Магия тени - Лазаренко Ирина (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
В Мошуке стали появляться люди, не знающие, как они очутились на городских улицах.
Они помнили все про себя: кто такие, как зовут, что умеют делать и чем занимались прежде. Эти люди хорошо знали город: и название его, и наместника, и места, где находятся лавки. Они могли назвать все городские ворота и помнили даже, что недавно на площади казнили заговорщиков.
Но они не помнили, где живут и кто их родня.
А потом обнаружилось, что другие горожане часто знают этих людей в лицо и по имени, и могут даже вспомнить какие-то связанные с ними события и смешные случаи. Но другие горожане точно так же не помнили, где живут «пропаданцы» или их родственники.
В считаные дни таких людей, орков, эльфов и гномов скопилось несколько десятков. Их расселяли по общинным избам, пустующим домам, постоялым дворам, старались приладить к разным полезным городу делам. В работе, в каждодневном общении, во всем прочем «пропаданцы» производили совершенно обычное впечатление и ничем не выделялись среди других горожан.
Никто не искал их, хотя весь город знал о потеряшках. Никто так и не сумел вспомнить, где они жили раньше.
Наверное, Бивилка смогла бы помочь, использовать свой искательский дар — но магичка была далеко.
Умме, как и матери Оля, очень не нравилось его стремление уехать из тихого, теплого, сытого Эллора. Да магу и самому не хотелось, однако остаться он не мог.
— Нравится мне туточки, — говорил он Умме, — так бы и остался навечно. Только как же в городе без меня, а? Не могу их оставить, понимаешь?
— Понимаю, — неохотно соглашалась Умма, а Оль думал, что не понимает она ничегошеньки.
С того дня, как магичка перебралась в Эллор, она не выезжала за его пределы — вот уже третий год она жила, отгородившись от большого мира красотой и неспешным течением здешней жизни. Как дивная зверушка или необычное растение, что во множестве встречаются в Эллоре и не водятся в Ортае. Которым, как всему краю исконцев, для жизни нужны особые условия, создаваемые древними, от предков доставшимися реликвиями.
Ничего они не понимали в том, что творилось за пределами их безопасного и благодатного края, в который почти невозможно было попасть чужаку.
И все-таки, в этом смысле думая об эльфах почти с небрежением, Оль отчего-то был уверен: соседям они помогут, когда станет совсем уж туго. Как помогли переезжим из ближайшего лагеря перебраться в дровосекову зимовку.
В Мошуке было холодно, грязно, неспокойно.
Вездесущая Эйла добросовестно пересказывала Олю новости и слухи — их было много и все о плохом. Вчера в вязницу посадили сразу два десятка человек — идеи, заложенные казненными смутьянами, все-таки дали свои плоды. Чем тяжелее становилась жизнь, тем чаще горожане приговаривали, что «рыба от головы тухнет», а значит, виноват во всем наместник, а значит, над городом должен стать другой человек. Правда, такого человека на примете у смутьянов вроде как не было, так что мало кто из горожан относился к их словам всерьез. Но бездельникам и неудачникам всех мастей такой взгляд на происходящее очень нравился, и они охотно повторяли слова про тухлую рыбу. И теперь новая партия заговорщиков ждала своей участи в вязнице, а старшина стражи крепко подозревал, что все лишь начинается.
Число «пропаданцев» приближалось к сотне. Оль посетил несколько общинных изб и согласился, что некоторых этих людей знал или видел прежде. Но когда гласник пытался вспомнить, где они живут и откуда взялись — в голове словно закрывалась невидимая дверь. Так же, как все прочие, Оль не мог сказать, где находится дом этих людей.
Поговаривали, что разбойники не просто так пропали с трактов: часть их откочевала на юг, а остальные подались в столицу. Про сам Арканат вести тоже доходили нерадостные: столица снова ожила, но так, что лучше бы оставалась безлюдной. Ее потихоньку заселяли и разделяли между собой разбойничьи банды, которых появлялось все больше — того и гляди, начнут делить меж собою не только столичные кварталы, но и оставшихся в Ортае людей: кому кого грабить, а кому перебираться в другие края, потому как на всех не хватит народу для грабежа.
Шутки шутками, а чем собирается питаться эта орава в крае, пораженном сушью?
Мошукских подлетков перестали гонять в Миры, вместо этого перебросив вместе со взрослыми на подготовку новой земли под пашню между городом и южной деревенькой — было решено по весне засеять ячмень, а позднее, даст Божиня, и овес. Подлетки ругались страшно и всячески увиливали от работы — зато Тахар, Элай и Алера, освободившись от присмотра за детьми, могли уходить с Ычем еще дальше в леса.
Оль был уверен, что сам Пизлык на таком удалении от селений куда интересней, чем самые заброшенные Миры. Сам гласник к этому лесу относился с опаской еще после первого школьного экзамена, но интересно от этого было не меньше.
В ратушу к нему совсем перестали приходить люди. На улице многие отворачивались при встрече. Олю все думалось, что горожане, сами себя накручивая дурными мыслями, вот-вот начнут бросаться на него и друг на дружку. И еще — на местных самоучек, к которым пока что относились терпимей, чем к Олю. Их просто подчеркнуто не замечали — приятного мало, но все-таки лучше неприкрытой неприязни.
За несколько дней Оль при помощи ратушного призорца разобрал скопившиеся на полках бумаги, навел в кабинете порядок и даже окно протер — и затосковал.
За пределами города, кажется, жизнь прекратилась вовсе. Не вернулся ни один из голубей, которых Оль отправлял гласникам других селений, и ни один голубь не прилетел оттуда. Только Шадек исправно, раз в три-четыре дня, присылал магических серых птахов, давая другу знать, что путешественники живы-здоровы. Если бы не эти весточки, Оль бы уже всерьез задумался, осталось ли в Идорисе хоть что-нибудь помимо Эллора, Пизлыка и Мошука с прилегающими селениями.
Птахи вызывали у Оля и облегчение, и чувство неловкости. Выходит, правы были те, кто предлагал справляться с бедой целиком, а не «спасать людей одного за одним». И теперь вот выходит, что разумные маги движутся к правильной цели, а глупые и недальновидные маги болтаются бессмысленной колотушкой и ждут, что же из этого выйдет.
С «пропаданцами» гласник так и не смог ничего решить, хотя от него очень ждали помощи, да и сам он желал бы помочь. Их забывчивость (Кальен был с этим согласен) имела скорее магическую, чем болезненную природу — ни у кого из потеряшек лекарь не обнаружил тех признаков, что сопровождают старческую или потрясенческую потерю памяти. Похоже, что людей просто заставили забыть именно то, что нужно было забыть. И не только их, а и других горожан тоже.
Кто, зачем и как мог это сделать — Оль даже представить себе не мог. Они с Кальеном склонялись к мысли, что причина — в возмущениях околоземицы, а может быть — в демоновых кознях. Пусть Дефара и говорит, что демоны по большей части плевать хотели на людей, и путь это даже правда — но поди пойми, на что способна их меньшая часть! Оль ощущал отчаянную беспомощность — ведь именно теперь он должен был показать, что может взять горожан под защиту, избавить их от напасти — но ничего не мог поделать. Всякий раз, когда гласник собирался хорошенько все обдумать, на него нападала такая тоска и безучастность, что встряхнуться и переключиться на что-либо иное удавалось с большим трудом.
Горожане тревожились и все сильнее сомневались, что городские власти сумеют их защитить. Хон делал единственное, что мог — еще больше усиливал дозоры, хотя стражники и так уже сбивались с ног.
В те дни, когда Оль приходил в ратушу, Террибар вертелся рядом, делал вид, что ничего не произошло и что он не видит, как изменилось отношение гласника к нему.
Уставший от этого, Оль стал реже появляться в ратуше и чаще навещать то подобие городской лекарни, где принимал недужных Кальен. К нему горожане относились куда приветливей, чем к Олю, — как будто это Кальен шесть лет был их гласником, как будто это он знал в лицо чуть ли не всех жителей Мошука, помогал каждому из них в отдельности и всему городу в целом. Оль не позволял себе задумываться о человеческой неблагодарности и неправильном устройстве мира, но обида, незаслуженная и острая, мерзенько покусывала его изнутри.
