга, Фрости Фростарсон, — мирным тоном сказал Орм, — он не знал об этом случае. Всяко, тут никто не ставит под сомнение твою доблесть.
— А я готов развеять любые сомнения, — заверил Фрости.
Тогда народ начал расходиться. Тут Мар Дюггварсон бросил Хагену:
— Поди-ка сюда, щенок!
Щенок послушно подошёл. Был бы хвостик — завилял бы. Торкель двинулся было следом — мало ли что, но Хаген жестом остановил его: спокойно, мы — старые друзья, поди, мол, погуляй. Торкель молча кивнул и вышел.
— Твоё лицо кажется мне знакомым, — прищурился Мар.
— Нетрудно сказать отчего, — Хаген убрал со лба волосы, — видишь этот шрам над бровью? Кто из твоих людей оставил его? Впрочем, нет — это был твой сапог.
Мар нахмурился:
— Память моя не стала яснее. Может, освежишь? Где мы встречались?
— На борту твоей снеки. Прошлым летом. Я прыгнул в воду с «Курочки», твои люди меня выловили и немного поучили, как годится.
Лицо Мара вытянулось ещё сильнее и стало похоже на толстую сосульку.
— Так ты тот самый неудачливый тюлень? Это ты грозил Ингмару Хювборгу предсмертным проклятием? Ты изменился, хотя и не выглядишь мёртвым.
— Да как-то не повезло умереть, — пожал плечами Хаген.
— А как сюда занесло? Был рабом, а стал волчонком?
— Меня вытащил Арнульф сэконунг. Отныне я его человек! — гордо сказал Хаген.
— Тогда мне нет удачи тебя убивать, — покачал головой озадаченный Мар. — Ну, садись, коли не боишься, выпьем ещё по чарке! Расскажешь нам, как вещие духи свели тебя с Арнульфом.
Хаген не хотел пить, но и отказывать постеснялся. Кроме того, у него вдруг возникло дело к этому человеку. Представившись как подобает, Хаген потешил Мара и его людей рассказом о своих злоключениях на Эрсее. Мар отсчитал ему полмарки медью:
