Коготь миротворца - Вулф Джин Родман (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
За фруктовым садом начинался огород, такой старый, что о нем, наверное, все позабыли, кроме тех, кто за ним ухаживал. Каменная скамья когда-то была украшена резьбой в виде человеческих лиц, но их черты стерлись и стали почти неразличимыми. Там было только несколько клумб с самыми простенькими цветами, а все остальное пространство занимали грядки с благоухающими пряными травами: розмарином, мятой, базиликом, рутой, ангеликой. После бессчетных лет неустанного труда местная почва стала темной, как шоколад.
Был там еще и ручеек, из которого Доркас, несомненно, и набирала воду. Некогда вода поступала в фонтан, но теперь от последнего остались лишь несколько струй, бьющих со дна мелкого бассейна. Вода переливалась через край и по каменным желобам стекала к фруктовым деревьям. Мы опустились на жесткое сиденье. Я прислонил меч к спинке скамьи, и Доркас тут же взяла меня за руку.
– Я боюсь, Северьян, – начала она. – Мне снятся такие ужасные сны.
– С тех пор как я уехал?
– Все время.
– Когда мы вместе спали в поле, ты сказала, что видела хороший сон. Он был очень подробным и похожим на явь.
– Если тот сон и был хорошим, то теперь я не могу его вспомнить.
Я уже обратил внимание на то, что она старательно отводит взгляд от воды, струившейся меж развалин фонтана.
– Каждую ночь мне снится, будто я иду по улице, на которой множество лавок. Я счастлива или, по крайней мере, довольна. У меня с собой много денег и список вещей, которые нужно купить. Я снова и снова повторяю его про себя и прикидываю, в какой части города смогу купить то или иное, самого лучшего качества и по самой невысокой цене.
Но вот я захожу то в одну лавку, то в другую и постепенно начинаю понимать, что все меня ненавидят и презирают; и это потому, что они думают, будто я нечистый дух, принявший обличие женщины. Наконец, я попадаю в крошечную лавчонку. Ее хозяева – старик со старухой. Старуха плетет кружево, а он раскладывает его передо мной на прилавке. Мне слышно, как где-то позади меня трутся одна о другую нитки.
Я спросил:
– Что же ты собираешься купить?
– Крошечные платьица. – Доркас развела на полпяди узкие белые ладони. – Может, для куклы. Особенно хорошо я запомнила рубашечки из тонкой шерсти. В конце концов, я выбираю одну из них и протягиваю старику деньги. А это вовсе не деньги, а ком грязи. У нее тряслись плечи, и я обнял ее.
– Мне хочется крикнуть, что это неправда и я не злой дух, за которого они меня принимают, но я знаю – тогда, они сочтут это окончательным доказательством своей правоты, и слова застревают у меня в горле. Самое ужасное, что в это самое время нитки перестают скрипеть. – Она сжала мою свободную руку, словно для того, чтобы я лучше усвоил сказанное. – Я знаю, что никому не понятен мой страх, кроме тех, кто видел такие же сны, но это ужасно. Ужасно.
– Может быть, теперь, когда я с тобой, он не повторится.
– А потом я засыпаю, вернее, проваливаюсь в какую-то черноту. А если не просыпаюсь, вижу другой сон. Будто я в лодке, а она плывет по призрачному озеру.
– Ну уж, по крайней мере, в этом-то нет ничего таинственного. Ты плавала в такой лодке с Агией и со мной. А хозяином лодки был человек по имени Хильдегрин. Ты наверняка помнишь наше путешествие.
Доркас покачала головой.
– Это вовсе не такая лодка, а гораздо меньше. Ею правит старик, а я лежу у его ног. Я не сплю, но не могу пошевельнуться. Руки опущены за борт, бороздят темную воду. Лодка уже вот-вот должна коснуться берега, и тут я падаю в воду, но старик этого не видит. Погружаясь все глубже, я вдруг понимаю, что он даже не знал обо мне. Скоро свет совсем гаснет, и мне становится очень холодно. Где-то далеко наверху раздается любимый голос. Он зовет меня по имени, но я не могу вспомнить, чей это голос.
– Это мой голос. Я хочу разбудить тебя.
– Может быть. – След от удара плети, полученного у Врат Скорби, клеймом горел на ее щеке.
Некоторое время мы сидели молча. Соловьи уже смолкли, но на всех деревьях пели канарейки, и я заметил попугая, мелькнувшего меж ветвей, как крошечный посыльный в пунцово-зеленой ливрее.
Наконец, Доркас снова заговорила:
– Какая страшная вещь – вода. Мне надо было бы привести тебя в какое-нибудь другое место, но я просто не могла ничего придумать. Лучше бы мы сели на траве вон под теми деревьями.
– Почему ты так боишься воды? Посмотри, как это красиво!
– Да – на солнце. Но по природе своей вода всегда стремится вниз и вниз, подальше от света.
– Но ведь она поднимается снова, – проговорил я. – Дождь, который ты видишь весной, – это та же вода, что бежала по канавам прошлой осенью. По крайней мере, так учил нас мастер Мальрубиус.
Она улыбнулась – словно в небе вспыхнула звезда.
– Хотелось бы в это верить. Даже если это и неправда. Северьян, с моей стороны глупо говорить, что я не встречала человека лучше тебя. Потому что ты единственный хороший человек, которого я знаю. Но мне кажется, что, если бы я знала тысячи других, все равно ты был бы лучшим из них. Вот о чем я хотела с тобой поговорить.
– Если ты нуждаешься в защите, можешь на меня рассчитывать. Ты это знаешь.
– Дело совсем не в этом, – возразила Доркас. – В каком-то смысле я сама хочу защитить тебя. Вот это уже действительно звучит глупо, правда? У меня нет даже семьи – никого, кроме тебя, – а все же мне кажется, что смогу тебя защитить.
– Но у тебя есть Иолента, доктор Талое, Балдандерс…
– Они никто. Северьян, неужели ты сам этого не чувствуешь? Я тоже никто, но они значат еще меньше, чем я. Прошлой ночью в палатке нас было пятеро, и все же ты был один. Как-то ты сказал мне, что тебе недостает воображения, но не почувствовать этого ты не мог.
– Значит, вот от чего ты хочешь спасти меня – от одиночества? Я был бы счастлив.
– Тогда я дам тебе все, что смогу, и так долго, как смогу. Но больше всею мне хотелось бы защитить тебя от мирских пересудов. От того, что о тебе думают. Северьян, ты помнишь мой сон? Как все эти люди в лавках и на улице считают меня каким-то нечистым духом? А может, они правы?
Она дрожала. Я крепче прижал ее к себе.
– Отчасти потому тот сон и причиняет такую боль. А отчасти – потому, что я знаю: они не совсем правы. Да, во мне сидит нечистый дух, но во мне есть и нечто другое – и это тоже я.
– Как ты можешь быть злым духом? В тебе нет ни капли дурного.
– Нет есть. – Она подняла на меня серьезные глаза. Никогда прежде я не видел в этом точеном лице, освещенном утренним солнцем, такой прелести и чистоты. – Есть, Северьян. Ведь и ты можешь быть таким, каким видят тебя люди. Да, иногда ты бываешь именно таким, как говорят. Помнишь, мы видели, как собор взвился в воздух и сгорел в мгновение ока? И как мы потом блуждали в лесу, пока не увидели свет, а там оказались доктор Талое с Балдандерсом. Они готовились к представлению вместе с Иолентой.
– Ты держала меня за руку, – подхватил я. – Мы разговаривали о философии. Разве я могу это забыть?
– Мы вышли на свет. Ты помнишь, что сказал доктор Талое, увидев нас?
Мой разум вернулся в тот вечер, завершивший день казни Агилюса. Я снова услышал рев толпы, крик Агии, затем удары Балдандерсова барабана.
– Он сказал, что теперь все в сборе. И назвал тебя Невинностью, а меня – Смертью. Доркас с серьезным видом кивнула.
– Правильно. Но ты же не Смерть, как бы часто он так тебя ни называл. Тогда уж и мясника, который каждый день забивает скот, можно назвать смертью. Для меня ты – Жизнь. Ты юноша по имени Северьян, и в твоей власти сменить одежду и сделаться рыбаком или плотником.
– У меня нет желания покидать гильдию.
– Но ты мог бы это сделать. Хоть сегодня. Людям не нравится считать других просто за людей. Они придумывают для них названия и этим связывают их по рукам и ногам. Но больше всего мне бы не хотелось, чтобы связывали тебя. Доктор Талое будет похуже большинства. Он по-своему лжец…
Она не закончила фразы, и я осмелился заметить:
