Отряд - Посняков Андрей (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Иван ухмыльнулся:
- Не достанем? Как знать, как знать. Не думаю я, чтоб Козинец со своим обозом в Архангельский городок пошел, - так и в самом деле слишком уж длинный путь получается. Зачем, если через Тихвин все уладить можно? Козинец ведь и послан улаживать.
- Почему ж ушел?
- Ушел? А кто тебе сказал, что он ушел? Скрылся на время в дальних лесах - я так мыслю. Видать, напугали… А кто его мог напугать?
- Кто? - эхом переспросил Митрий, хотя сам уже догадывался кто.
- Судебный старец Паисий - больше некому. Что-то он там такое раскопал.
- Так пойди к нему да спроси, - посоветовал Митрий.
Иван улыбнулся:
- Не так-то все просто, парень. К Паисию сперва приглядеться надо - я затем и Прохора в монастырь отправил. Как думаешь, справится Прохор?
- Прошка-то? - Митька засмеялся. - Конечно, справится! Он ведь не только кулаками махать, у него и ум имеется… правда, ленивый вельми. Но справится. Только ему все об главной цели обсказать надо. И про хлеб, и про купца этого, Козинца.
- Обскажем, - потянувшись, заверил Иван. - Завтра в шайку свою пойдешь, к этому, ушастому…
- Онисиму Жиле.
- Вот-вот, к Онисиму. Настропалишь там его, есть у меня одна придумка…
Придумку свою Иванко тут же и обсказал Митрию. Отрок слушал внимательно, не перебивая. Только вот улыбки сдержать не смог - слишком уж все несерьезно выходило. Впрочем, кому несерьезно, а кому и… Митрий шмыгал носом - почему-то очень уж смеяться хотелось. И еще одно хотелось…
Спросить, а правда ли говорят, будто царь на Москве - ненастоящий?!!
Так и не спросил про то Митька, постеснялся. Не о царе надобно было сейчас думать, о хлебе. Хлеб - всему голова!
Глава 12.
Судебный старец
Паки же древле враг наш диявол, не хотя роду християнского видети в добре, вложил в человецы лукавство, еже есть лихоимествовать, и введе многих людей в пагубу. Новый Летописец. О разбойницех и о посылке на разбойников
Июнь 1603 г. Тихвинский посад
Хэк!
Прохор словно игрушку опустил тяжелый колун на кряж. Чуть посопротивлявшись для вида, кряж недовольно скрипнул и развалился на две половины. А уж дальше дело пошло - располовиненные-то поленья куда как легче колоть. Прохор ими и не занимался, откидывал послушникам, сам же махал колуном - половинил кряжи. Ловко это у него получалось, ухватисто - будто морды в сходящей драке бил.
Хэк! Хэк!
Только летели по сторонам щепки.
Мимо проходившие чернецы невольно остановились полюбоваться:
- И ловок же ты, паря!
- Да уж, силой Господь не обидел! - Прошка обернулся, тряхнул рыжеватой прядью - красавец парень: силен, статен, голубоглаз, на подбородке бородка курчавится. А как дрова колет - любо-дорого посмотреть. Вот монахи и смотрели, правда недолго, - по делам шли.
- В послушниках у нас? - уходя, обернулся один, скромненький, умноглазый, иеромонах Варфоломей. Прошка знал уже - те чернецы, что грамотны и слово Божие истово проповедовать могут, священниками-иеромонахами становятся. Не все, конечно, а отцу архимандриту угодные. Вот и Варфоломей был из таких - большое влияние имел в обители Богородичной, с Паисием, старцем судебным, приятельствовал.
Улыбнулся Варфоломею Прохор, поклонился, перекрестясь:
- В послушниках, отче!
Иеромонах тоже улыбнулся в ответ, покивал:
- Инда тако работать будешь да молитвы Господу творить денно и нощно - скоро и рясофором станешь.
- Дай-то Боже! - Молотобоец снова перекрестился и, схватив колун, подошел к очередному кряжу.
Монахи разошлись по кельям, а послушники все кололи дрова, от заутрени и до самой обедни. Можно, конечно, было и на зиму заготовку оставить, по морозцу-то куда как веселей топором махать, да архимандрит свое видение имел - послушников испытывал не только в постах да молитвах, но и в трудах тяжких. Вот и орудовал колуном Прохор - аж употел. Ну да ничего, колол в охотку, чувствуя, как наливается крепостью тело. Эх, еще бы морды кому-нибудь сокрушить! Знать не думал Прошка, что будет вот так тосковать по доброй - стенка на стенку - драке, а вот, поди ж ты, пришлось! Эко бы сейчас сойтись со стретиловскими - выбрать кого посильней, помосластее, отбить пару ударов, а какой и пропустить для затравки, чтоб потом, улучив момент, двинуть от души правой в челюсть! Ну, не обязательно правой, можно и левой - Прохор и левой не хуже бил. Жаль, давно драки хорошей не было. Да и не поучаствовать: Прошка Сажень сейчас не пойми кто, то ли и в самом деле послушник, то ли беглый. А подраться хотелось, отвести душу…
Господи!
Прохор опустил колун и, вытерев со лба пот, перекрестился на Успенский собор. Господи прости, что за мысли-то греховные в голову лезут?! Ишь, подраться вдруг захотелось, плоть свою поганую потешить. Грех, грех! Отбросив колун, Прохор сотворил молитву и замер, прислушиваясь к тому, что делалось у него внутри. Желание подраться так и не проходило, вот ведь глубоко сидел в парне кулачный боец! Эх, Господи-и-и…
На звоннице затрезвонили колокола, созывая братию к обедне. Прохор огляделся вокруг - а дрова-то почти все уже и перекололи. По крайней мере, сучковатых кряжей не осталось вовсе, так, всякая мелочь.
Проходивший мимо отец келарь, взглянув на послушников, одобрительно хмыкнул и благословил будущих иноков, не забыв напомнить:
- Ино, после обеда в трапезной задержитеся.
Задержаться так задержаться, Прохор знал зачем. Святое Писание изучать да труды книжные о жизни святых старцев подвижников. О Сергии Радонежском, о святых князьях-мучениках Борисе и Глебе, да о многих. И сегодня-то как раз день мученицы Акулины, Акулины - вздерни хвосты, как ее называли. А потому так кликали, что в это время оводов да слепней в воздухе кружило тучами. Незнамо как и пасти скотинку - на поле оводы да мухи, в лесу комары, вот и тощали коровушки, сбавляли удои. За неделю до Акулины сеяли гречиху, вот и в этот год посеяли, что осталось, - мало, да все в руце Божией. В монастырской трапезной сегодня, по обычаю, варили кашу для нищих - коих многонько набралось уже, не только свои, тихвинские, но и из московских земель, от голода да мора убежавшие.
Дожидаясь каши, нищие смирненько сидели на заднем дворе, время от времени крестясь на луковичные купола собора и кланяясь всем встречным-поперечным.
Прохор, проходя мимо, улыбнулся:
- Без хлеба да без каши ни во что труды наши! Как на Москве-то, православные?
- Плохо, мил человек, голодно, спаси Господи!
Нищие снова закрестились, запричитали, закланялись.
Подойдя к собору, Прохор вдруг увидал старых знакомцев - приказа каменных дел дьяка Мелентия и с ним - тонника Анемподиста, белоголового, высокого, сильного. Тонник, похоже, в чем-то помогал дьяку, поскольку не отставал от него ни на шаг, на поясе имел чернильницу, а через плечо - суму, из которой торчали какие-то пергаментные свитки. Интересная карьера получается у этого Анемподиста: был себе тонником, разводил для обители рыбу, а ныне - на тебе, при дьяке. Как же так получилось, что архимандрит его отпустил? Дьяк ведь по государеву делу здесь - сегодня Тихвинские монастыри осматривает, а завтра возьмет да уедет куда-нибудь в Новгород, Ладогу, Орешек или вообще в Копорье. Иванко, кстати, наказывал докладывать обо всем подозрительном. Разобраться бы вот только: тонник в помощниках у дьяка - это подозрительно или нет? Впрочем, чего тут подозрительного? Анемподист-тонник - инок грамотный, его-то архимандрит и дал в помощь дьяку Мелентию, тем более что они знакомы - чернец и дьяк.
Прохор решил даже подойти к Анемподисту поближе - отойдя от дьяка, инок как раз разговорился с каким-то монахом. Странная беседа была для чернецов - о каких-то нарядах. Куда им наряжаться-то?! Ряса да власяница - вот для чернеца самый пристойный наряд. Прохор придвинулся поближе, хотел понезаметнее, а получилось как всегда - ну-ка, этакого-то молодца да не заметить?! Тут уж совсем слепым надо быть.
